Ата Дурдыев - Сколько нам еще жить?..

…Чем ближе они подходили к запретному месту, тем сильнее боролись в душе Бекмурада два чувства: желание получить третью часть заветного мешочка и страх! Говорят, пограничники стреляют без предупреждения… Застрелят, а потом разбирайся было предупреждение или нет? Что толку от этого, если ты уже станешь гостем аллаха! Все медленнее и медленнее становились его шаги. Неожиданно пришла мысль: «А что если отстать, а когда отец и брат благополучно перейдут границу и все будет спокойно — идти и самому… Пожалуй, так безопаснее будет. А если напорются на дозор или секрет, тогда можно и удрать назад. В такую ночь сам шайтан не разберет, сколько их было: двое или трое…» Приняв такое решение, Бекмурад стал постепенно отставать от отца и брата…

Граница была где-то совсем рядом. Все осторожнее, вкрадчивее становились шаги старого Овеза. Он боялся камней. Много они могут шума наделать, если попадутся под ноги. Ох, сколько же их здесь! Наступи на один, он рухнет и потянет за собой остальные и так загремят — не то что пограничники, все собаки в селе всполошатся! Каждый шаг он проверял, ставил ногу осторожно, будто собирался на стекло ступить. Но, слава аллаху, пока все шло хорошо. Оставалось совсем немного. Чувствовал, что следом неслышно крадется Клычмурад, стараясь не отстать и в то же время не наступая на пятки. Знал, что за старшим сыном так же неслышно идет и Бекмурад. Прошли еще немного и, облегченно вздохнув старый Овез, ухмыльнулся: «Спать надо поменьше, кизыл-аскеры!.. Прозевали нас…»

И в ту же секунду в небе неожиданно вспыхнул мертвенно-бледный свет ракеты и властный голос прогремел:

— Стой! Ложись!

Свет был таким ярким, что высвечивал каждую травинку, каждый камушек. Но ни один из нарушителей не подчинился приказу. Овез и Клычмурад рванулись вперед. Бекмурад, который значительно отстал от них, на какое-то мгновение опередил ракету и упал в высокую траву до ее вспышки…

Каким бы коротким не был свет ракеты, но его было достаточно, чтобы пограничники разглядели двух нарушителей. Когда они, не подчиняясь окрику, кинулись бежать к границе, Улан сделал предупредительный выстрел. Нарушители продолжали бежать, и тогда винтовку вскинул Алексей. Последнее, что он успел заметить в меркнущем свете, это то, что один из нарушителей упал, словно споткнувшись о невидимую преграду… Всего несколько шагов оставалось ему до границы и остановить его могла только пуля…

…Всю ночь завывал за окнами ветер, шумел дождем по крыше, стучал ветками деревьев в стекла. И с каждым ударом испуганно вздрагивал Бекмурад, хотя и надеялся, что ветер и дождь надежно скроют следы. Больше всего мучала неопределенность: удалось ли отцу и брату уйти? Что стало с мешочком? В кого стреляли пограничники? Может, выстрелы звучали, когда отец и брат были уже за линией границы?.. Тогда отец разделит содержимое мешочка на две части, а он, Бекмурад, на всю жизнь останется голодранцем, хотя, нет! ковры будут его: чудесные текинские ковры, каждый из них — золото. Да и скот — теперь его. Одежда, посуда, дом — все это теперь его!.. Но тут же боязливая мысль подавила радость: а что если отец и брат вернутся: почему отстал? От таких мыслей скрежетал зубами, с силой бил в подушку кулаком. А ночь все тянулась и тянулась и не было ей конца…

Едва рассвело, в ворота раздался громкий, требовательный стук.

— Где отец и брат? — сурово спросил начальник заставы, коренастый мужчина с усами цвета спелой пшеницы.

— Не знаю… С вечера ушли к дальним отарам, — развел руками Бекмурад.

— Когда вернуться обещали? — пытливо вглядываясь в Бекмурада допытывался начальник заставы.

— Ай, ничего не сказали. Никогда ничего не говорят, — стараясь унять внутреннюю дрожь, выдохнул Бекмурад.

Обыскав дом и двор, пограничники ушли.

А день между тем разгорался. Ушли тучи, быстро подсохли лужи и от ночного ненастья ничего не осталось. Словно и не было его. Хорошо, если бы вот так же могло быть и с чувствами человека!

Шли часы, все тревожнее становилось ожидание беды, а в том, что она произошла, не было никакого сомнения.

Время приближалось к полудню, когда пришли председатель сельсовета, длинный, как складной метр, мужчина, с тяжелым, крепким подбородком, молодой усатый милиционер с наганом в желтой кобуре, двое стариков в черных тельпеках.

Когда обменялись традиционными приветствиями, председатель хмуро сказал:

— Запрягай лошадь, Бекмурад…

— Зачем? — упавшим голосом спросил Бекмурад и почувствовал как быстрыми толчками забилось сердце, кровь прилила к щекам.

— Отца с заставы привезти, — опустив голову, произнес председатель, — за кордон хотел уйти… Застрелили его… А Клычмурад ушел…

— До заката солнца похоронить надо, — грустно произнес один из стариков, — прими аллах душу Овеза… Джиназу прочитаем…

Завыли, запричитали женщины — горе пришло в дом. Эхом откликнулись им, надрывно заплакали в соседних домах…

…Отец лежал во дворе заставы на составленных скамейках в тени деревьев. Лучи солнца, пробиваясь сквозь листву, светлыми бликами падали на восковое лицо с уже заострившимся носом. Белая, всклоченная борода прикрывала грудь.

— В сердце пуля попала, — заметил тихо милиционер, — сразу умер.

С окаменевшим лицом подошел Бекмурад к отцу, встал на колени. Стоял долго. Потом расправил осторожно бороду, поправил халат. «Мешочка нет, — пронеслось в голове, — обыскали, конечно, забрали все… Будьте вы прокляты!» Еще тяжелее стала боль, еще сильнее придавило горе. Понимал, что это из-за него ушел отец из жизни. Бережно перенес тяжелое тело отца на двухколесную арбу, подложил под голову тельпек, прикрыл своим халатом. Взяв под уздцы лошадь, медленно пошел к воротам…

Свободные от нарядов пограничники молча наблюдали безрадостную картину. Они хорошо знали и старого Овеза, и его сыновей. Понимали, что Овез — нарушитель, враг, но разве горе сына меньше от этого? Вместе со всеми стоял и Алексей. Это его пуля сразила степенного, уважаемого в селе человека, принесла горе семье. Никто его не обвинит, он действовал по уставу. Но где-то в самой глубине души ему было жаль Овеза… Может, следовало промазать? Хорошо было бы задержать их живыми: но не сумел он этого. Значит плохо службу несет…

«Я всегда готов по приказу Советского правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик, и, как воин Вооруженных Сил СССР, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами».

Боль особенно донимала по ночам. Андрею казалось, что он все еще в кабине и никак не может вытащить женщину. А пламя прожигает насквозь и острыми иглами впивается в сердце. Боль обволакивала тело, лишенное кожи, покрытое струпьями, уже успевшими почернеть. При резком движении они лопались и в трещинах показывалась розовая сукровица…