Ата Дурдыев - Сколько нам еще жить?..

Особенно пострадали руки и грудь. Досталось и лицу, что беспокоило больше всего… Андрей никогда не считал себя красавцем, а вот что будет, когда выйдет из госпиталя?.. Представлялись рубцы, стягивающие розовую, как у поросенка, кожу, шрамы на лбу и подбородке. От такой «мужественной красоты» не то что люди — лошади шарахаться будут!

От таких мыслей становилось муторно на душе, и тяжелая тоска наполняла каждую клеточку измученного болью тела…

…Военный вертолет доставил их в город, где женщину поместили в областную больницу, а его в военный госпиталь. Здесь он узнал, что она пострадала меньше, но задержись он на минуту, она бы неминуемо задохнулась дымом. Случай сыграл с ним удивительную шутку: спасенной оказалась мать Айнур… Андрей был рад, что благодаря его вмешательству страшная беда миновала девушку, и в то же время чувствовал себя неловко, могли подумать, что, спасая мать Айнур, он хотел тем самым вызвать благосклонность красавицы-туркменки.

Окно палаты выходило на небольшой бассейн во дворе госпиталя и лучи солнца, отражаясь от его поверхности, падали на потолок. Андрей часами лежал на спине и наблюдал за таинственной и замысловатой пляской светло-желтых пятен. Они дрожали, сливались друг с другом, трепетали, словно пламя свечи, готовое потухнуть, чтобы вновь возникнуть в другом уже очертании, не на миг не оставаясь в покое.

Сосед Андрея по палате, курносый, с круглой как футбольный мяч, головой, сержант-пограничник, раненный в плечо, был парнем веселым и предприимчивым. Выяснив «обстановку» — этим сугубо пограничным словом сержант называл любое отклонение от нормальной жизни заставы, будь то нарушение границы или зубная боль у замполита, сержант спросил:

— Слышь, Андрейка, а у женщины, которую ты спас, дочери есть?

— А что? — ответил вопросом на вопрос Андрей.

— Как что! — воскликнул сержант, — пусть отдает за тебя самую красивую! Если, конечно, она тебе понравится…

— А я ей? — машинально вырвалось у Андрея.

— Не имеет значения! Сейчас девчат много, а ребята в дефиците! Особенно пограничники — самые верные и самые симпатичные женихи!.. После первого года отпуск мне дали краткосрочный. Ну, приехал к себе в Четыровку — жених на горизонте появился! Я до армии ни с кем из девчат не дружил и чтобы кому обещать — это ни-ни… Идешь вечером при полном параде по улице, а тебя будущие тещи приглашают то на чай, то на пироги… Зашел как-то к одним и что удивило, отродясь такого не видел: все у них в чехлах! Стулья, диван, пианино, телевизор… Шифоньер открыла — и там, гляжу, все тоже в чехлах. Мешки такие полиэтиленовые висят разного цвета. Ну, думаю, сейчас она и меня в чехол запрячет и в шкаф. В хозяйке килограммов сто, не меньше. Я хоть жилистый, но одолеет, думаю меня, весом возьмет. Хозяин потом пришел — маленький, дохлый, а шея длинная, тонкая и кадык, как кулак. Такого ей в чехол посадить — плевое дело! Наверное, приучила — сам залазит… Почему у них все в чехлах, может объяснишь?

— Не знаю, — чистосердечно признался Андрей, — наверное, чтобы вещи не пылились, ну, и моль не жрала…

— Так деревенские же! Их у нас так и зовут — чехольщики. В городе они у кого-то подсмотрели чехлы эти, вот и подражают! Дочь у них Верка, рыжая-рыжая, ну, как огонь… И в веснушках, словно маляр над ней кистью с желтой краской тряхнул. Отмыться не может… мыла такого нет! Веселая, начнет плясать — половицы в клубе гудят… Вместе в школе учились, ничего девка, хотя и рыжая… Чехольщицей ее дразнят. Верка — чехольщица! Звучит?

— Пожалуй, лучше будет Гришка-чехольщик, — улыбнулся Андрей.

— Очумел, да? — подскочил сержант, — да чтобы я… Что на ней свет клином сошелся? Да ты знаешь, какие у нас девчата! Приезжай, посмотришь, упадешь — и не встанешь… Понял, сибиряк?

— Все равно они тебя в чехол посадят!.. Между прочим, чехольщиков я видел. Как-то к нам делегация иностранная приезжала, то ли поляки, то ли немцы. Снег, мороз, ветер, а они в кепках, на ушах — чехлы теплые… Вот уж, смехота!

Сержант рассмеялся, потом, серьезно спросил:

— Ты домой сообщил?..

— Нет… Мать с сестрой сразу примчатся. Знаю их. Мне слезы на нервы действуют. А ты?

— Зачем беспокоить, если обстановка нормальная? Живы? Живы! Здоровы? Здоровы! А что еще надо?.. Пишу, что все в порядке. После демобилизации хочу в училище поступать, в пограничное. Понимаешь, Андрей, понравилась наша служба. Хотя и пулю заработал… Не знаю, может она и решила выбор… Понял, как непросто покой людей охранять!

— А я надумал в автодорожный институт двинуть… Машины люблю. У нас это семейная традиция, — сообщил Андрей.

— Дело хорошее, — согласился сержант, — сейчас без машин никуда!

Осторожно неся на перевязи перебинтованную руку, он подошел к раскрытому окну и, присел на подоконник.

Андрей тоже поднялся с кровати, сунул ноги в тапочки, прошелся по палате. Неловко повернулся и тут же острая боль пронзила грудь. Он поморщился и постарался думать о чем-нибудь отвлеченном. Знал уже, стоит только сосредоточиться на боли: она сразу станет острее… Стал ходить по палате медленно делая повороты. А мыслями обратился к Айнур…

В окно Гриша увидел во дворе двух девушек-туркменок и стройного паренька в форме пограничника. Девушки были в ярких национальных платьях, доходивших до щиколоток.

— Андрей, иди-ка сюда! — позвал сержант.

Узнав Айнур, Андрей почувствовал прилив такой радости, что она переполнила все его существо, живительным бальзамом выплеснулась на боль и враз уняла ее… Айнур! Он ждал ее ежедневно, ежечасно. Она не раз приходила в маленькую палату. Но было это только в те короткие моменты, когда боль отпускала и он забывался в тревожном сне… Он видел ее во сне — тихую, молчаливую, таинственную, как лунный свет…

— Ты посмотри на ту, что повыше, — как сквозь сон слышал он голос сержанта. — Вот это девушка! Настоящая горная козочка! А какая стройная… А косы-то, косы! В руку толщиной, и длинные… Вот это красавица! Ну, что ты молчишь? Язык отнялся или обалдел?..

— Я ее знаю, — после долгого молчания прошептал Андрей.

— Что? — недоуменно протянул сержант, — ты знаешь ее?

— Это дочь той женщины, — вздохнул Андрей. — Айнур ее звать, свет луны по-туркменски…

Сержант хотел что-то сказать, но видимо раздумал и только махнул здоровой рукой. Потом стал быстро заправлять койки, прибирать на тумбочках. Андрей не мог понять, почему этот словоохотливый парень замолчал? Одну единственную фразу только и произнес, подойдя к Андрею и внимательно взглянув в глаза:

— Ну, сибиряк, удивил ты меня…

Первое, что увидела Айнур, войдя вместе с Гозель и Ширали в палату, были бирюзовые глаза Андрея. На миг ей даже показалось, что она растворилась в их синеве и ничего от нее не осталось. Ей вдруг захотелось смотреть в них долго-долго… Вспомнилось, как они с Гозель поинтересовались у Ширали, почему у его друга такие глаза? Художник долго молчал, потом заявил, что Андрей родом с Енисея, вода в котором очень синяя и чистая. «Говорят, что если в детстве долго смотреть на нее, то глаза у человека становятся синими-синими… А Андрей жил на берегу этой могучей сибирской реки», — закончил свое пояснение Ширали.