Дарья Прокопьева - Жемчужный узел

Она уже готова была сорваться с места, но отец удержал, сжал крепко-крепко её предплечья:

– Постой, дай на тебя наглядеться!

Лизавета удивлённо посмотрела снизу-вверх. Отец глядел на неё в ответ с какой-то непривычной нежностью и словно бы не мог наглядеться. Нет, он и раньше смотрел на неё исключительно с любовью – но теперь тёплые чувства будто смешивались с какой-то… грустью?

– Всё хорошо? – осторожно поинтересовалась Лизавета.

– Да, конечно! – он ответил слишком поспешно. – Просто не могу поверить, как же ты у меня выросла! Кажется, всего пару лет назад вот такая по дому бегала, в куклы играла, а теперь – девица на выданье! Смотрю, и каждый раз удивляюсь!

Смущённая, Лизавета заправила прядку за ухо. Она не знала, что на это ответить: простое «Я тебя тоже люблю» в голове звучало слишком обыденным, привычным и никак не выражало всю гамму чувств, таившихся в груди. Впрочем, отвечать и не пришлось.

– А с женой не желаете поздороваться? – это маменька возникла на пороге.

– Желаю, конечно желаю! – напоследок сжав Лизавету за плечи, отец отстранился. – Я, вон, и подарочек тебе привёз, да какой! Увидишь – будешь диву даваться! Такого в наших краях-то и не сыскать!

– Да прям-таки не сыскать! Ты-то ведь тоже не за тридевять земель катался!

– А всё же удивить тебя смогу. Да уж, так удивлю, что мало не покажется…

Так, то ли споря, то ли воркуя, они месте вышли из прихожей, оставив Лизавету позади и в лёгком недоумении. Право слово, отец вёл себя очень странно! А вот маменька была в своём репертуаре – Лизавета порой даже задумывалась, так ли уж она любит отца. Или, может, любила когда-то, но чувства с годами угасли и любовь сменилась терпением?

Вздохнув, она направилась вслед за родителями. Те нашлись в гостиной: отец сел в любимое кресло, маменька – прямо напротив. На столике между ними уже дымился изящный чайник, а рядом стояли две кружки, будто бы намекая – Лизавете здесь было не место.

– Дорогая, прости, но не могла бы ты дать на с мамой минутку? – заметив её краем глаза, отец повернулся, посмотрел извиняющимся взглядом. – Есть некоторые новости, которые я бы хотел обсудить только с ней.

– Да, конечно, – чувствуя себя ещё более растерянной, Лизавета отступила.

Не так уж часто родители просили оставить их, чтобы посекретничать. Порой ей вообще казалось, что у маменьки с отцом не осталось никаких тайн – такой простой, безыскусной была их жизнь. Маменька целые дни проводила за чаепитиями и тем, что называла обсуждением новостей. Отец жил работой: если не ездил куда-то с товаром, то запирался в своей конторе с бумагами о купле, продаже и займах.

Конечно, у обоих были постыдные увлечения – маменька не гнушалась провести вечерок за бульварным романом, отец порой прикладывался к бутылке, но всё это казалось сущими мелочами. И вот, нате вам, появились какие-то секреты!

Лизавета, поражённая и, признаться, слегка возмущённая, быстро прошла из одного угла своей комнаты в другой, потопталась там и развернулась обратно. Она мучилась непониманием, ожиданием и смутной надеждой на то, что в итоге ей расскажут о предмете этого тайного разговора. Хотя нет-нет, а всё же думалось порой – может быть, лучше бы не рассказывали, чтобы их жизнь по-прежнему виделась такой простой и безынтересной.

Растерянная пуще прежнего, Лизавета беспомощно села на кровать. Потом подскочила, зажгла стоявшие то тут, то там свечи. Комната наполнилась тусклым, неровным светом, от которого сомнения и подозрения Лизаветы только усилились.

– Нет, ну что может случиться! – забормотала она себе под нос. – Батюшка ездил в деревню, отвозил товары… может, его ограбили? Да нет, он выглядел целым и невредимым. А может, обманул кто? Сунул фальшивую монетку, а батюшка сразу и не понял… Хотя он столько уже в этом деле, наверняка его непросто обмануть. Но если рассчитались не деньгами, а драгоценностями? Впрочем, откуда драгоценности у деревенских…

Идеи кружили в её голове, словно рой пчёл, и скорее раздражали своим гудением, чем успокаивали. Надеясь утихомирить мысли, Лизавета подошла к окну, отворила створку. Снаружи пахнуло тяжёлым, влажным, чуть сладковатым воздухом – будто дождь скоро пойдёт. Лизавета вдохнула его полной грудью, но легче не стало. Отвлечься тоже было не на что: день клонился к концу, все дела во дворе были давно закончены, даже слуг уже наверняка отослали домой. Может, и родители уже ушли спать, думая, что утро вечера мудренее – а Лизавете всё можно рассказать и спозаранку.

«Да нет, не может быть», – покачала она головой. Но всё же решила проверить: осторожно, чтобы не скрипнула дверь, выскользнула из комнаты и прокралась к лестнице на первый этаж. Перегнулась через перила, прищурившись. Вот! На полу лежала тонкая, еле различимая полоска света. Голосов не было слышно, но свет проникал из малой гостиной, где она оставила маменьку с отцом. Значит, до сих пор беседовали.

О чём же можно так долго говорить, недоумевала Лизавета, возвращаясь обратно в спальню. Предположения становились одно хуже другого: Лизавета даже припомнила, как один из местных купцов разорился несколько лет назад. В постель она легла взволнованная, безо всяких мыслей о сне.

До последнего Лизавета ждала, что вот сейчас раздастся стук, дверь откроется, матушка сядет на край кровати и всё объяснит. Но этого так и не произошло.

Наутро Лизавета сразу же поняла: что-то не так. Достаточно было просто зайти в обеденную, где в полной тишине сидели родители, разделённые длинным дубовым столом.

Обычно за завтраком они пускай неловко, но разговаривали. Маменька рассказывала, кому из знакомых сегодня нанесёт визит. Отец согласно мычал, методично пережёвывая какую-нибудь кашу. Потом они менялись: отец с энтузиазмом планировал грядущий день, а маменька натянуто улыбалась, пытаясь притвориться, что ей это интересно. Лизавета же глядела то на одну, то на другого, гадая, ждёт ли её такое же или всё же счастливое замужество.

Тишина была подозрительной. Если родители молчали, это означало, что они о чём-то повздорили. А если при этом они не стреляли друг в друга раздражёнными взглядами – значит, ссора вышла очень, очень серьёзной. И сегодня был именно такой случай.

– Доброе утро, – засомневавшись было, всё же пожелала Лизавета.

Отец угукнул, не отрывая взгляда от тарелки. Маменька всё же посмотрела на неё, вымученно улыбнулась в знак приветствия, и снова принялась за еду. Лизавета замешкалась, не уверенная, хочет ли завтракать в такой обстановке.

– Присядь, – заметив её колебания, всё же заговорил отец.

Не послушаться было нельзя. Скрепя сердце, Лизавета прошла вглубь комнаты и заняла своё место за столом – строго посередине между сидящими друг напротив друга родителями. Маменька тяжело, показательно вздохнула.