Мария Родионова - Земля белых волков

Дом был уже окончательно подготовлен ко сну: одеяла лежали рядом с кроватями, шторы были завешены, а все окна – наглухо закрыты. В лёгкой панике юная О’Фаррелл перемещалась из комнаты в комнату, дёргая шторы туда-сюда и хлопая окнами. Пару раз она спускалась в подвал – проверить еду на весну. Во время сна организм не требовал ни пищи, ни воды. Все естественные процессы замедлялись. Зато после пробуждения требовалось огромное количество полезных веществ для возращения в привычное состояние. Аристократы в удобстве себе, конечно же, не отказывают, поэтому для них готовились специальные блюда, распределённые по дням недели на весь март. Лилит обвела взглядом запасы и подумала, что теперь будет с доктором Нильсоном зимой.

К вечеру отец не выдержал и, выскочив из дома, быстрым шагом направился к выходу из города. Напряжение после этого стало почти невыносимым. Брат с сестрой уселись в гостиной. Лилит перебирала пуговицы, которые нашла на чердаке, а Вилл смотрел на это стеклянным взглядом, не притронувшись к книге, которую принес с собой. Они так толком и не поговорили после возвращения. За окном всё ещё бушевал ветер, и ветки неприятно царапали окно. Мальчик пару раз вздрогнул от неожиданного скрежета.

– Противная погода, – скривилась девушка, раскладывая пуговицы по цвету.

– А мне нравится, – задумчиво ответил мальчик. – По крайней мере, лучше, чем тишина. В ней бы только повеситься, – он сказал первое, что пришло на ум, но сестру всё же разозлил.

– Не говори так! Больше никогда! Нашёл тему, – она вздохнула. – И почему мы такие разные, – её голос прозвучал печально.

Ветка снова ударила в стекло, заставляя детей сжаться. Холодный ветер, проникший из дверной щели и стелющийся по полу гостиной, морозил ноги.

– Неправда. Просто я более честен перед самим собой, – огрызнулся брат.

– Не говори со мной таким тоном, понял? Я, знаешь ли, о тебе беспокоюсь. Как бы ты ни воспринял ту гадалку всерьёз, – она нахмурила брови.

– Всерьёз или не всерьёз – моё дело. Хоть ты не пытайся залезть ко мне в голову. Твоя забота мне не нужна. Тем более, просто на словах, – он знал, куда колоть. – Вечно перед зимним сном одно и то же. Нечего и начинать этот разговор.

И Лилит замолчала. Она не знала, как нужно правильно заботиться. На уроках такого не рассказывают. А в их семье с этим вообще тяжело. Каждый сам себе на уме, и заботится так, как сам это понимает. Да уж, подумала девушка, говорить и правда не о чем.

Они просидели в гостиной до поздней ночи, пока дверь не заскрипела, впуская внутрь людей вместе с промозглой погодой. Дети вскочили, но их резким жестом отправили по комнатам. Ни слова больше не раздалось в доме до самого утра.

***

Зимний сон висел над страной неизлечимым проклятьем уже более трёх веков. Пуская корни, оно разрасталось со страшной силой, подчиняя своей воле всё больше и больше людей. Даже боги ничего не смогли с этим поделать. В конце концов, страна потеряла слишком много рабочих рук, чтобы иметь способность прокормить себя зимой. Тогда королём было вынесено решение разработать препарат, ускоряющий распространение болезни, то есть помогающий организму погрузиться в длительную спячку. Так можно было избежать раскола в обществе.

Препарат изготавливался по особым технологиям, известным только самым искусным мастерам. Некоторые говорили, что на основе трав, другие – масел. Шла речь и про магию. Однозначного мнения не было, так как эти самые мастера не распространялись о способах приготовления. Знание дозировки было основополагающим. От самых первых неумелых экспериментов страна медленно перешла к необходимости врачебного образования. Многие целители, занимающиеся траволечением, спешно переучивались на мастеров, чтобы получать больше денег. Стариков, детей и особо нервных к работе не допускали. У аристократов в обязательном порядке был свой доктор, который знал особенности организма каждого члена семьи. Ведь при недостатке препарата человек мог проснуться раньше срока, при профиците – не проснуться никогда.

Сначала использование препарата носило лишь рекомендательный характер: каждый был вправе решить сам, засыпать или нет, и, в случае отказа, полагаться зимой только на себя самого. Однако чем дальше распространялась эта болезнь, тем больше страха у людей вызывало зимнее время года. Стали появляться различные, ранее неведомые этому миру, существа, бродившие по земле и нередко нападавшие как на скот, так и на людей. Из года в год увеличивалось число странных исчезновений. Однако спящие никогда не пропадали.

Исходя из всего этого, король издал закон, обязующий всех, кого болезнь еще не настигла естественным путем, стимулировать ее препаратом. В конце концов, человеческими устами проклятье было превращено в великое чудо, спасшее народ от жуткого «белого мира». На несогласных начались гонения. Даже знатные дома не смогли отказаться. Разве что один…

***

Утро наступило неожиданно, потому что солнце отказалось выглянуть из-за туч. Юная О’Фаррелл недовольно потянулась, ощущая сонную тяжесть. Доктор Нильсон должен был прибыть около восьми, но теперь это не имело значения. Оставалось только догадываться, что теперь будет.

– Лилит, ты проснулась? – монотонным голосом, но достаточно громко спросила миссис О’Фаррелл, поднимаясь на второй этаж. – Иди в комнату Виллема.

Быстро заплетя косу, которая уже доставала до локтя, девушка надела белое до пола платье с кружевными оборками по краю подола. От плеч по рукавам тянулась полоса голубой ткани. В народе довольно быстро прижилась традиция надевать на зиму одежду определённого цвета. Каждый цвет выражал ожидания человека в будущем году. Зима считалась временем отдыха, возможностью набраться сил для плодотворной работы.

Белый чаще всего являлся символом чистоты, нового начала. Его надевали те, кто только переступил порог молодости, чтобы после пробуждения вступить во взрослую жизнь. Голубой символизировал спокойствие и смирение. У женщин этот цвет был особенно распространён. Адриана О’Фаррелл его очень любила. Она в принципе любила традиции, поэтому платье было подготовлено заранее и лежало на кресле в комнате.

– Выглядишь, как тётя Тильда перед смертью. Такая же нарядная и с мертвенно бледным лицом, – пробурчал Вилл, когда Лилит вошла в комнату.

Она намеренно проигнорировала его слова. Это уже превратилось в традицию.

– Давайте без ругани хотя бы сегодня, – сказал отец, всё ещё пребывающий в ужасном расположении духа. Он стоял у кровати и смотрел в стену, даже не повернувшись к дочери.

Никто не заговорил о вчерашнем, но отсутствие доктора говорило само за себя. Миссис О’Фаррелл, похоже, вовсе не спала. Она впервые на памяти детей выглядела такой взъерошенной и неопрятной. Каждые пару минут её взгляд застывал на двери, словно в ожидании, что в неё вот-вот кто-то войдёт. Лилит грызла себя изнутри, желая задать повисший в воздухе вопрос, но боялась. Вместо этого она нещадно теребила юбку.