Татьяна Пулас - Любить по-гречески. К Богам за пазуху…

Мои мечты прервал внезапно открывшийся вид из окна, когда наша машина стала притормаживать в поисках парковки. Парковки не было, и баба́с, пыхтя и ругаясь, старался всунуть несчастную Хонду в небольшую щель. Все помогали, выкрикивая то «Правее!», то «Левее!», то «Стоп, назад! Осторожно!» Я не могла оторвать взгляд от неба, которое превратилось в разноцветное лоскутное одеяло. Тысячи змей, управляемые людьми, стоящими на небольшом холме, парили в воздухе! Мне не терпелось присоединиться к этому змеиному танцу, точнее присоединить наших змей. В детстве я никогда не запускала воздушного змея и ни разу не видела, как это делается, поэтому не представляла, насколько это нелегко. Поднявшись с детьми и свекром на холм, мы стали ловить ветер, подбрасывая змея. Несколько раз он падал, не задерживаясь в воздухе ни на секунду. Тогда Александрос предложил быстро сбежать вниз, при этом освобождая постепенно веревку. Не успела я еще ничего понять, как шестидесятилетний дедушка уже мчался наперегонки с дико визжавшими от радости внуками. Я за ними еле поспевала, на ходу переживая, что опять ничем не могу им помочь. Постепенно змей все-таки стал подниматься все выше и выше, пока не превратился в черно-белое пятно, размером с ладошку с пляшущим хвостом.

– Отдай, дед, это мой змей, я буду его держать! – завопил старшенький Костас, и дед с абсолютным счастьем на лице торжественно вручил внуку моток веревки.

Задрав голову я искренне, прямо как за члена семьи, гордилась нашим красавцем и его вступлением в змеиные ряды!

– Хочешь второго запустить? – спросил свекор, и предложил змея Луки мне.

Я с радостью приняла огромный бумажный пласт с изображением человека-паука. «Ну, давай, не подведи!», – прошептала я и стала разбегаться. Лука, немного поколебался, а потом побежал за мной. Змей поднимался и тут же падал. Но я не сдавалась. В какой-то момент, я поняла, что добежала до подножия горы, где не было ветра. Смекнув подвох, я развернулась и побежала назад на гору. Маленький Лука, не успевавший за мной, увидел, что я возвращаюсь и тут же сменил курс, побежав впереди меня. Вдруг веревка в руке стала дергаться резкими толчками вверх, как рыба, которая клюет, только не в воде, а в небе. Я стала быстро разматывать катушку. Спайдер-мэн рвался в небо! Он извивался в разные стороны под порывами ветра, нетерпеливо вертя своим разноцветным хвостом. Я радовалась вместе с Лукой, который сначала хлопал в ладоши, а потом потребовал у меня веревку, со словами:

– Отдай, это мой змей!

Я не без сожаления дала ему катушку, на всякий случай обмотав ее один раз вокруг пухлого запястья, и мы побежали к его деду и брату.

А в нескольких метрах от нас моя свекровь-мама́ Анастасия со своей дочерью Элионорой накрывали капот Хонды, привезенными из дома закусками. Я рванула к ним, краснея от стыда за то, что убежала с детьми, вместо того, чтобы предложить помощь там, где она была действительно к месту. «А потом еще не хочешь, чтобы с тобой обращались как с ребенком!», – начал свое дело мозговой червяк совести. Пререкаться было бесполезно, ведь правда была очевидна. Однако, я очень быстро переключилась, добежав до машины, где мама с дочкой весело о чем-то болтали, стоя перед новой живописной картиной, созданной на капоте. Словно на скатерти-самобранке появились крупные и мелкие нежно-зеленые и темно-фиолетовые оливки, алые помидоры, нарезанные полу-дольками и выложенные на огромный лист салата с чищеными свежими огурцами, толстая щупальца осьминога извилась вдоль продолговатого медного блюда и завилась задорной кудряшкой. Оранжевая запечённая фасоль в пиале, белоснежный сыр фета и тугой долма из виноградных листьев. С краю стояла белая халва. Гвоздем программы была лага́на, уже поделенная на несколько неравных частей и венчавшая центр «стола», в паре с розовым салатом-пастой «тарамáс», приготовленной из икры трески. А на крыше праздничной Хонды, как купола, гордо возвышались золотистое вино Реци́на и серебристое Узо. Когда малышня с дедом подошли к нашему «банкетному столу», мы уже ритмично жевали, стоя с вилками в одной руке, и с наполненными пластиковыми стаканчиками, в другой. Дети налетели, как голодная саранча, и стали заталкивать в рот все без разбору: осьминога с лаганой и оливки с халвой, запивая все это кока-колой прямо из бутылки. Взрослые не обращали на них никакого внимания, так как сами были очень заняты тем же самым.

Вернувшись домой, я долго не могла уснуть. Но не от желудочного спазма, как раз там, на моё удивление, было все в порядке, а от мучившего меня вопроса: Насколько все-таки религиозны греки? Что-то мне подсказывало, что запускать воздушного змея в первый день Великого Поста ничего общего с христианством не имеет. Скорей это просто традиция, некий завершающий аккорд после последнего дня карнавала. Но вот употребление той или иной пищи, в зависимости от религиозных праздников, и строгость его соблюдения, мне были крайне интересны. Я желала во всем разобраться, чтобы лучше понимать суть вещей, происходящих вокруг меня.

Эх, яйцо об яйцо! Улыбается лицо! Это Вам не сказка, скоро будет Пасха!!!

Если Греция была создана, чтобы дарить удовольствие, то Пасха в Греции, чтобы хотя бы раз в год за это удовольствие заплатить. «Безумные страдания» в период сорокадневного поста, теоретически посланные христианам в виде воздержания от мяса, а практически – переход на углеводные деликатесы, в Пасхальное Воскресенье вознаграждаются полным безумством и не редким попаданием в больницу от обжорства. Если же мясо заменяется грибами, а сыр картошкой, то качество восполняется количеством.

Всю неделю, перед Великой Пасхой, греки атакуют магазины. Начиная с супермаркетов, где опустошаются полки с продуктами и спиртным для пасхального стола, и заканчивая магазинами игрушек для своих крестников и крестниц. Так же достаются или приобретаются новые наряды для себя любимых.

В Великий Четверг вся страна красит яйца и убирает дом, натирает серебро, хрусталь на люстрах, стирает занавески, моет окна и балконы. Да здравствует Чистый Четверг! Без него в некоторых семьях все эти дела были бы отложены до настоящего второго пришествия Иисуса Христа.

В Страстную Пятницу соблюдается настоящий голод. Как тяжелоатлет перед рывком, вся страна сидит на хлебе и воде перед предстоящим «праздником живота». Такая разгрузка перед загрузкой. Поздно вечером все идут в церковь, чтобы преклониться гробнице, украшенной цветами и припасть губами к иконам.

В субботу царит траурная тишина. Запрещена энергичная музыка, а в магазинах и кафетериях звучат тихие спокойные мелодии. Где-то включают только псалмы.