Мария Фомальгаут - Осень в розыске

Хочу парировать, а что мне теперь, плакать, что ли, – тут же понимаю, что мне и правда в самую пору плакать от собственного бессилия, что я смотрю, как гибнут города, и ни черта не могу сделать…

– Взгляните…

Все так и переворачивается внутри, что ты мне суешь, что еще за картина, не собираюсь я у тебя никакую картину покупать, даже не предлагай…

– …да я вам её бесплатно отдам, – тут же парирует торговишка, – вы вот… взгляните…

Смотрю на гравюру или что у него там, что за бред, человек с четырьмя руками на улице старинного города, смотрит так, как будто видит меня сквозь гравюру, знает, что я здесь…

– Это…

– Ча Родей собственной персоной… вы понимаете, я наткнулся на это совершенно случайно… и не мог не показать вам…

Не выдерживаю:

– Сколько… сколько вы за неё хотите?

– Да я вам эту гравюру бесплатно…

– …нет… за руку?

Он называет сумму, присвистываю, думаю, а не поторговаться ли, тут же спохватываюсь, что торговаться уже поздно, надо действовать…

– Вот что… Отнесете эту руку в Первоград, оставите в ратуше… Триградом я сам займусь…

Смотрю в окно на то, что осталось от Двуграда, а ведь он верно как будто перестал разрушаться после того, как здесь появились эти окаянные руки…

…уже готовлюсь оставить руку под стеклом витрины, уже готовлюсь сказать себе, что теперь город буде спасен – когда замечаю что-то на стене, почему не видел раньше, наверное, недавно появились, гравюры, гравюры, гравюры, узнаю знакомый стиль, узнаю знакомые штрихи, что-то мне это уже не нравится…

– Откуда? – спрашиваю как можно спокойнее.

– Торговец…

Киваю, так я и думал…

– Это он вам продал?

– Нет… не продал… это он сам рисует.

Мир переворачивается у меня перед глазами:

– Ч-что вы сказали?

– Сам… рисует… талантище парень, мы у него который раз уже заказываем…

Страшная догадка так и подбрасывает меня на месте, вот ведь черт, это же надо было так опростоволоситься… В отчаянии хватаю злополучную руку, высохшую, почерневшую, бросаю в пламя очага, пропади оно все пропадом, пропади, пропади, пропади…

То, что осталось от города, окружает меня – теснее, теснее, жмется под мою защиту, как будто я могу защитить город от того, неумолимо подступающего со всех сторон. В отчаянии перебираю книги, книги, книги, как будто они могут дать мне пусть даже не ответ на все вопросы, но хотя бы какую-нибудь подсказку – нет, ничего, ничего, никто еще не сталкивался с такой напастью, как мы. Открываю наугад уже сам не знаю, что, читаю, что-то знакомое, Ча Родей, так это не выдумка, что ли, это правда, что ли, да ну вас совсем, это не может быть правдой, вот и фотография его, ага, все-таки две руки, и нечего мне тут мозги пудрить…

…помимо всех прочих возможностей у Ча Родея была уникальная способность – искривлять время и одновременно находиться в нескольких местах сразу, что позволяло ему…

Ёкает сердце.

В нескольких местах сразу…

Руки… одна, две, три, четыре, миллион…

Руки, пылающие в пламени очага…

Понимаю, что все случилось, окончательно, безвозвратно, неумолимо, обнимаю то, что осталось от города, понимаю – не сберегу…

– Вы. Гений, – говорит он.

Вздрагиваю. Нет, я-то, конечно, знаю, что я гений, но другие-то об этом не знают, чтобы вот так откровенно… Или это он всем говорит, чтобы… чтобы не знаю что, такими словами только огорошить можно.

– Вас. Не. Признают, – добавляет он. Говорит, тщательно чеканя каждое слово, видно, слова для него слишком непривычны, вот он и старается отчеканить каждое слово до блеска, чтобы видно было из соседней галактики.

Киваю. Уж с этим-то я смело могу согласиться, не то что с первой фразой.

– Вы. Непризнанный. Гений.

Снова киваю. Кажется, он понимает, все понимает, он, кто он, эфирный, бестелесный, невесомый, чуть-чуть трепещущий на ветру на вершине своей башне, которая неведомо как держится на пустоте посреди пустыни. А может, все это только иллюзия для таких вот гостей, как я, а на самом деле он совсем и совсем не такой…

– Вы. Пишете…

Киваю. Вспоминаю исполинские свитки, которые никто кроме меня даже не разворачивал, свитки, свисающие с деревьев, которые я бережно взращивал год за годом…

– Они. Не. Читают.

Мне ничего не остается кроме как снова кивнуть. Спохватываюсь, а понимает ли он кивок, или для него это наоборот знак отрицания, или для него это вообще ничего не значит. Кстати, видит ли он меня, или говорит в пустоту, сам себе…

– Вижу. Понимаю. – Кивок… – Они не такие, как вы.

Киваю. Не такие. Пускающие корни в землю, расправляющие легкие паруса, на которых они летят по бескрайним равнинам, когда вынимают из земли корни. Они вообще не понимают, что значит быть тенью, скользить по стенам заброшенных замков в свете какой-нибудь из трех лун, а иногда и всех трех.

– Вы. Хотите…

Пауза. Он ждет. Договариваю за него:

– Быть признанным.

– Это. Возможно. Прямо. Сегодня. Прямо. Сейчас.

Настораживаюсь. Не нравятся мне эти разводилы, которые вотпрямщас…

– Это знают все. Давно. Все. Вам. Только… придется…

Настораживаюсь еще больше, понимаю, что если он скажет мне понять и познать тех, корнисто-парусных, проникнуть в их мысли, начать думать, как они, стать ими – я исчезну прежде чем он начнет свою тираду.

– …огнем. Владеете?

Понимаю, что уже устал кивать, но что я еще могу сделать…

– Лесной. Пожар.

Меня передергивает, это еще зачем…

– Пожар. Горят. Корни. Горят. Паруса.

Мне становится не по себе, это еще зачем…

– …остаются. Стены. Остаются. Камни. Остаются. Тени. Ваш. Мир. Мир. Теней. Тени. Разворачивают. Свитки. Свитки. Свитки…

Понимаю, к чему он клонит, – мне становится не по себе от того, как все, оказывается, просто, проще некуда…

– …вы. Гений, – начинает он.

Начинаю понимать, что это какая-то особая форма приветствия, он говорит так всем. Мне даже становится не по себе, какой-то укол ревности, и правда, сколько их, таких, как я…

– Вас. Не. Признают.

Киваю, что мне еще остается.

– Почему… Почему?

– Ну… как вам сказать…

– Лесной. Пожар?

– Нет… еще нет.

– А когда?

– Не знаю… право же, не знаю… я думаю… успеется… все успеется.

– Поторопитесь.

– Да, да, конечно же…

– Почему… почему нет?

Этого он уже не спрашивает, этого уже никто не спрашивает, я смотрю на бесконечный список гениев, которым рукоплещет мир, каждому свой. Спрашиваю, почему среди них нет меня, спрашиваю ни у кого, даже не у себя самого.

Снова перевожу взгляд на бескрайние равнины, над которыми парят корни на парусах, паруса на корнях.