Мария Фомальгаут - Осень в розыске

– Вы представляете… он был там, где восходит солнце…

Задумываюсь, а что такого, где восходит солнце, ну да все мы туда бегали, туда, где встает солнце, встречали солнце, осторожно протягивали к нему руки, боялись обжечься, а кто-то и обжигался, потом родители обещали уши поотрывать…

– Ну, мы все там ходили… бывало… его-то за что…

– Ну знаете… человек вот так ни с того ни с сего околачивается там, где восходит солнце… как бы он чего не задумал…

– Чего… задумал?

– Ну, знаете… так и солнце погасить недолго…

– …видите ли… – он долго мнется, смотрит то на меня, то куда-то в пустоту, как будто видит что-то невидимое, а то и вообще несуществующее, – видите ли…

Жду, что он скажет, он ничего не говорит, так и хочется спросить у него, а вы точно психолог, или кто вы вообще…

– Видите ли… Арчибальд этот… такой человек… очень редкий тип людей…

Снова пауза, которая кажется бесконечной.

– …если начать его в чем-то обвинять, он и правда поверит в то, что он это сделал… вот как с убийством жены…

Он замолкает, снова смотрит на что-то невидимое – понимаю, что это еще не все, что будет сказано многое, очень многое…

– …и начинает верить в это так сильно, что все эти вещи действительно начинают сбываться…

Меня передергивает, кажется, я ослышался, это просто не может быть правдой, не может, не может, а как иначе объяснить происходящее…

– Вот черт…

– Вы… откуда вам это известно?

– Пару раз я уже сталкивался с ним еще в его детстве, родители подозревали, что он не то украл, не то разбил какую-то вазу, потом вазу нашли… и видели бы вы лица родителей, когда ваза сама по себе разлетелась на тысячу осколков и исчезла… потому что он признался и так, и так, что украл вазу, и что разбил её…

Холодеет спина, понимаю, что дело нешуточное, бормочу привычное – могу я воспользоваться вашим телефоном…

– Пожалуйста.

Подзываю телефон к себе, тц-тц-тц-на-на-на, телефон подбирается ко мне нехотя-нехотя, кусает, больно, сильно, вот чер-р-рт…

Все-таки снимаю трубку, набираю номер:

– Да, это я… да… немедленно отпустите Арчибальда… немедленно… он ни в чем…

– …но он сознался.

– В чем… сознался?

– Что хотел погасить солнце… более того, даже сказал, что уже погасил солнце…

Выпускаю телефон, бросаюсь прочь на улицу скорее к зданию полиции, еще надеюсь успеть…

…а дальше пора свадеб начинается, ну, пора свадеб – это святое, невесты женихов выбирают, присматриваются, приглядываются, ну еще бы, это же один раз, и на всю жизнь. Те, которые выбрали уже, подсказывают, нашептывают, как выбирать, что искать, на что смотреть, кому дать шанс, а на кого даже и не оглядываться. Ну, еще бы, это же на всю жизнь, покидать родную землю, родное солнце, бестелесной мыслью лететь через звезды, опускаться на чужие земли, искать голову, в которой можно загнездиться, проклюнуться, прорасти строками, «укрывает белые врата снег, что не растает никогда…» Вот и смотрят невесты, вот и ищут достойных женихов, которые голову эту обеспечить смогут, а то и не одну, и не две, а то и миллионы и миллионы…

Нет, это понятно, что всем хочется все и сразу, чтобы вотпрямщас, чтобы опустилась невеста на чужую незнакомую землю под чужим незнакомым солнцем, огляделась – а там уже и готово все, и города построены, и люди по городам ходят, и какой-нибудь беспокойный ум ищет мысль – такую, какая просто так сама по себе не появится на юной земле, такую, которая может только спуститься извне, из миров настолько древних, что только они и могут породить такие мысли. Это-то все понятно, что каждой мысли хочется так, опуститься на готовенькое, вытянуться строками на бумаге или там на чем…

Только что не бывает все и сразу – это-то тоже понятно, это таких женихов один на миллион, если не на миллиард, у которых все готовенькое в наследство осталось или еще как, даже не хочется говорить, как именно. А то бывает такое, видят невесты – завидный жених, при земле, и все-то на земле есть – а потом бац, заглянут в какую-нибудь комнату, в которую заглядывать не велено, и что думаете, а там труп предыдущего хозяина, которого завидный жених-то и укокошил, чтобы землей завладеть. Ну тут понятно, что и сама невеста туда же отправится, а нечего заглядывать куда не попадя…

А так-то чаще женишки послабее встречаются, ну как послабее – земля есть, ну как без земли-то, только на земле еще и нет ничего толком, так, трава-мурава, и лазают по деревьям какие-нибудь, которые не то что мысль поймать – даже простое два плюс два сложить не могут. Ну да ничего, умные-то мысли, они умные, они понимают, что все и сразу не бывает, – бродят, неприкаянные, по пустошам, ждут, когда пастухи в соломенных хижинах построят каменные города, сложат из веток и шкур первые неумелые крылья, запустят первую же и неумелую же паровую машину, пустят по рельсам что-то пыхтяще-тарахтящее, посмотрят на звезды – не так, мечтательно, а по-настоящему, как следует, высчитывая первую космическую скорость… Вот там-то и мысль проклюнется, осторожно коснется умов – мысль из других миров, слишком древняя, чтобы родиться на этой земле.

Но тут, конечно, не всякий жених из необжитых степей сделает города и крылатые колесницы, тут невестам смотреть надо – кто и правда денно и нощно трудится, обтесывает камень, обжигает черепицу для крыш – а кто так, только языком трепать умеет, рассказывать, как тут будет у него через века и века. Конечно, и такое бывает, что вроде трудится жених в поте лица, а ничего у него не складывается, хоть ты тресни. С таким тоже каши не сваришь, куда деваться…

Только не про это сейчас.

Не про это.

А вот про что…

А мысль-то, мысль-то что учудила, слышали? Какая мысль? Да обыкновенная, ну то есть, не бывает их обыкновенных, ну вы её все знаете, эта… а какая эта, мы вам не скажем, потому что эту мысль еще не подумал никто. Ну, так вот, видали, что она учудила-то? Нет, это ж надо ж было, к ней кто только не сватался, а она кого выбрала? Кого выбрала, спрашивается? Вот это ж надо ж было удумать-то, а? к ней же кто только не сватался, там же мысль, это всем мыслям мысль, а тут нате вам, выбрала себе тоже…

Он же…

Этот же…

У него же нет ничего, ну как ничего, ну то есть земля есть, но то земля, а на земле-то вообще мертвая пустыня, окруженная первозданным океаном, подернутая туманами, сквозь которые еле-еле пробивается безымянное солнце…

Ну, другой бы жених стал бы обещать с три короба, что вот скоро-скоро, вот сейчас-сейчас, подожди еще немного, и по улицам городов зашагают прохожие… А этот – ни словечка, ни полсловечка, только молча перебирает что-то в волнах первобытного океана, что когда-нибудь заплещется первозданной жизнью и выберется на сушу, а может, нет, кто его знает, может, будут глубоко на дне океана темнеть исполинские мегаполисы, чуть подсвеченные фосфоресцирующим сиянием…