Светлана Савиных - Дурий из Дуракии

– Иди сюда! Скорее!

Когда вошёл в комнату, то первое, что бросилось в глаза, это стены, сплошь заставленные стеллажами с книгами, огромный резной дубовый стол и высокое кресло, рядом с мраморным камином, ярко освещавшим комнату, с окнами, плотно закрытыми шторами. Зачем жечь камин и закрывать шторы, когда на дворе летний солнечный день? Скрипнула потайная дверь рядом с камином, целый стеллаж отъехал в сторону и из проёма вышел к столу маленький сухонький старичок в бархатном синем кафтане, следом, та самая юркая девчонка. Окинув меня жёстким взглядом, он развернулся к ней и буквально рявкнул скрипучим голосом.

– Какого чёрта, здесь эта шантрапа? Сколько раз говорил, что не буду лечить всех, кого ты впускаешь!

– Но ведь у него есть деньги!

– Да, какие у него могут быть деньги!

Оборотясь ко мне, бросил.

– Сколько у тебя?

Проникшись сочувствием к девчонке, загреб побольше монет в кармане и высыпал ему на стол.

С презрением глянув на медяки и поковырявшись в них длинным тонким пальцем, словно пересчитывая, он ехидным голосом проскрипел.

– О-о-о, какие большие деньги, почти целое состояние. Да, твои панталоны, Уся, стоят в десять раз дороже.

Нисколько не смутившись, Уся сложила руки в мольбе и буквально пропела.

– Ну-у, папенька, ну пожалуйста, последний раз.

Похоже, немного смягчившись, он буркнул.

– В последний раз, и точка.

– Благодарю, благодарю… – казалось, запрыгала она на месте, так заколыхался подол её юбки, буквально отрываясь от пола.

Лекарь подошёл ко мне вплотную, вцепился пальцами в подбородок и повернул мою голову сначала вправо, затем резко влево, вглядываясь в глаза, едва успел среагировать, уставившись взглядом словно внутрь себя, чтобы не спалиться. Затем он попросил вытянуть руки и постучал костяшками пальцев одной руки по кистям и локтям, а другой уперевшись в моё плечо, буквально у шеи. Я, как мог, старался изо всех сил имитировать хаотические подёргивания всего тела, благо прекрасно запомнил, как действовал на меня плакунец в Крючье. Похоже, закончив с осмотром, он уселся в кресло, сложил перед собой руки замком и ненадолго задумался. Наконец, подняв голову, сказал.

– Ну, что, молодой человек, дела наши скорбные. Похоже у вас было сильное отравление плакунцом в детстве, может по неосторожности с молоком коровы, может ещё как, ну и какой-то испуг доделал своё дело.

Внутри пробежал холодок от такого точного прогноза моих наигранных симптомов. Ничего себе. Не зря у него такой тут почёт и уважение. Проблеял.

– И-и не-ет ле-е-ка-ар-ств-а?

– Есть, но оно тебе не по карману, а мне раздавать направо налево не резон, денег немалых за него заплатил.

– Ну, папенька, – пропищала Уся.

– Нет. У меня его осталось совсем чуть-чуть, только на лечение Сатона и хватит. Да, и где теперь его возьму, все поставщики или схвачены, или убиты, или разбежались в другие земли.

– Мо-о-же-ет, мне-е в сто-о-ли-и-цу-у по-о-да-а-ться?

Он стукнул кулачком по столу и саркастически рассмеялся.

– Так тебя там и заждались. Кто за гроши будет помогать? Если, только ненормальный Фрудон? Пожалуй, сходи к нему, у него всегда была заначка. Только больно не надейся, времена такие, может его и след простыл… Ладно, больше нет времени тобой заниматься, у меня сейчас клиент по записи придёт, – сказал он, сгребая, в выдвинутый ящик стола, мои медяки.

Попятился к двери, кланяясь, довольный тем, что у меня появилось имечко лекаря с столице, которого я точно не знаю и вряд ли он знает меня, поскольку Ягын не был его поставщиком, насколько я помню…

Уся проводила меня до входной двери и сунула в руку тряпицу, в которую что-то было завёрнуто. Улыбнувшись, как можно более глупо, в знак благодарности, развернулся и поспешил в самую гущу рыночной толпы, уже вовсю гудевшую на площади.

Краюха сухого хлеба, которую дал хозяин балагана, похоже застряла в желудке, вызывая икоту, хотелось пить, да и поесть бы не мешало, но медные деньги закончились и надо было где-то разменять следующий серебряный.

Лавку менялы увидел издалека, около неё выстроилась пёстрая очередь из крестьян, которые привезли товар на продажу и вероятно хотели обменять полученные от покупателей медяки на серебро, а также нарядно одетых, по-городскому, торговцев, наоборот, собиравшихся разменять серебро для сдачи. Я в своей потёртой одежде никак в неё не вписывался, надо было что-то придумать.

Использовать навык ловкости рук не хотелось, но я же не собираюсь никого обворовывать, а только поменяю серебро на медь.

Отошёл от рынка, разглядывая главную улицу и заприметил кучку людей у дома, явно занятую игрой в напёрсток. Подойдя вплотную к играющим, нащупал у самого крайнего мешочек с монетами, привязанный сбоку к поясу под кафтаном. Определил, что по размеру и толщине, явно медные. Уставившись, вроде как удивлёнными глазами, на напёрстки скачущие по столу, тихонько развязал мешочек, отсчитал десять монет, сжал их в горсти, взамен сунул серебряный, затянул шнурок и поправил край кафтана, переместившись правее, чтобы уступить место тем, кто уже толпился за моей спиной.

Оглянулся по сторонам в поисках трактира, но передумал, решив накупить еды и кваса у разносчиков на рынке, не привлекая к себе внимания, как в прошлый раз. Откуда-то сбоку пахнуло горячими щами так, что ах захлебнулся слюной, оказалось, это распахнулась дверь на кухню трактира, который был как раз у меня под боком. Потеряв всякую волю сопротивляться зову желудка, пошёл туда.

Народу было немного, поэтому ко мне сразу подошёл слуга, не такой наглый, как в Крючье, и спросил, что принести. Заказал большую тарелку щей со сметаной и квас. Назвав вполне разумную цену, он удалился и буквально через мгновение принёс поднос. Поставив его на стол, забрал деньги, пожелал приятно покушать и удалился без лишних слов. Сразу видно, что прислуга здесь всякого навидалась и особо не судит человека по одёжке, главное, чтобы деньги платил вперёд.

После трактира вернулся на рынок и накупил в дорогу кусков варёного мяса, пирожков и кваса. Сытый и довольный покупками направился в сторону стоящей вереницы уже пустых телег, где продавцы собирались домой. Может повезёт договориться с кем-то и проехать хоть часть дороги, что-то не хочется топать по солнцепёку на сытый желудок.

Худющий и длинный, словно жердь, мужичок запрягал свою такую же тощую кобылку, с рёбрами выпирающими по бокам. Подошёл к лошади, собрав на дне сумки остатки утрешнего каравая, и поднёс к морде. Жадно втянув воздух ноздрями, она начала шершавым языком слизывать крошки и чуть не хватанула зубами ладонь, благо успел отдёрнуть. Вытащил из котомки оставшийся от обеда кусок хлеба и отдал ей, настолько жалко стало смотреть в уставившиеся на меня голодные глаза.