Светлана Савиных - Дурий из Дуракии

– А что-о за ле-е-ка-а-р-ст-во-о?

– Аконит. Но, тебе его просто так не найти, да и надо знать, как принимать и сколько. Так что, копи серебряный и топай к Троту. От себя могу сказать, что недуг твой не случайный, ты и так, похоже, на голову слаб, тебе надо корень ярына принимать, может тогда прояснение наступит. Могу дать, если денег хватит. Сколько у тебя их с собой?

Он, возможно, и хороший лекарь, но я то и аконит, и корень ярына сам добывал и свойства их знаю. То, под чего я кошу, вряд ли этими припарками возьмёшь, пустой перевод денег. Однако, за консультацию заплатить, для вида, надо, да и за то, что знаю, к кому теперь, по легенде, пойду в Сурье.

Достав горсть медяков из кармана, высыпал ему на протянутую ладонь. Пересчитав, Солид сказал, что тут и за консультацию мало, ну, да ладно, он добрый, прощает, видя мою нужду. Поклонившись, в знак благодарности, вышел на улицу, обдумывая, как подкатить к хозяину бродячих артистов и вызнать их дальнейший путь.

Проходя мимо винной лавки, увидел его у прилавка с кружкой в руке, уже в изрядном подпитии… похоже выступления на сегодня закончены. Вот это удача. Подошел, встал рядом и, нарочито громко, спросил продавца, не знает ли он кого, кто поедет в Сурью. Тот мотнул головой, зато хозяин большой кошки поднял голову и уставившись на меня мутным взглядом, промямлил, что если доведу его до шатра и помогу с погрузкой, то место в шарабане до Сурья мне обеспечено. Перекинув его руку себе на плечо, а мужик он высокий и крепкий, прогибаясь под его тяжестью, повёл, через пустеющую площадь, к шатру. Встретивший меня толстяк, помог втащить его в шарабан, получив еле внятное указание привлечь меня к сбору пожитков и дать место в кибитке с Лирой. Тот только молча хмыкнул, глянув на меня. У меня закралось сомнение, что тут есть подвох, но думать было некогда, толстяк махнул рукой, сказав, чтобы шёл за ним, спускать шатёр.

Провозившись до глубокой ночи с укладкой шатра, уставший как собака и порядком проголодавшийся, обрадовался, когда толстяк сказал, что проводит меня до моего ночлега, предупредив, чтобы был поосторожнее и к клетке близко не ложился. Тут то до меня и дошло, что спать я буду в шарабане с той самой огромной чёрной кошкой, которую Лирой и зовут. Но, и я не робкого десятка, сколько раз приходилось спать в местах, где рядом рыскали дикие звери, и ничего, обходилось, тем более если иметь мазь олонец, из костей древнего ящера, которые сам добывал в пещерах Северных гор.

Откинув полог шарабана, толстяк уставился на меня, ожидая какое впечатление произведёт зверь. Не выходя из образа, округлил глаза и радостно захлопал в ладоши.

– Тебе, брат, надо шутом, работать. Это точно твоё призвание, – разочарованно сказал он, хлопнул по плечу и пошёл прочь.

Осторожно взобравшись в высокий шарабан, опустил полог, достал мазь и потихоньку подошёл к клетке, занимавшей почти половину повозки. В потёмках, раздавалось тихое посапывание. Чтобы не напугать, помахал баночкой с вонючей мазью у прутьев. Яркие жёлтые огромные глаза уставились на меня, послышалось громкое принюхивание, затем осторожные шаги. Когда её морда просунулась между прутьями, слегка задел мазью ей нос, она шумно втянула ноздрями и почти замурлыкала, как домашняя. Протянул к ней руку и погладил пальцем с мазью шерсть на шее и за ушами. Тихо позвал.

– Лира, Лира…

Она, мявкнув в ответ, улеглась на бок и похоже решила продолжить спать, не обращая на меня внимание. Ну, вот теперь и мне можно устраиваться на ночлег. Собрав охапки сена, валявшиеся на полу, соорудил себе подстилку, положив котомку под голову и откинув часть полога, чтобы свежий воздух выветрил запах мази, да и спать было сподручнее. Повозка плавно покачивалась на ямах, в тёмном небе то появлялись, то исчезали всполохи далёкой грозы, пахло травой, мокрой от росы, полевыми цветами и пыльной дорогой, мысли уносились куда-то вдаль, а глаза сами собой закрывались от усталости.

Проснулся от шума толпы. Выглянул из кибитки, похоже мы уже в Сурье, рынок на площади уже во всю жил своей жизнью: перебранивались торговцы за лучшее место, скрипели телеги с товаром, выкрикивали разносчики еды, предлагающие поесть, из лавок, окружавших рынок, раздавались голоса, зазывающие их посетить.

В шарабан заглянул хозяин, бросил взгляд на спящую кошку, затем на меня.

– Ну, что выспался?

– Да-а. Спа-а-сибо, что прию-ю-тили и до-о-ве-е-зли.

– Ну, дак, с тебя ещё причитается, – он протянул кожаную печатку Сурьи, которую получил на въезде в город у стражи для каждого из своих артистов, ну… и меня.

Забрав печать, собрался сказать слова благодарности, но он нетерпеливо махнул рукой, прервав мои потуги.

– Шатёр поставишь, Лиру покормишь, и мы в расчёте.

Без лишних слов перекинул котомку через плечо, спрыгнул с повозки и быстро, хоть и ковыляя, направился к толстяку, который уже выгружал полотно шатра из телеги.

Закончив с установкой балагана и покормив обрезками мяса Лиру, дружелюбно смотревшую на меня, особенно, после кормёжки, подошёл к хозяину, сказать, что поручения выполнил, и откланяться. Выслушав моё бебеканье, он достал, из стоявшего рядом на телеге ларя половину каравая, сунул мне в руки и пожелал доброго пути. Поблагодарив, поковылял к ближайшей лавке, чтобы узнать, где живёт Трот, на ходу жуя уже зачерствевший хлеб, чтобы угомонить урчащий желудок.

Лавка была открыта, но хозяина не было видно, похоже ушёл за товаром. Пока ждал, доел хлеб и шилом проколол дырку в печати Сурьи, чтобы надеть на шёлковый шнурок, где была уже надета печать Крючья. Когда покончил с делом и повесил шнурок на шею, под рубаху, нарисовался хозяин лавки. Оглядев меня презрительным взглядом, спросил, что надо. Ответил, что ищу лекаря Трота.

– Трот уважаемый человек, он таких оборванцев никогда принимать не будет, у него сам глава города лечится.

– Ме-е-ня к не-ему по-о-сла-ал Со-о-ли-и-д и-из Су-у-рьи.

– Я бы тебя тоже послал, если бы ты меня доставал с просьбой полечить задаром. Вон его дом, – сказал он, указав на здание из красного кирпича в три этажа, больше похоже на казарму, чем на жилой дом.

Буркнул ему спасибо и направился к дому Трота, абсолютно уверенный, что меня там и на порог не пустят. Придётся искать здесь другого лекаря попроще, который порекомендует какого известного врача в столице, чтобы был повод войти в неё.

Постучав в дверь, услышал лёгкие шаги, затем открылся глазок на двери и тонкий голосок спросил.

– По какому вопросу?

– Со-о-ли-ид и-из Су-урьи по-о-сла-ал сю-у-да-а.

– А деньги есть?

Поднёс к глазку горсть медных монет.

За дверью раздался тихое хихиканье, и она открылась. На пороге стояла очень худенькая девочка-подросток, одетая в тёмно-зелёное, шёлковое платье, и, значит, точно не слуга. Она показала рукой, что могу войти. Поклонившись и пошаркав подошвы сапог о крыльцо, вошёл в тёмный коридор. Дверь за мной закрылась, и стало совсем темно, только где-то далеко, впереди, горела высокая толстая свеча, пропитавшая всё пространство вокруг запахом чуденца. Похоже, доктор так защищает жильё и домочадцев от болезней посетителей. Ну, в общем грамотно, если только не знать, что это растение имеет побочку: дым его в больших концентрациях может вызывать головные боли и даже всякие видения. Рядом со свечой открылась дверь, куда скользнула тоненькая фигурка девчонки, громко прокричавшей на весь коридор.