Светлана Савиных - Дурий из Дуракии

Подошёл хозяин.

– Какого меряка прикармливаешь, никак увести у меня собрался?

– Не-ет. Жа-а-лко-о ста-а-ло.

– Жалостливый значит.

Окинул меня взглядом.

– Куда тебе?

– К ле-е-ка-а-рю-ю, в Ду-у-ра-а-ци-и-ю.

– Ну, до столицы не довезу, а вот до Сомовки можно. Деньги, значит на лекаря есть?

– Не-е-м-но-о-го…

– Сомневаюсь, что тебе хватит, они там очень жадные… Ладно, но только до Сомовки.

– У-уж ка-а-к бла-а-го-о-да-аре-е-н.

Порылся в котомке, достал один из пирожков, купленных в дорогу, и протянул ему.

– Вот спасибо, а то пока торговал сеном, не успел поесть, а ты меня, значит, выручил, – и уминая за обе щеки пирог, уселся на телегу, махнув рукой, чтобы тоже садился. Меня два раза приглашать не надо, тут же пристроился. Он дернул поводья и телега, жутко заскрипев, тронулась в путь

Задремав, от сытости, молчания возницы и монотонного скрипа телеги, вдруг вспомнил, что Уся сунула в дорогу что-то маленькое, замотанное в тряпицу. Любопытство сразу взбодрило, достал из кармана штанов свёрток, принюхался, вроде ничем не пахнет, потихоньку развернул. Вот это да, на солнце засверкал чёрными полированными гранями карамнец, который используют при сильном отравлении или для укрепления тела. Вещь стоящая, хоть и маленький кусочек, но денег немалых за него плачено. Приходилось самому несколько раз его добывать, занятие не из приятных, ползать среди летучих мышей и соскребать его со стен. Кстати, в дороге, всякое бывает, от отравы может пригодиться. Ну, спасибо, Уся, за подарок. Сунув свёрток в один из потайных карманов котомки, огляделся по сторонам. Эта дорога мне была знакома, не раз ходил по ней в столицу, через Сурью, Сомовку обходил стороной, у меня имелась своя протоптанная дорожка напрямки.

Солнце уже клонилось к закату, когда въехали через ворота в деревню. Остановив телегу у крайнего дому, крестьянин слез с неё и, разминая ноги, подошёл ко мне.

– Ну вот и приехали. Дальше пешим, в столицу нашенские ничего не возят, поборы охраны на воротах большие, да, и не каждого пустят, бедным и нищим вход запрещён, чтобы не портили улицы своим духом. Так что, удачи туда пройти и лекаря найти.

Спрыгнул с телеги и поблагодарив поклоном, протянул приготовленную денежку.

– Спасибо, конечно, поди тебе она тоже не лишняя? -чуть прищурив глаза, глянул он на меня, но монетку забрал.

Поскреб по дну котомки, в поисках крошек, а нашёл в углу завалявшийся сухарь. Подошёл к лошади и сунул ей в рот. Она счастливо им захрустела, замотав головой вверх-вниз, кося на меня почти влюблённые глаза.

– Хорош баловать, а то перестанет слушаться, – вроде строго, буркнул хозяин, но чувствовалось, одобряет мой поступок.

Ещё раз поклонившись ему, поковылял вдоль деревенской улицы, решив, что заночую недалече, у меня тут место приметное есть, не одиножды останавливался. За спиной раздалось лошадиное ржание, вроде как пожелание доброго пути. Ну, и тебе всего хорошего, коняшка.

Расположился на ночлег в шалаше, соорудив его наскоро в зарослях елохии, растущей на взгорке у речушки, с такой прозрачной водой, что, кажись, протяни руку и дотянешься до камушков на дне, ан нет, можно и с головой уйти под воду, прямо у берега. Достал, припрятанные здесь, ещё в прошлый раз, снасти, расставил силки по кустам, да ивовые морды притопил у берега. Костёр решил не разводить, деревня недалеко, да и конный патруль может рыскать, проверяя окрестности столицы. Выкопал ямку, прямо в шалаше, по колено глубиной, поставил на песчаное дно низенькую толстую свечку из хазалии, она долго горит и запаха не даёт, зато всяких мошек хорошо отпугивает. Устроившись рядом с шалашом, расстелил на траве рукомойник и достав, прикупленную в Сурье снедь, разделил на две части, одну на ужин, другую на завтрак. Квас ещё днём закончился, пришлось спуститься к речке, зачерпнуть воды. Покончив с едой, прибрался, а чтобы зверьё не приманивалось на съестные запасы, посыпал траву кругом пеплом прутняка. Навесил рушник на входе в шалаш и улегся калачиком спать, рядом с ямкой, где горела свеча. Так, глядя на огонь и лежал, пока не почувствовал, что засыпаю.

Проснулся от раскатистого трещания сороки. Ничего себе, а я и забыл, что Юла за мной приглядывает. Словно почувствовав, что я проснулся, она умолкла. Прислушался, похоже, на плеск воды, может сом под берегом упёрся в морды, или налимы хороводы водят. Зашуршала трава, для человека слишком легко, поди зверёк какой реку переплыл, а я уже и со страха трясусь, хотя водянок никто не отменял. Не дай бог с ними встретиться в лунную ночь, у реки, все соки выпьют, останутся только кости, обтянутые кожей. Как-то мы с учителем на их жертву наткнулись, когда ходили за речным жемчугом в Старые Корумчи. Ягын сказал, что кости оставлять на берегу нельзя, могут звери растащить и отравиться ядом водянки, тогда и для людей окружных деревень опасность будет, поэтому достал крупную, жареную, чёрную соль, посыпал немного на останки, а затем толстой палкой скинул их воду и палку туда же бросил. На мой вопрос, для чего он солью труп посыпал, ответил, чтобы яд в воде силу потерял.

Шуршание прекратилось, но никто рукомойник на входе в шалаш не трогал. Может обереги вышитые остановили или отблески света от свечи. Засунул руку в котомку, вытащил мешочек с солью, взял щепоть и бросил на траву у входа. Раздался хлопок, аж уши заложило, от свечи по всему шалашу полетели яркие искры, а в голове – голос учителя.

– Будь осторожен, не доверяй Асу. Если жизнь дорога, откажись от его задания.

Рушник, словно порывом ветра, сорвало с входа, свеча потухла и в кромешной тьме увидел удаляющийся бледноватый, словно сотканный из тумана, силуэт учителя, который вошёл в реку и растаял.

Осторожно вышел из шалаша и подошёл к реке, пытаясь неизвестно что рассмотреть в её тёмных водах. Слёзы катились по щекам, от откровения, что я не одинок, и, даже по ту сторону света, учитель помнит меня и пытается предупредить об опасности.

Вернувшись в шалаш, зажёг свечу, навесил рукомойник на входе и сидел какое-то время размышляя, почему учитель не доверяет Асу, и как это вяжется с последними его словами, и что за опасное задание мне предстоит.

За пустыми размышлениями, меня застал рассвет, который стал просачиваться через полотно. Решил, что лучше немного ещё поспать, чем голову себе забивать мыслями о том, что будет. Что будет, то будет…

Проснулся от яркого солнца, бившего в глаза. Оказывается, я во время сна выполз из шалаша и спал головой снаружи. Пока умывался в реке, разглядывал дно, пытаясь понять, что со мной ночью было, сновидение или правда учитель ко мне приходил. Тут вспомнил, что ведь и вправду, душа человека, похороненного в реке, может прийти и предсказать будущее тем, к кому была привязана при жизни. Показалось, что на дне что-то блеснуло. Снял одежду и залез в воду, которая на удивление была тёплой, словно парное молоко. Нырнув в то место, где мне что-то померещилось, увидел круглый предмет, золотого цвета, забрав его, пошарил рукой по дну, но больше ничего не нашёл. Вылезая на берег, за одним вытащил обе морды, в которых трепыхалось с десяток рыб. Бросив морды в траву, уселся на берег разглядывать найденный предмет. На вид он был размером с золотой, но вместо обычной казённой печати, на нём был выпуклый рисунок солнца с шестью лучами и у каждого луча выгравировано слово, похоже на ахинеянском. На обратной стороне, в центре, красовался месяц Луны, а по ободу нанесены знаки, похожие на руны, может это заклинание или название места, откуда монета. Однако, оттерев с неё грязь, обнаружил в верхней части маленькую дырку для шнурка, значит это всё-таки медальон, но чей?