Елена Свиридова - Легенда Арагона

– Мерседес, твои угрозы смешны. У меня есть верное средство против отцовской злости – кинжал к горлу.

Послышался звук пощечины, но дон Альфонсо со смешком продолжал:

– Не сердись, девочка. Ты мне ещё пригодишься. Разве тебе плохо со мной, а?

Рафаэль Эрнесто вынул из держака факел и шагнул за поворот. Пламя выхватило из темноты испуганные лица любовников.

– Весёленькая у вас история, голубчики, – без улыбки сказал Рафаэль Эрнесто. – Ну, так у меня против тебя, сердцеед, тоже есть верное средство, – с этими словами он приставил к горлу дона Альфонсо обнажённый меч.

– Ради Бога, сеньор Рафаэль! – воскликнула донья Мерседес. – Не убивайте его, умоляю Вас!

– Видишь, мерзавец, как тебя любит женщина, которой ты намереваешься окончательно испортить жизнь? – юноша, похоже, и не думал убирать меч от шеи побледневшего дона Альфонсо. – Знай своё место. Эк, замахнулся на руку Алетеи Долорес! Её стошнит от твоего признания в любви. А чтобы я знал, что доходчиво объясняю и что, начиная с завтрашнего дня, ты больше никогда не появишься перед моими глазами, я сделаю тебе небольшую пометку для памяти, – и он провел лезвием меча по шее Мартинеса. Из порезанной кожи потекла струйка крови.

При виде крови донья Мерседес лишилась чувств. Рафаэль Эрнесто опустил меч и позволил дону Альфонсо поднять сеньору Мартинес. Потом он проводил их до дверей комнаты, освещая факелом коридор, и на прощание сказал удручённой гостье:

– Милая донья Мерседес, я умею держать язык за зубами. А этого прохвоста как-нибудь проучите. Женский ум изобретателен, отомстите за себя.

Донья Мерседес улыбнулась ему сквозь слезы, а дон Альфонсо наградил его таким ненавидящим взглядом, что юный граф невольно усмехнулся.

________________

Алетея Долорес вошла в свою комнату и села на постель, сжимая холодными ладонями горячие щёки. Потом она встала и заперла дверь на ключ, словно боялась, что кто-нибудь войдёт и разберётся в её путаных мыслях и чувствах. Почему так неистово бьётся сердце и горит лицо, когда она вспоминает эти чудесные глаза, способные пронизывать насквозь? Почему этот человек так захватил её воображение?

Алетея Долорес откинулась на подушки и сквозь опущенные веки снова и снова видела мысленным взором, как рядом с нею мелькают сильные мужские руки, гибкое тело, как ласково смотрят глаза-омуты…

Девушка порывисто поднялась и, подойдя к небольшой скульптуре, изображавшей Деву Марию, вдруг упала перед нею на колени.

– Пресвятая Дева! – горячо заговорила она. – Успокой мою душу, прошу тебя! Я не знаю, что со мной. Мне так нравится этот человек… Ты знаешь, о ком я говорю… Но ведь он не для меня? Как ты думаешь, Пресвятая Дева? Мне не следует думать о нём, но я не могу не думать… Не могу даже справиться со своими чувствами. Никогда ещё я не была так слаба. Помоги мне, Пресвятая Дева! Дай силы противостоять наваждению. Больше ни о чём не прошу – только дай мне силы… – и она быстро и привычно зашептала слова латинской молитвы.

Молитва облегчила душу Алетеи Долорес. Смахнув слёзы и поднявшись с колен, девушка открыла дверь на балкон. Необычная прохлада резко охватила её. Алетея Долорес зябко поёжилась, нашла свой горностаевый плащ и, накинув капюшон, вышла в ночной холод.

Мириады ярких крупных звёзд усеяли фиолетовое небо. Ни один лист не шевелился в саду. Густой запах левкоев, магнолий и роз окутывал дурманом голову и грудь. Где-то далеко внизу, в траве, без устали стрекотали цикады.

«Лето в разгаре, а ночь выдалась такая холодная, – подумала Алетея Долорес и плотнее завернулась в плащ. Здесь, на балконе, ей было легче: холодный воздух вливался в грудь и успокаивал растревоженное сердце, щёки больше не горели.

Алетея Долорес стояла, прислоняясь спиной к выпуклому камню, и улыбалась, глядя на звёзды. Ей казалось, что все прежние годы она спала и проснулась только сейчас, в эту минуту, когда мир, омытый родниковой свежестью ночи, предстал перед нею в невиданной до сих пор красоте.

Внизу, прямо под балконом, неожиданно раздались голоса.

– Здесь Вам станет легче, сеньор, – сказал доктор Амадэо. – Сейчас я распоряжусь вынести для Вас кресло.

– Не беспокойтесь, доктор, – ответил слабым голосом дон Эстебан. – Мне достаточно будет вот этого стула. Я благодарю Вас, а теперь оставьте меня… Только… Только скажите моему слуге Хуану – пусть придёт.

«Комната дона Эстебана – прямо под моею, – вспомнила Алетея Долорес. Она собралась было уйти с балкона, но негромкие слова, которые дон Эстебан вдруг сказал вслух самому себе, заставили её остановиться:

– Вот я и нашёл тебя. Значит, Герардо Рамирес? Ну что ж, мне всё равно, какое у тебя имя. Главное – я нашёл! Нашёл!

В его голосе было столько торжества и вместе с тем злорадства, что сердце Алетеи Долорес тревожно сжалось.

– Я здесь, сеньор, Вы меня звали? – раздался хриплый голос Хуана.

– Да, мой друг. Тебе представилась возможность доказать мне свою преданность.

– Приказывайте, – коротко бросил Хуан.

– Сегодня великий день. Я нашёл его ! Представляешь, Хуан, нашёл! Да, да, ты можешь в этом не сомневаться!

– Но как это случилось, сеньор?

– Ты видел танцора в жёлтой рубахе? Высокий такой…

– Да, сеньор, я даже знаю его имя: Герардо Рамирес.

– Да, да, я тоже спросил у слуги, я знаю его имя.

– Простите, сеньор, но почему Вы решили, что этот человек – он ?

– О, Хуан, я узнал его сразу, как только он появился в зале. Даже борода не помешала мне узнать его! Облик тот же самый. Удивительное сходство!.. Но это ещё не всё. К концу танца с цепочки на его груди сорвался медальон и волею Дьявола покатился прямо к моим ногам. Мне достаточно было одного взгляда.. Это он , Хуан , он !.. Послушай, мой друг, я чувствую себя из рук вон плохо. Если даже со мной что-то случится, сделай это.

– Герардо Рамирес не так давно пошёл в деревню. Сейчас ночь. Я могу догнать его.

– Да, конечно! Бери коня и постарайся настигнуть его. Сделай всё возможное, но так, чтобы никто не видел. Он не должен жить. Какое было бы счастье, если бы ты смог разделаться с ним именно этой ночью! А потом мы возьмёмся за Родриго, и тогда уж я тебя озолочу. Ты мне веришь, Хуан?

– Да, сеньор. Вы всегда были добры ко мне.

– Ну, так поторопись. Дорога каждая минута… Его тело хорошо бы отвезти в горы и бросить в какую-нибудь пропасть или, на худой конец, похоронить под камнями.

– Я всё сделаю.

– Иди, Хуан, иди.

Шаги удалились. Хлопнула дверь. Стало тихо. Слышно было лишь тяжёлое, больное дыхание дона Эстебана.

Алетею Долорес сковал ужас. Какое-то время она не могла пошевелиться, всё так же прижимаясь спиной к неровной стене.

«Герардо Рамирес… разделаться с ним… его тело… бросить в пропасть…» – лихорадочно стучали в мозгу обрывки фраз.