Маргарита Мартынова - Одиссея Атани Дюбарри. Король и пешка

Из-под деревьев вынырнула огромная мужская фигура и замерла, заметив девушку. Затем осторожно, отмеряя каждый шаг, направилась в её сторону, но, не доходя, встала позади.

– Уже темно… – пробасил Энтони, хрюкнув.

Ответа не последовало. Подождав несколько секунд, Кассандра подперла рукой подбородок, чуть подавшись вперед, и, не оборачиваясь, произнесла.

– Почему? Почему так… – голос её был отсутствующий. Казалось, она спрашивала только ради самого факта.

Энтони опять громко хмыкнул и утер кулаком нос, изучая темный силуэт собеседницы, затем сказал:

– Ты сидишь на холодных камнях… Это вредно…

– Мне все равно… – пожала плечами девушка. – Меня все устраивает, я не хочу идти в барак…

Ничего не сказав, матрос стянул с себя куртку, приблизился, укрыл ею плечи Кассандры, затем так же молча отошел на прежнее место.

– Энтони, – девушка медленно завернулась в огромную куртку, пропахшую соленой водой, и по-прежнему не оборачивалась. – Это правда, что ты бросился за мамой в воду? – и так как он молчал, прибавила. – Я случайно услышала…

– Да, – ответил гигант. – Я хорошо плаваю. Но не успел…

– Это могло быть опасным…

Энтони неразборчиво хмыкнул, что должно было означать нечто, вроде «мне некогда было об этом думать», потом ковырнул песок носком сапога и сказал:

– Я виноват. Не стоило оставлять ее одну…

– Нет, – Кассандра покачала головой. – Твоей вины тут нет. Все решили, что она не нуждается в наблюдении, и перестали обращать на неё внимания. Я в этом тоже виновата. Трудно сказать, что она увидела в воде, и почему кинулась туда….ведь она почти не умела плавать…

Энтони опять утер нос кулаком и уселся на песок. В свете луны эта картина казалась особенно запоминающейся: молодые люди беседовали на расстоянии нескольких шагов друг от друга. Девушка куталась в огромную плотную куртку, изучая горизонт, и в полосе света капельки водных брызг на её лице придавали ей отрешенный вид. Склонив голову к плечу, старший матрос «Аврелии» изучал профиль Кассандры, не произнося ни слова.

Та смотрела на воду.

Она не увидела последних минут своей матери и втайне была рада этому. Так было бы тяжелее осознать все. Сейчас же казалось, как будто Марта Суронте просто исчезла, отойдя в лучший мир.

Помешательство Марты внезапно перестало быть буйным, и женщина превратилась в безобидную особу со странным поведением. Она ходила по острову, собирала траву и ветки, бегала за попугаями, смеясь, и иногда говорила бессмысленные фразы. Ночью она приходила спать в женский барак и иногда сидела в углу, рисуя по земле пальцем. Ни мужа, ни дочь безумная не признавала, и все понимали, что воскресни вдруг ее любимый сын – ситуация бы не изменилась.

Кассандра была права, говоря о том, что островитяне перестали обращать на Марту внимания. Ее можно было держать взаперти, но всем становилось не по себе из-за по-детски пронзительного плача безумной, поэтому та сутками была предоставлена самой себе. Никто не знал, что именно бедная женщина увидела в воде сегодняшним утром и почему бросилась туда. Энтони Гарлоу, поняв, что происходит, бросился за Мартой, но доплыть до неё не успел. Безумная утонула так же тихо, как и вела себя последние пару недель.

– Скажи, ты почему пошел в пираты? – вдруг спросила Кассандра после пятиминутного молчания.

– Так это… – пробубнил Энтони. – Скучно…

– И правда… – усмехнулась девушка негромко. – Так гораздо веселее… А родители знают об этом?

– Я сказал, что ухожу в море. И ушел…

– Сразу к Атани?

– Не… Три года… Юнгой еще… – Энтони в своей обычной манере выдавливал из себя слова.

Кассандра кивнула, не оборачиваясь:

– И больше дома не был?

– Зачем…? – пожал плечами гигант, и копнул песок носком сапога. Девушка в свою очередь передёрнула плечами, по-прежнему, глядя на сверкающую в лунном свете полосу воды, и тихо сказала:

– Семья… А от моей уже почти ничего не осталось. Теперь я и папа…

– Из-за нас…? – полувопросительно осведомился Энтони.

Ответ прозвучал не сразу.

– Что это изменит? Как я повлияю на ситуацию? Копить гнев и обиды? Мама их копила, видимо, результат мы видим… Уже неважно. Буду стареть на этом острове, значит.

Энтони почесал затылок всей огромной пятерней

– А пираты… вон… не успевают…

– Вас же тоже никто не заставляет… – заметила Кассандра. – Весело – значит весело. Все надо принимать. Видеть в этом какое-то будущее. Свое. Особенное, – она перевернула руку ладонью вверх и зачем-то потрогала жёсткий мозоль возле пальцев.

Повисло молчание.

В лунном свете неподалеку показался Боб Кельвин. Он заметил молодых людей, некоторое время оценивал открывавшуюся картину, потом прошел мимо в сторону бухты, оставшись незамеченным парой.

Энтони снова громко хмыкнул:

– Всю ночь будешь сидеть?

– Я топиться не буду, не волнуйся, – усмехнулась Кассандра. – Это слишком простой способ решения проблем… И я не хочу спать. За куртку спасибо.

Пропыхтев что-то невнятное, Энтони поднялся на ноги и не спеша пошел прочь…

…Когда с рассветом всех рабов выводили на плантации, Кассандра Суронте уже была в их рядах. Направляясь в сторону своего участка, она подошла к дежурившему с утра Бобу Кельвину, и кинула в него матросской курткой:

– Сэр! Верните господину плантатору! – с еле уловимым смехом сказала она.

Боб поймал куртку на лету, взглянул на неё и рассмеялся

– Не видел бы я вас обоих вчера, задумался бы! – с легкой иронией бросил он.

– Да… Каждый видит то, что хочет, – сказала Кассандра, показывая глазами в сторону графини Монгори, и взяла в руку мачете для рубки тростника.

Солнце с каждой секундой поднималось все выше, над островом пополз дым разгоравшихся костров….

Боб Кельвин вздрогнул всем телом. Из темноты выдвинулась женская фигура в блестящем платье и мягко улыбнулась:

– Друг мой Роберт! Рада видеть тебя!

Он понял, что не ощущает ни страха, ни недоумения. Только стыд.

– Мадам Аврелия, – склонил он голову, стараясь не рассматривать ее.

А ведь именно такой его мадемуазель запомнилась всем, кто ее знал: молодая, улыбающийся, но с ноткой грусти в глазах. Аврелия Дюбарри никогда не жалела о том, какую жизнь выбрала, согласившись на тот роковой побег с заключенными каторжной тюрьмы. Боб вдруг подумал о том, что она, наверняка, не предполагала, что уйдет из жизни так рано.

Он взглянул на Аврелию, с неловким ощущением поняв, что время сделало его теперь гораздо старше неё самой.

– Простите меня, – пробормотал он, низко опуская голову. – Вы знаете, мадам. Я ничтожен, я слаб. Что до того, как я сгораю от стыда и отчаяния перед вами сейчас… Я не должен был… Казните…