Даниэль Дефо - Приключения Робинзона Крузо. Перевод Алексея Козлова

«Да и то правда! – согласился он и тут же приволок в каюту большую корзину сухарей и три больших кувшина пресной воды. Я знал, где мой хозяин прятал ящик с алкогольными напитками, вероятно, захваченными на каком-то английском корабле. Покуда мавр сновал на берегу, я потихоньку перетаскал все бутылки на баркас, добавив всё добытое в его шкафчик, так, как будто бы эти бутылки давным-давно были поставлены сюда для нашего господина. Я перетащил туда же и здоровенный кус пчелиного воска, фунтов в пятьдесят весом, с мотком пряжи впридачу, топор, пилу и большой молоток. Всё это нам очень пригодилось в будущем, в особенности, воск, из которого мы потом делали свечи.

Мне пришлось ещё раз обвести мавра вокруг пальца, и для этого я использовал ловушку, в которую он попался в силу природной своей простоватости, которая была свойственна всем маврам.. Его звали Измаил, а мавры обращилась к нему просто Моли или Мули. Я ему говорю:

«Мули! Наш господин оставил ружья на баркасе. Но хозяин забыл дал указание запастись порохом и зарядами. Не сможешь ли ты добыть чуток пороха и дроби, так здорово было бы поохотиться и подстрелить на обед несколько альками? (Птица, схожая с куликом) – Хозяин хранит порох в трюме корабля, я видел!»

«Ладно! – ответил он, – Сейчас принесу!»

Он приволок здоровенный ящик примерно с полутора фунтами пороха, а может даже и больше, да в придачу -мешок, полный дроби и пуль, всё вместе весом не менее шести фунтов. Всё это имущество мы аккуратно сложили в баркас. Кроме того, в каюте моего хозяина я обнаружил ещё какое-то количество пороха, который всыпал в большую бутыль, предварительно вылив из неё остатки вина. Итак, сделав солидные запасы всего необходимого, мы тут же отправились из гавани ловить рыбу. Сторожа, дежурившие при входе в гавань, нас прекрасно знали и потому не обратили на нас совершенно никакого внимания. Очутившись в миле от берега, мы опустили парус и принялись за рыбную ловлю. Ветер, вопреки моим ожиданиям, был северо-восточный. Подуй он с юга, я легко достиг бы испанской территории или, в крайнем случае, доплыл до Кадикского залива. Но тут я решил, что, откуда бы ветер ни дул, любой порыв нам на благо, лишь бы он унёс меня из этого проклятого места, предоставив всё остальное воле Провидения.

После долгой пустопорожней ловли (кое-какая мелочь попадалась на удочку, но я не спешил снимать её с крючка или незаметно выбрасывал в море.) я обратился к мавру:

«Что-то нам сегодня не фартит, наш хозяин будет не в восторге от этого, надо двигать дальше!»

Не подозревая подвоха, этот лопух согласился и, усевшись на носу посудины, стал ставить паруса. Я, сидя за рулём, отвёл судно на милю дальше и стал дрейфовать, точно вознамерившись приступить к рыбной ловле. Затем, передав мальчишке руль, я оказался у него за спиной, наклонился позади него, как будто что-то увидел или намереваясь что-то поднять и, вытянув руки, стремительно схватил его туловище и сбросил мальчишку за борт. Он вынырнул из воды, как пробка из бутылки, ибо с раннего детства прекрасно умел плавать, и стал во весь голос умолять взять его вместе с собой на баркас, клятвенно уверяя в своей преданности и готовности ехать со мной хоть на край света. Он продолжал преследовать баркас так быстро, что при полном штиле настичь баркас ему не было раз плюнуть. Оценив ситуацию, я кинулся в каюту, схватил хозяйское охотничье ружьё и взял пловца на мушку, покривая:

«Послушай! -закричал ему я, – Я пристрелю тебя, если ты не прекратишь упорствовать и не отстанешь! Отвали подобру-поздорову – будешь жив и здоров! Не мне учить тебя плавать, сам доберёшься до берега, на море штиль, дуй отсюда и я не трону тебя даже пальцем, но если ты ещё хоть на дюйм приблизишься к баркасу, у тебя будет приличная дырка в голове! Я решил стать свободным!»

Тут он понял, что шутки плохи, и повернул назад, к берегу. Он был отличным пловцом, и у меня нет никаких сомнений, что он превосходно доплыл до берега. Может быть, стоило взять его с собой, да я засомневался, не предаст ли он меня…

Когда он отплыл уже на достаточное расстояние, я наконец получил возможность заняться Ксури и сказал нему:

«Ксури! Если ты останешься верен мне, обещаю, я сделаю из тебя большого человека, но если ты не поклянешься мне в этом с чистым сердцем, и притом Мухаммедом и своим отцом, то мне ничего не останется, как бросить тебя в море!»

Мальчик улыбнулся так искренне, так естественно отвечал мне, что ему нельзя было не поверить: он тут же поклялся мне в верности и готовности отправиться за мной хоть на край света.

Пока мавр-пловец не скрылся из глаз, я наблюдал за ним, а потом направил баркас прямиком в открытое море, держась против ветра, чтобы наблюдатели с земли подумали, что я направляюсь к проливу, как сделал бы всякий благонамеренный человек. Да и в какую здравую голову могло прийти плыть на юг, к воистину варварским брегам, где бесчисленные толпы негров способны тут же окружить пловцов на своих яликах и утопить, а окажись мы на берегу на берегу – растерзать на куски свирепые хищники и самые безжалостнейшие порождения рода человеческого – дикари-людоеды!

Но едва стало смеркаться, как я резко изменил курс, устремившись теперь к юго-востоку, планируя не слишком удаляться от берега. Хороший свежий ветер, спокойное и чистое море так сильно пополняли паруса, что мы шли стремительным галсом, так что узрев на следующий день в три часа пополудни сушу, я уразумел что мы находимся не менеее чем на сто пятьдесят миль южнее Салеха, далеко вне пределов владений и марокканского султана, и всех остальных туземных владык – ни один человек не попадался там нам на глаза.

Что бы там ни было, но ужас, внушаемый мне маврами, был столь велик, как и страх снова угодить им в руки, что я долгое время не имел сил ни убавить ход, ни пристать к берегу, ни стать на якорь.

Так в течение пяти суток, подгоняемый попутным ветром, я без остановки гнал наш баркас, но едва ветер переменился и стал южным, благая мысли пришла мне в голову: «Если кому-то и приспичило гнаться за нами, то не на такое расстояние, они наверняка уже давно бы вернулись домой!»

От таких мыслей во мне тут же стала вздуваться непомерная смелость, и я решил бросить якорь в устье маленькой речушки, названия которой я так и не узнал, точно так же, как и то, в какой стране текла эта ручушка, на каких широтах текла, и какой народ столовался там.

Ни одного человека не было вокруг. Я радовался, потому что мне никого не хотелось видеть. Единственное, в чём я очень нуждался, была пресная вода.

В эту бухточку мы попали под вечер, с тем, чтобы, когда смеркнется, доплыть до берега и там осмотреться. Но только стемнело, как до нас стали доноситься такие жуткие звуки, явно исторгнутые из глоток каких-то диких тварей неясной породы, что мой бедный маленький напарник чуть не помер от страха и стал умолять меня переждать ночь на баркасе, и только днём покинуть укрытие..