Mel RedWolf - Проклятие крылатых. Тайный город

Нет, все, так продолжаться больше не могло. С виду маленькая сумка, из которой достали большой бутыль вина, без магии такой не влез бы, откупорила пробку зубами, откидывая её в сторону. Уж больно разозлила бескрылая дурфу, которая поднялась на свои костлявые ножки, передвигаясь изящно, с каждым шагом всё ближе подходя к раненной.

Бутыль поднесла к губам, чтобы жидкость затекла в рот. Глоток, второй, третий и так, пока не дошла до противоположной кровати Ганхе, перед которой остановилась, склонившись к лицу воительницы. Пить ей много нельзя, иначе Первая не посмотрит на то, что она посол, так что вина Ганхе не дадут, разве что немного?

Девушка выпрямилась, набирая рубиновую жидкость в рот, дальше та не пошла. Дурфа влезла на постель, нависая над телом воительницы, выдыхая на её лицо горячий воздух. Руки согнулись, шея притягательно вытянулась, приближая к устам, в которые очень скоро впились жадным поцелуем, заменив воду алкоголем. Пришлось дурфе проявить все свое воображение пока целовала. Ножки были расставлены по обе стороны от тела бескрылой, а вскоре дурфа и вовсе на бедрах воительницы устроилась

– Помнишь… мне нужен опыт, а тебе женщина. Чем не выгодная сделка? Если снова пошутишь про мою костлявость, то придушу тут же! – Предупредила крылатая, все еще находясь на баргустке. Все эти мышцы, их пернатая задом чувствовала пока взгляд был направлен прямо в глаза Ганхе. Увильнула от ответа. Будто коту дала крынку сметаны. Вот только Ганхе не решилась шкодить и подначивать дурфу. Сейчас она выглядела… Напряженной? Хуже, боялась, зажималась, как младшая дочь, познавшая первый поцелуй. Как давно такое не встречалось Ганхе. Воительница смутно припомнила, совсем слабо, смутно вспоминалась хрупкая длинноногая девчонка, тонкая, будто жердь, щебечущая, как соловей. Вот зачем только сейчас?

Ганхе была готова взвыть, но вместо этого удивленно уставилась на дурфу. Вот ведь зараза! То-то от нее алкоголем за километр несет. Баргустка с завистью детской наблюдала за тем, как напивается эта дхарга. А ведь Первая запретила пить и даже если любила Ганхе нарушать запреты, то хорошо помнила, что бывает, если напиться после очень большой кровопотери. Желудок с такой болью опорожнялся, что сушило сильнее все нутро и губы.

– Смотрю кто-то ценит выпивку больше тренировки. – Буркнула воительница, сглотнув. В этой неловкости, в попытках храбриться эта костлявая дурфа была действительно прекрасна. Ну и пусть, что вредная. Видно, так порешила Великая. Ганхе вместе с движением девицы перевернулась, оказавшись на спине. Губы встретились с жадностью, уж теперь то баргустка решила показать замечательный поцелуй, яркий, страстный, сладкий, будто мед. Горечь вина смешалась с букетом палитры сладких чувств.

Пальцы пятерни воительницы вплелись в светлые волосы, массируя кожу головы. Но вот поцелуй закончился, последнее сладкое касание нежных губ, что причмокнуло ее нижнюю губу. Тепло растеклось по палитре светлых красок цвета глаз баргустки. Легкий азарт и предвкушение смешалось вместе. Первый раз? Серьезно? Бровь баргустки поднялась вверх, а взгляд соскользнул вниз по стройному телу. Удивительно, еще легче, чем казалась, но вполне и привлекательна.

– Девочка моя, не уж то ты себя настолько недооцениваешь? – Усмехнулась Ганхе, хмыкнув. Острые клыки показались во всей красе. Рука скользнула к шее, за которую, как и за талию, притянули к себе. Горячо. Страсть вновь впилась в два нутра, поцелуй оказался сладким, но по своему трепетным. Ганхе постаралась не спешить, обследуя ротик дурфы, ее белые зубки, острый язычок, но лучше – волнующий танец их.

– Раз уж ты желаешь, то ты станешь сегодня женщиной. – Тихо прохрипела баргустка, поцеловав висок, аккуратное маленькое ушко, которое вновь прикусили зубки и зацепили ощутимее шею с легким рокотом. Мышцы беспокойно перекатывались, то сжимаясь, то расслабляясь. Рука скользнула по талии, вжимая в тело воительницы, касаясь беспардонно округлостей, массируя ягодицы, позволяя себе их сжимать до легкой боли.

Голова сейчас кружилась так, как не кружилась после первой большой попойки. Всё это было таким странным, новым и… приятным? Губы тянулись снова и снова, а язычок подстраивался под движения баргустки. Любительница крепкой выпивки теперь наслаждалась сладостью этих мгновений, наполненных еще и теплотой ощущений, которые вертелись в груди, заставляя глупо улыбаться. Ощутимые сжатия и ноющая боль, заставившая промычать. Шлепок, да и удар веткой ягодицы еще хорошо помнили. Посол выгнулась навстречу к телу бескрылой. Свежа была память и на укус. Первая мысль была о том, что пора закругляться и этого достаточно, но то была всего-лишь мысль, на деле же были вздохи, сжатые, вырывающиеся комом. По коже побежала волна мурашек.

– Ганхе… – Позвала Улия вояку, размещая руки на подушке. Почему же в голову только сейчас приходили слова о том, что ей нельзя напрягаться сейчас? Может сознание все еще всячески пыталось завершить это все как можно скорее? Для крылатой оказалось страшнее всего то, что она не понимала происходящего, что творилось с её телом.

– Так проявляется желание…? – На очередном выдохе проговорила крылатая, решившись узнать, почувствать как можно больше. Правда очень скоро дурфа стянула с себя ткань, которая поддерживала грудь. Это было невыносимо! Становилось больно лишь от легких поползновений ткани по соскам. Баргустка страстно прикусывала кожу, зализывала следы и покрывала пылкими поцелуями. Руки скользили по телу, как по инструменту, подобрали тонкие стройные ножки, устравая поудобнее с девушкой. Голени, щиколотки, стопы, икры, ямочка колена и бедра, обе руки поднялись до талии, оглаживая ее, поднимаясь к груди. Губы вновь коснулись подбородка, легонько скользнули к шее, а потом и к губам. Легкий нежный поцелуй связал обеих девушек, но оказался окончен. Улыбка. Смягченная, довольная.

– Расслабься, девочка. Это дар Страстной своим дочерям… – Прохрипела воительница, взглядом опустившись к плечам. Ткани не было, а значит… Два спелых плода, напряженные соски потемневшие от возбуждения. Можно ли на подобное смотреть спокойно? Эта самоуверенная дхарга хотела, хотела ту, с кем только по утру дралась. Да, Ганхе, ты определенно не стареешь. Кровь в жилах вскипала. Кончик языка горячей влажной дорожкой опустился с шеи к ключицам и груди. Губы коснулись нежной кожи, а руки схлестнулись на спинке, оглаживая тонкие косточки, хрупкие плечики, тонкий позвоночник и поясницу с маленькими ямочками. Можно ли наслаждаться желанием другого? Его удовольствием…

Томные вздохи кружили голову. Страсть взмывалась из недр, растекаясь с новой силой по всему естеству. Осознание того, что другой приятно давно позабыто щекотало загривок и разгоняло волны мурашек. Ганхе стала нежнее. Исключительно трепетно оставляла следы на чувствительных округлостях, ласкала язычком и после долгого томления посасывала. Но можно ли так нещадно томить?