Mel RedWolf - Проклятие крылатых. Тайный город

Глаза баргустки прикрылись с глухим стоном. Легкость, не смотря на такую непривычную открытость, даже беззащитность перед той, что могла еще пару часов назад придушить, но сейчас, сейчас казалась такой же надежной, как воспитательница, как наставница из родного становища. Дыхание перехватило, а вскоре и глаза зажмурили, со скрежетом стискивая зубы. Ну кто же знал, что подобное может вызвать такую неприятность в виде болевых ощущений, которые правда очень скоро прошли.

Каждое движение баргустки все сильнее сковывало крылатую. Хотелось больше. Больше этих поцелуев так, что они становились все более страстными, а дурфа с радостью отвечала на них. Губы ощутимо припухли и раскраснелись, покалывая тоненькими ниточками, словно перестоял на морозе.

Ветер обхватил тела, вплетаясь в действие, но оно отнюдь не мешало. Только больше раздувало костер, который не скоро затухнет. Вместе со сменой положения пришло и облегчение для подуставших ножек, которые теперь крепко обвили бескрылую за ягодицы, чего она в общем-то сама добивалась.

В этой тишине для душ, когда они могли соприкоснуться друг с другом, познакомиться и, возможно полюбить, отчетливо раздавались беспокойные сердца, которые отбивали определенный ритм в роли стрелки часов для этих двух тел. Улия смутно понимала, что происходило теперь с её телом. Нега удовольствия накрывала, унося за собой в розовую даль. Смутно понимала и то, что шептала в порывах страсти. Точно знала, что в основном это было имя бескрылой, за которое хватались как за спасительный круг.

Эпогей страсти, край удовольствия накрыл с головой, опустив в мягкую сладкую истому расслабления. Но что же могло быть? Вновь и вновь баргустка вновь зажигалась, бросалась целовать вновь дурфу, за ночь обследовав ее тело как минимум дюжину раз. Вот только и Ганхе притомилась, пыхтя как еж, но довольная, как объевшийся мяса волк. Теплые объятия, прижимающая за плечи рука расположила слабую девицу у груди, а черты лица смягчились. Да и ветерок, витающей вокруг собрался, скрывшись в баргустке, однако слабый отголосок, будто легкое дуновение заклокотало внутри легкими переливами.

Острые скулы худого лица приятно контрастировали с упрямыми густыми бровями, с чувственными губами и твердым длинным подбородком. Тугие мышцы расслабились, но красиво подчеркнули каждую черту воительницы, силу, могущество, выносливость.

Целая ночь проведенная в пылу страсти. Интересно, насколько хорошо все слышно было соседкам? Это вполне можно было бы увидеть утром. А пока телу не давали и минуты для отдыха, а напряжение снималось после долгих ласк и вновь нарастало по той же причине. Губы были искусаны, а от тел клубами валил жар, который согревал до самого восхода.

Улия, удобно устроившаяся на теле баргустки, совсем не представляла собой кого-то ужасно тяжелого, чтобы вызывать тем дискомфорт. Сама-то тоже получала уйму удовольствия от вот такого спокойного времяпрепровождения. Дыхание возвращалось в норму, но вместе с ним возвращалось и осознание произошедшего, которое хлесткой пощечиной вбила откинутый в сторону разум.

С губ крылатой слетел вздох. А ведь и правда… какая муха её укусила, чтобы так поступить? Что же повлияло на то, чтобы она сама пришла к бескрылой за этим? С первыми лучами солнца и Улия решила вставать. Встречать новый день, новую жизнь. Девушка осторожно выбралась из объятий баргустки, поцеловав в висок.

– Спасибо, Ганхе.

После этих слов изможденная ночью в объятиях воительницы посол слезла и встала на ножки, выпрямляясь и быстро натягивая на себя чистый комплект белья, рубаху и в брюки влезла. С пуговками разобрались с огромной скоростью, пряча оголенные участки тела от взора. После всех разборок с одеждой тонкий пальчик дурфы указал на архон бескрылой, которой вскоре задали очень подозрительный вопрос.

– Можно воспользоваться? – Ганхе издала тихий сонный звук, слишком вяло приоткрыв глаза.

– Ну еще чуть-чуть… – Прохрипела баргустка, вяло приблизив к себе рукой дурфу, чмокнув в губы легким поцелуем. Губы воительницы за ночь припухли и выраженнее выглядели, но теперь то Ганхе немного пришла в себя, еще взъерошено присев.

Волосы напоминали лепестки подсолнуха, а брови хмуро нависали, слишком расслабленные, чтобы подняться до нормального положения.

– Архоном? Зачем он тебе? – Уточнила Скрытый Клинок, всполошившись. Тут уж сон рукой как сняло. Воительница подобрала вещмешок и из него извлекла охотничий ножик, который протянула дурфе.

– Держи, если надо что-то отсечь, им сподручнее.

Вид баргустки забавлял, она очень напоминала взъерошенного после купания кота, которого решили вытереть, распушив его мех. Но следы былой страсти отчетливо были видны по слегка влажным еще волосам, пухлым губам, которые так часто касались тела пернатой.

– Спасибо, какая понимающая.

Девушка взяла ножик в правую руку, разглядывая его немного. Тихий вздох, за которым левая рука собрала золотые локоны и по плечи отрезала их одним резким движением. Волосы в руке воспламенились и исчезли через пару мгновений, словно вспышка, не оставляя после себя ни тепла, ни запаха сгоревших волос. Орудие, которым только что срезали шелковистые волосы вернули хозяйке, вздернув бровь, крылатая в привычной манере проговорила.

– Мне пора. Царица наверняка уже на ногах и тренируется.

Как же быстро эта крылатая смогла вернуть себе самообладание после целой ночи проведенной в муках и наслаждении? Как же быстро вновь улеглась в ней вся та страсть, которая кострищем разгорелась внутри? Нет, теперь все было иначе. Уговор был таков. А сделки Улия не нарушала. Стоило бы конечно и помыться прежде, но это решили сделать чуточку позже на обратном пути. Задерживаться больше и смысла не было, так что остальные вещи крылатая стала сминать, закидывая в свою бездонную сумку, очень быстро определяя ее на плечо.

– Хммм, серьезно? Тебе шло и с длинными волосами, пташка. – Отозвалась баргустка, приняв клинок из рук дурфы, а там и вернула его в сумку.

– Светлого дня пред очами Великой. – Пожелала Ганхе на последок проводив взглядом, а потом умастилась на койке. Можно было и полежать после вчерашнего. Что еще делать то? Физические нагрузки на время ушли в историю, а вот влажная постель и запах дурфы остался напоминать о томных стонах и яркой ночи.

– Светлого дня, уважаемая

После этих слов комнату, как и бытовку крылатая покинула, а о ее присутствии говорили теперь лишь воспоминания и запах диких яблочек. Первый же шаг после такого немногословного прощания отдался болью в груди, словно по ней ударили чем-то тяжелым. Но дурфа проигнорировала это чувство, направляясь к тренировочным, предполагая, что царица может быть там. А пока шла в голове укладывала все свои мысли по полочкам, которые обвалились в одну кучу, как книги упавшие со стеллажей.