Mel RedWolf - Проклятие крылатых. Тайный город

Баргустка ощущала кожей жар тела дурфы, то, как увлажнилось внизу. Пальцы воительницы скользнули к скрывающей ткани, сдернув ее вниз и после к женскому лону, к трепещущей плоти, покрытой соком, сочившейся из женщины, будущей женщины.

Ганхе мягко поцеловала в последний раз напряженный сосок и отпустила, губами поднявшись к спелым ярким устам посла. Их обвел проказливый язычок, проникая через препятствия, тогда как пальцы погрязли в влаге и заскользили между половых губок, лаская клитор по всей длине, порой ловя его между пальцев, будто цепляя за живое, а следом, проказливая, переходила на легкие касания, дразня лишь головку чувствительного органа.

Каждой клеточкой откликалось тело на ласки, бросая то в жар, то в холод.

Насколько же сильно все это сводило с ума крылатую? Казалось, теперь её нечем удивить, после таких разных поцелуев, нежных, страстных в губы, шею. Но что же это? Новая волна накрыла собой разум и тело теплом, как накрывает мать своего ребенка одеялом. Также, как ночь тонкой тканью усыпанной звездами покрывает вечернее небо, скрывая за собой лучи Яростной. В горле пересохло. Улия слышала, что после алкоголя сушит, но не испытывала этого обычно, но сейчас всё было иначе. Поцелуи Ганхе оказались для неё крепче вина, опьянили сильнее, чем сам дурман.

Горячий и влажный язычок скользил по возбужденным соскам, раздразнивая крылатую сильнее. Грудь беспокойно вздымалась. Руки легли на выраженные дельты плеч, чуть сжимая их от напряжения.

Улия зажмурилась, прикусив нижнюю губу. Как же признаться самой себе в том, что все что делала эта бескрылая было восхитительно? Еще совсем недавно они грызлись и скалились друг на друга, а теперь сплетали уста в поцелуях, связывая язычки в пылком танце. Глаза широко раскрылись, а с губ сорвался стон, которого совсем не ожидали, сразу же заливаясь густым румянцем и пряча смущенный взгляд, который скрыла за веками и трепещущими ресничками. Тело натянулось, выгнулось дугой в пояснице, а ягодицы сжались.

– Г… Ганхе… ах… – Рука легла на щеку бескрылой, а вторая сместилась к шее. Стоны звучали приглушенно сквозь поцелуй, а бедра заерзали навстречу руке баргустки, которая касалась разгорячено плоти дурфы. Баргустка приложилась к новому этапу со всей основательностью коей обладала. Пальцы, которые больше касались клинка, постепенно напоминали о другой практике. Дыхание сбилось и у воительницы, голова обещала взорваться головокружениями и докучать ими до последнего. Мышцы литыми красивыми перекатами обозначили плечи, сильные руки, тугую шею, которую просто так и не сломать. Ноги воительницы согнулись в коленях усложняя положение дурфы, вынуждая приподняться наверх, напрягая изможденные мышцы ног, но за то чуть-чуть позволяя сделать передышку ягодицам, столкнувшимся с такой своеобразной поддержкой.

Поцелуй продолжался, унося дыхание, остатки здравомыслия, мысли о чем-либо еще кроме тела партнерши, ее сладких стонов, ласкающих слух, мягких губ, что жаждали поцелуев и гибкого стройного тела, что повиновалось желаниям, желаниям обеих в этот пылкий миг. Губы отдалились в жадном глотке воздуха. Грудь дискомфортно сжимали бинты, ну и дхарга с этим. Второй рукой воительница опустила ниже бедра девушки и, сажая на свои ноги. Губы припали, будто страждущий к свежей водице, заскользив вниз по шее до плечика, которого вновь коснулись острые зубки в легких игривых покусываниях. Рука поднялась наверх, огладив лопатки, плечи, затем шею, пока не вплелись пальцы в волосы, играя ими, будто ветер весенней листвой.

Только вот обжигающий шквал сладострастных касаний обрушился ниже. Пальцы баргустки скользнули в глубь, будто желая познать и эту часть, вслед за поцелуями.

Улия в свою очередь слабо покусывала губы воительницы, когда та задевала чувствительную зону. Бороться с самой собой оказалось гораздо сложнее. Дикое желание тела баргустки и душащее за горло сознание, которое все еще заставляло сойти с дистанции. Отказаться от этой затеи и прекратить. Но желание было сильнее, оно все больше опутывало здравомыслие цепями, отдаляя от тела, пылающее оковами страсти. Лишь после первого десятка поцелуев удалось приноровиться хватать как можно больше воздуха перед новым, но и тогда он часто просто отказывался проходить дальше ротовой полости, выдыхаемое сквозь поцелуй с томным стоном наслаждения.

Хаотичный бег мыслей заставлял голову кружиться все сильнее, пока пытались уследить за их ходом, но после от этой затеи и вовсе отказались, целиком уходя в мир эмоций и ощущений.

Новое положение заставило напрягать ножки, на которых слабо выражались мышцы.

Тяжелые вздохи, за которыми следовали более томные стоны, вырывающиеся уже без гортанного звука в попытках удержать их. Появившийся жгучий дискомфорт внизу вынудил крылатую дернуться от нового ощущения чего-то постороннего внутри. Но очень скоро ягодичные мышцы вновь рассладились, опуская весь корпус расслабленный ниже, чтобы продолжилась эта сладостная пытка.

Губами Улия припала к сильной шее баргустки, осыпая её поцелуями. Язычок и зубки повторяли каждое движение самой Ганхе, когда та целовала пернатую. Легкие покусывания, которые сменялись более нежными касаниями. Также добрались и до ушка женщины, прикусывая мочку клычками, после чего шепнула с предыханием её имя, пуская горячий воздух в ухо. Руки сместились к бинтам, которые стали разматывать, освобождая грудь воительницы. Не одной ведь ей блистать красотами.

– Хаах… Бесовка, ты сведешь меня с ума от желания. – Хрипло отозвалась баргустка, показав ровные зубки в хищной ухмылке. Жгучее желание разрасталось пожаром в каждой клеточке, поднимало бурю чувств, неистовый поток. Воздух вокруг сгустился, накалился, словно сами тела опутанные волей Страстной, но он то был реален. Сильный, своевольный, будто сама баргустка, обтекающий, стискивающий обе фигуры. Мурашки прошлись по телу, раскаленному, будто на кострище. Ганхе властно прижала к себе Улию, а пальцы в сложении двух проникали и вновь выскользали в рваных поглаживаниях нежных тканей вновь и вновь, только большой палец, как и прежде, замкнулся на выступающей точке чувствительного органа. Внутри ярким светом пульсирующе растеклась нежность. Дыхание сбивалось, сжималось сердце.

– Улия… Кхах, Улия…

Баргустка рванулась к губам, с наслаждением вновь и вновь целуя, будто желая испить до последней капли, вобрать каждую частичку девушки. Смена положения и воительница подмяла под себя дурфу, рукой подняв ножки той, положив на свои ягодицы. Провоцирующе баргустка прижалась как девице, касаясь грудью груди, так, что сердца бились рядом, ощущаясь через кожу гулким буханьем. Еще и еще. Этого казалось мало, наслаждения, разливающейся неги пленительной силы. Воздух вихрем, будто буран, раскрылся, открывая естество дочери воздуха, обнимая потоками крылатую, как собственные крылья, как самые верные объятия.