Юрий Чернявский - Сказка №3. Перекресток имени Бабы-яги

– Тише, – перебила его Лита, – он пошевелился.

Свет кинулся к приборам: – Мозговая активность в норме. Ну что, пойдем?

Лита медлила, она не могла разобраться в себе, радуется она или нет. Это действительно Он или только его тень?

Адам открыл глаза и сел. Он увидел двух человек в белом, это были женщина и мужчина – откуда—то он знал это.

– Скажи чего—нибудь, – произнес мужчина.

– Чего сказать? – не понял Адам.

Те двое переглянулись.

– Ты помнишь, как тебя зовут? – снова спросил мужчина.

Вопрос повис в воздухе. Пауза стала невыносима. Лита не выдержала, схватила Адама за руку и закричала: – Ну а меня, меня ты помнишь, ты помнишь о нас?!

– Какая ты грустная, не надо плакать, – Адам погладил ее по голове. – Кто вы?

Свет ждал от Литы чего угодно, но не этого. Она вдруг спокойно улыбнулась, похлопала клона по руке и сказала: – Мы твои друзья, ты просто немного приболел, и мы пришли о тебе позаботиться. Отдыхай, мы скоро вернемся.

– Ты говорил что—то о стимуляторах памяти, помнишь? – спросила Лита, когда они вышли.

– Да, но не знаю, насколько это будет эффективно, хотя не повредит уж во всяком случае.

– Попробуй, он должен вспомнить, – ни то попросила, ни то констатировала Лита.

И Свет попробовал: – На вот, индеец, съешь и запей.

– Что это?

– Смотря, что ты любишь.

– Яблоки люблю, – подумав немного, сказал человек.

– Ну, тогда, будем считать, что это яблоко. Глотай, не помрешь.

– Но Адам неожиданно заупрямился: – Это не яблоко, я знаю. Зачем это, я не хочу!

– Ну, как тебе такие яблочки, а? – обратился Свет к девушке.

Лита взяла из его рук таблетку, подошла к Адаму и ласково сказала: – Съешь, зайчик, я тоже такие ела, и ничего, видишь? Ты сразу начнешь выздоравливать. Адам улыбнулся в ответ и доверчиво взял лекарство из ее рук.

Лита осталась на ночь в лаборатории, наотрез отказавшись бросать Адама одного. Под утро, измученная переживаниями, она уснула прямо за столом. Разбудил ее вошедший Свет. Лита откинула со лба золотистую прядь волос, потянулась и спросила: – Ну как наши дела?

Свет невольно залюбовался ею, так она была прекрасна сейчас, и вдруг поймал себя на мысли, что завидует этому получеловеку Адаму, валяющемуся в соседней комнате. Ведь ради него, Света, Лита вряд ли пошла бы на такое… Но, устыдившись этих мыслей, он собрался и ответил: – Всё плохо, шеф в ярости. Мне, вероятнее всего, не избежать отставки за самоуправство по возвращении. В общем не долго я походил в любимчиках. Но это еще полбеды… – он запнулся. Лита терпеливо ждала не отрывая от него взгляда.

– Короче, шеф психанул и перенес дату отбытия с планеты на послезавтра, а курс реабилитации Адама еще месяца полтора.

– Вот и отлично, – обрадовалась Лита, – дома всё будет, как надо.

Свет понял, что тянуть нет смысла: – Понимаешь, согласно карантинным нормам мы не имеем права доставить его на нашу станцию…

– Вот как?! – глаза Литы сузились. – Тогда я остаюсь с ним.

– Я знал, что ты это скажешь. Видишь ли, он создан на базе местного биоматериала, ему не грозит ничего, кроме возможной деградации и постепенной мучительной смерти от бактерий и старения, а ты без жизнеобеспечения станции погибнешь. Радиация, гравитация, местная микрофауна…

– Я ведь могу взять с собой Наш микромир. Ты ведь мне поможешь?

– Нет! Ты не можешь! Тогда ты станешь биологической миной для этой планеты. Бактерии, потом вирус, грибы… Всего через два наших цикла они захватят здесь все, если неоцивилизация не найдет к тому времени способ борьбы с ними. Так нельзя…

Лита молчала, слегка склонив голову влево. Свет не мешал ей, он терпеливо ждал, когда она справится с ударом. Она не сдавалась никогда. Еще ни разу в своей недолгой жизни она не проигрывала, не проиграет Лита и сейчас.

– Плевать. Если не найдут, так и на хрен такая цивилизация нужна. Пусть сгинут. Но это потом, а ныне – я останусь с ним навсегда, мы будем вместе, я доведу курс до конца, у нас будет куча детей, и мы будем счастливы.

– Но как?! – опешил от ее напора Свет.

– Ты создашь моего клона из того же чертового биоматериала.

– Ты с ума сошла! Шеф нас уничтожит.

– Да, я сошла с ума! Я сошла с ума от любви к этому человеку, и я готова на всё, и пусть это буду не я, а только часть меня, пусть я умру от тоски и горя на нашей подыхающей треклятой Благодати, но я обману судьбу! Если нам не суждено быть вместе там, пусть же Адам и Ева будут счастливы здесь. И пусть твой самодур-шеф катится ко всем чертям со своим долголетием вместе! Все катитесь!!!

Адам и Ева стояли взявшись за руки и смотрели, как один за другим стартуют в небо корабли и превращаются в вышине в маленькие светящиеся точки, чтобы исчезнуть затем навсегда. Адам посмотрел на свою жену и улыбнулся. Он вспомнил ту первую свою женщину, в честь которой когда-то назвал белые цветы лилиями, но он никогда не расскажет об этом Еве, ведь всегда есть Что—то такое, о чем лучше умолчать… Глупый заботливый Адам, ведь секрет этот был известен Лилит лучше, чем кому бы то ни было, во всей Вселенной.

Всё было очень грамотно. На поляне ярко горел костер, освещая алтарь и перевернутый крест за ним. К жертвенному камню был привязан кот. Драматизма и пикантности добавляла мизансцене полная луна на ночном небе. Вокруг алтаря столпились десятка два адептов романтического культа в черных рясах с балахонами. Руководил процессом тщедушный лысый человечек средних лет. Для важности он залез на пенек, раскрыл большую книгу и, выдержав эффектную паузу, изрек: – Братья и сестры, да свершится предначертанное!…

Сразу после этих слов привязанный кот смачно зевнул и стал меланхолично вылизывать лапу, потеряв к происходящему всякий интерес.

Лысый вожак продолжал нести какую-то тарабарщину. Хорошо поставленная дикция и правильная артикуляция выдавали в нем бывшего актера провинциального ТЮЗа, на ролях грибов и гномов. Внезапно, на одно мгновение, ночь разорвала яркая голубая вспышка, где—то, совсем поблизости от шабаша. Воодушевленный этим явным знамением, чтец еще больше завибрировал голосом и подпустил жестикуляцию. Он, несомненно, был в ударе.

Ленарис бесшумно подошел со спины раскачивающегося в экстазе «сатаниста» и громко высморкался, потом закашлялся, как туберкулезник в последней стадии заболевания и произнес в наступившей тишине: – Вежливое покашливание. – И уже более строгим голосом добавил, – костер в лесу – это плохо, привязывать котов – тоже плохо.

Угрюмая толпа закомплексованных дрищей, постепенно стала приходить в себя, после его эффектного появления. С поляны послышался хриплый голос: – Ты че мужик гонишь. Ты лесник, что—ли?