Юрий Чернявский - Сказка №3. Перекресток имени Бабы-яги

Не тратя времени на ненужные блоки, Сана просто не давала в себя попасть и контратаковала сразу и довольно эффективно. В один из таких эпизодов, когда «врагу» стало совсем «душно», он разорвал дистанцию, сделав лишний шаг назад. Это и стало для Ленариса роковой ошибкой. Не сумев дотянуться до своего противника, Сана нанесла жуткий бесконтактный удар, не разбирая дороги. Это было настолько круто, что то, что слетело с ее рук, было почти видно. Зрители оценили ее действие, зааплодировали и одобрительно заорали. Простой человек, от такого «здрасти», пожалуй, скончался бы, но Ленарис умудрился выжить и даже смог подняться без посторонней помощи, правда только через полминуты. В голове его шумело, из уха закапала кровь.

«Так не бывает, – подумал он, – так никто не может… Хотя, пожалуй, где—то я такое уже видел…, но когда?». Он поднял тяжелую голову и совсем близко увидел Сану.

– А ты крепкий парень, – с уважением сказала она, – наверное от тебя в восторге немало теток, а?

– Да уж, – попробовал пошутить Ленарис, – только мне больше нравится, когда я сверху.

– Понимаю, – подмигнула весело Сана, – но небольшой разброс поз ведь никогда не повредит?

Ленариса качнуло. Она подхватила его, придержав за пояс.

– Ладно, хоть пообнимаюсь перед смертью, – веди меня к скамейке, я вон там желаю сыграть в ящик.

У каждого свои привычки. Сана, например, любила, чтобы было чисто и пусто и обязательно пахло полевыми цветами. Владу нравилось открывать новые неизведанные дороги. Каждый раз, во время утренней пробежки, он менял маршрут, забираясь в таинственные незнакомые закоулки большого города. Здесь он представлял себе, что попал в неведомую страну, где его ждут приключения и не раскрытые еще тайны, уходящие своими корнями в глубь веков. У Антона же было пристрастие к мелкой моторике, сохранившееся, видимо, со времен блохоискательства. Тогда нужно было найти вредное мелкое насекомое в густой шерсти, аккуратно удалить его при помощи зубов и потом тщательно продезинфицировать поле боя посредством языка. В этой жизни Пухов лепил разные фигурки из хлеба, со всякими мелкими подробностями и раскрашивал кисточкой живых насекомых. При этом терпенье его казалось безграничным. Ведь и вправду, чтобы красиво раскрасить под тигра рвущегося на свободу таракана, нужно иметь не слабую усидчивость. А еще Антон испытывал необъяснимую тягу к собирательству носков. Всю эту свою кучу нижнего белья он именовал не иначе, как «коллекцией». Носки же, которые со временем приходили в негодность, он нарекал «раритетом», складывал в пакетик, проставлял даты «жизни» от покупки до протирания и прятал в специальный ящик. Особо дорогие его сердцу носки, после окончания своей активной фазы жизни, удостаивались трогательной авторской эпитафии на упаковке.

Их казарма, хоть и была казармой, но представляла из себя вполне жилое помещение блочного типа, с несколькими отдельными комнатами, общим залом и кухней. В воскресенье с утра Сана со шваброй в руках применяла в их блоке принцип: «чисто и пусто», а Пухов в зале за столом лепил очередное нэцке.

– А ты чего с Владом на тренировку не пошел? – заметила его Сана.

– Сегодня ОФП. А мне не надо, я и так пацан здоровый. – Антон продемонстрировал свой бицепс.

– Рахит жизнерадостный, – оценила Сана качество его напряженной мышцы. – Опять хлеб переводишь?

– Чтоб ты там понимала. Я, как тот Бог, создаю новых тварей. День… какой—то там, не помню, – «И сотворил Он дряблонога геморроидального!». – Пухов поднял со стола и повертел в пальцах, чтобы Сане было лучше видно, фигурку ни на что не похожего жуткого существа. – Или вот, – прототип плавоперца глубоководного. А вот тут лежбище морских кошечек, три штуки. Нравится?

– Да.

– Че, правда?!

– Нет, конечно. Вообще—то, жуткий кошмар, – оценила плоды его творчества Сана. – Пока что ты создаешь только грязные носки, причем постоянно. – Она брезгливо отодвинула шваброй полосатые носки, валявшиеся под столом.

– Ай! Что ты делаешь?! Это же настоящие «Метрополис К», почти не юзаные. И вообще, ни фига, я сотворяю животных – грязноносцев сногсшибательных. Да! В брачный период они не просто воняют, – они распространяют сногсшибательный аромат роскошного тела. Отсюда и происходит их научное название. На латыни они называются – Nosokus Hrenovus из отряда…

– А ну брысь, я здесь мыть буду, – прервала Сана поток его неуемной фантазии.

– Ладно, так и быть. Всё равно в душ собирался.

В дверь постучали. Сана, как была, в перчатках и со шваброй в руках, пошла открывать. На пороге стоял Ленарис.

– Почему—то я знала, что мы еще увидимся, – сказала Сана, – да вы проходите.

– Благодарю, – Ленарис прошел в прихожую.

В этот момент из ванной послышался шум воды и вопли Пухова: « – Опять с душа на кран не переключила! Когда—нибудь прибью эту моль белобрысую!». Следующую его гневную тираду заглушил звук водопада, но по смыслу было ясно, что он изысканно матерится.

– Подумаешь, – Сана пожала плечами, похоже, она уже привыкла к взрывному характеру Антона и совсем не обиделась. – А сам таракана в коробочке держит. Да вы проходите, хотите кофе?

– Лучше чаю. А зачем ему таракан? – спросил Ленарис.

– Не знаю, говорит, что ему нравится слушать, как тот шуршит, – нервы успокаивает.

– Вот как? Интересно, надо будет попробовать…

Сана удивленно посмотрела на Ленариса, поняла, что он не шутит и спрашивать ничего не стала. Только подумала, что может быть, она действительно многого еще не понимает.

Она пошла на кухню, Ленарис последовал за ней.

– Да нет, вы не подумайте, – ответил на ее мысли Ленарис, – я не считаю, что держать таракана в коробочке – это обычное явление. Просто я люблю всякие инновации, исследования необычные.

– Тогда понятно, почему вы здесь.

– В каком смысле?

– С тех пор, как я «удочерила» это визжащее сокровище, – она кивнула в сторону ванной комнаты, где плескался Пухов, – я наблюдаю во всех нас сплошные странности и необычности. Разве нет? – улыбнулась она.

– Ну да, – подтвердил Ленарис, – я уверен, что мы поладим.

Сана налила воды в чашку, поставила чайник обратно на печку и вдруг, не оборачиваясь, сказала: – И почему же не спрашивать?

– Что? – удивился Ленарис.

– Почему не спрашивать, сколько вам лет?

– Я этого не говорил.

– Как это? Ну, я же слышала.

– Ах вот оно что, – задумчиво произнес Ленарис, – это моя ошибка. Отвык, знаешь ли от нормального общения и стал непростительно громко думать при всех.

– Это я твои мысли, что ли услышала? Со мной никогда такого не было, вот это ни фига себе!

– Ничего, это только начало. Скоро сумеешь настраиваться на индивидуальную волну.