Михаил Лекс - Волшебники. Начало. Книга 2. Роман-сказка о будущем и прошлом нашей планеты

Адмирал Шкуро и трезвый-то – человек ума-то не большого. А уж когда выпьет, то и вовсе дураком становится. Двести грамм водки адмирал выпил за три глотка. Тут же умял и огромное блюдо с говяжьим студнем, обильно поливая его хреном, горчицей, и чёрным посыпая перцем. Печень слегка побаливала и в сердце покалывало. Но адмирала это нисколько не беспокоило. На его счетах лежали триллионы и в его личных больницах всегда имелись донорские запасные части для каждого участка его прожорливого тела.

Затем адмирал съел две тарелки монастырской ухи, затем две тарелки ухи волжских бурлаков. Под уху Шкуро выпил пол-литра перцовой водки. После, ему принесли на огромном блюде запечённого молочного поросёнка. Его Шкуро съел под два литра пива.

Только после того, как от поросёнка ничего не осталось, Шкуро повеселел. Он посмотрел на стол, за которым сидели его сокамерники.

– А вы говорите «макароны», – весело размышлял вслух Шкуро, – говорите «манная каша». Жизнь, господа, это вам далеко не макароны, и ой как далеко не манная каша. Жизнь – вещь намного куда сложнее. Я бы много мог рассказать вам про то, что такое жизнь, но есть ли в том какой смысл? Вы же тупые все, как бараны. Особенно Вы, господин главный Волшебник, Вы самый большой баран. Вы прожили уже более ста пятидесяти лет на этой планете, но так и не научились ничему толковому, кроме разве что ходить сквозь стенки, да путешествовать во времени и пространстве. Нет, серьёзно, Вы только не обижайтесь, но в том, как Вы живёте, есть нечто патологическое, больное что-то есть в том, как Вы живёте. Нет? Вы не находите? Да уж вижу, что ничего Вы не находите. Вы жуёте свои макароны, Вы давитесь комками манной каши, и надеетесь, хоть иногда отведать гречневой каши. И я не шучу, когда говорю, что вся Ваша жизнь так же пресна и так же однообразна, так же неинтересна и скучна, как те макароны. И Вы, господин президент, туда же.

В это время к столику Шкуро подошёл официант.

– Утку подавать? – поинтересовался официант.

– Утку? – переспросил Шкуро. – Подавай утку.

Принесли и поставили перед Шкуро большое блюдо с уткой. Правда, утка была каких-то ну очень больших размеров. Шкуро испуганно глядел на дичь.

– Господи. Огромная-то какая, – говорил Шкуро, – утка. Это не утка, это скорее страус.

– Вы правы, это действительно страус, – сказал официант. – Только сегодня из Сочинского Дендрария привезли. Думали, что Вы уже настолько пьяны, что и не заметите.

– А я, официант, заметил, – сказал Шкуро, – но да ты не переживай. Я, честно говоря, давно хотел жареной страусятины попробовать. Только, официант, я это… Чего-то я уже вроде как несколько устал. Давай мы страуса на потом оставим.

– Можно, конечно, и на потом, – сказал официант, – только обидно. Люди старались, готовили, яблок одних только килограмма два изгадили. Даже не знаю, чего и делать-то с ним, коли Вы его кушать отказываетесь.

– Я не отказываюсь, официант. Чудак ты человек, – оправдывался Шкуро. – Я ж говорю, потом, мол. Мол, позже. Но если тебя это так огорчает, ну что ж поделаешь, тогда изволь, скушаю.

«Неужели он и в самом деле его сожрёт?» – думал Лютый, испуганно глядя на адмирала.

Шкуро скушал жареного страуса. Он даже съел и пол-яблока. Его глаза налились кровью. Нормальный человек в такие моменты умирал. Шкуро же продолжал жить.

– Как подарок от нашей столовой, прошу последнее блюдо отведать бесплатно, – сказал официант.

– Как подарок, – тупо повторил за официантом Шкуро. – Блюдо последнее бесплатно отведать. Какое блюдо?

– Жаркое по-деревенски, – сказал официант. – Внесите жаркое по-деревенски, – крикнул официант и хлопнул три раза в ладоши.

На носилках, на каких в армии таскают битый кирпич, двое дюжих хлопцев, несли нечто огромных размеров и чёрного цвета. От этого нечто разило по всей столовой горелым. С носилок это всё вывалили на стол перед Шкуро.

– Это кто? – спросил Шкуро.

– Жаркое по-деревенски, – сказал официант.

– Да-да, я помню, Вы говорили. Вопрос в другом. Кого лишилась деревня? – спросил Шкуро. – Вид такой, как будто вы зажарили на костре деревенского священника. Кто это? Участник конкурса религий, не попавший в финал?

– Это Скиппи, – ответил официант.

– Какая такая Скиппи? – спросил Шкуро.

– Кенгуру. До Вас у нас кушал один любитель экзотики, очень богатый человек. Он и сделал этот заказ. Сам заказа не дождался, поскольку спешил. А Вы пришли как раз, когда он ушёл. Ну не пропадать же творению, тем более, что всё оплачено, – сказал официант.

– Я не буду это есть, – сказал Шкуро. – Это пошло. Лучше я буду есть макароны и манную кашу. Я не знаю, что за человек, кто заказал это. Но… официант… Кушать Скиппи – это недостойно человека. Даже больные булимией на это бы не отважились.

Шкуро поднялся из-за стола. Пошатываясь, вышел на улицу под гром аплодисментов всех тех, кто находился тогда в той столовой. Следом за ним вышли и остальные его товарищи по камере №64.

Глава седьмая

– Друзья, – выйдя на улицу, воскликнул Шкуро, – у меня предложение. А что если нам не возвращаться более в тюрьму? А, господа, как вы на это смотрите? В самом деле, ну сколько можно? Ну побыли чуток, ну и будет. Пора, как говориться, и меру знать. А, господа, вы как?

– Непорядочно это вроде как, – сказал Аф Фабр. – Нас, как честных людей, выпустили позавтракать, без охраны, и даже кандалы не надели, а Вы предлагаете такое – не вернуться. Хотя… если честно, то мне там надоело.

– Что, вот так вот просто взять и не вернуться? – спросил президент. – Но это же будет расцениваться как побег?

– Ну и что? Подумаешь, побег, – сказал Жир Туран. – Адмирал прав. Ну её эту тюрьму. Давайте уже сейчас разойдёмся каждый по своим делам. Тем более там такая вонь.

– Далеко ли расходиться собрались? – спросил Ил Луирим. – Вы, господин главный Философ, не всегда думаете о тех последствиях, что несут Ваши идеи.

– Не знаю, господа, как кто, – сказал Гор Дэл, – а я в тюрьму пришёл добровольно. И выйду я из неё только по решению суда. Вот как суд назначит, вот так и будет.

– А куда Вам идти, адмирал? – спросил Лютый. – Вы полагаете, что где-то Вам будет лучше?

– Не говорите ерунды, Александр Сергеевич, – сказал Шкуро. – Мне везде будет лучше, нежели в тюрьме. А Вы ещё спрашиваете, мол, будет ли где мне лучше. Да знаете ли Вы, как я жил? Ой, что мне Вам говорить. Вы всё равно ничего не поймёте.

– Это почему же? – спросил Жир Туран. – Может, и поймём? Тем более, что я лично Вашу идею – не возвращаться в тюрьму – одобряю.

– Да ничего вы не поймёте, – сказал Шкуро. – И толку с того, что Вы одобряете моё предложения, никакого. Мы по-разному мыслим, мы по-разному видим мир. Мы даже одобряем с Вами одно и то же и то по-разному.