Армине Мкртчян - Последний дар Эбена

Я представляю себе двуглавую змею. Все это время они вели между собой беспощадную борьбу. Белая змея тянула и подталкивала меня вперед, между тем, как темная, самая настойчивая, стремительно уползала назад и того же требовала от меня. Сегодня я сердечно поздравляю вторую змею с окончательной победой. После многих лет бессмысленной борьбы, в которой я, потеряв столько времени, гналась за смыслом, так ничего, и, не достигнув, складываю отяжелевшую броню, меч и платок, чтобы, избавившись от своего балласта, наконец-то, отдохнуть. Поздно, слишком много времени и сил отняты у меня и с чего мне заново начинать борьбу, борьбу для меня бессмысленную, если итог уже понятен. Чего ради оставаться в грязи расстилавшегося болота. И без того ясно насколько глубоко увязла я в бесконечной трясине.

Так размышляла я, пока поезд размеренно покачивал меня, неся от одной станции к другой в сторону библиотеки. Как хорошо, что оказалось свободное место, где можно спокойно сесть, сердце казалось налито свинцом. Все же я спокойна и уверена как никогда. Блаженство разливается по всему телу, когда думаю о скором конце. Мне даже казалось странным, что кто-то может бояться темноты. Я тоже когда-то страшилась его. Какая глупость! Лишь скорый конец придавал мне сил выйти из дома и напоследок прогуляться. Я раскрыла листок Анна Пантелеймоновы, где тоненьким почерком я прочитала следующие слова: Бернардо Жоакин да Силва Гимарайнш «Рабыня Изаура». Я невольно засмеялась. По меньшей мере, три раза она смотрела этот сериал, а быть может и того больше, кто знает. До сегодняшнего дня, я и не подозревала, что существует еще и книга, которая зачем-то понадобилась моей соседке. Надо было сразу взглянуть в листок, и тогда бы мне не пришлось идти за ней. Вряд ли мне удастся, найду эту книгу там. Что ж, по крайней мере, я попытаюсь и хоть в этом, совесть моя будет чиста. Длинный переход, пару станций и вот я иду по каменной платформе, ведущему на улицу. Устав от монотонной работы, навстречу задумчиво шла хмурая раздраженная толпа. Среди них я подметила лишь двоих. Один мужчина с высоко поднятой головой вез свою дочь в инвалидной коляске. Если и была мужественность во всей своей первозданной красе, то это, безусловно, была одна из его красноречивых проявлений. Навеки я запечатлела прекрасный смиренный образ молоденькой девушки. Ей было от силы не больше двадцати лет. Прямые черные волосы красиво лежали на ее плечах, нежно обрамляя правильные черты юного лица. Стройная и ухоженная сидела она с естественной прямой осанкой, словно сказочная принцесса, и твердо смотрела перед собой. На секунду она остановила взгляд на меня, лишь на миг. В них не было ни злости, ни надежды, ничего кроме смиренного величественного спокойствия и безмолвной решимости бороться ради человека, чья непоколебимая вера поддерживала ее. Она вызвала во мне чувство благоговейного восхищения, но никак не жалость. Даже никчемная тень жалости и то утопала по сравнению с обликом достойного человека. Некоторые родители самоотверженно ухаживают за своими детьми и лелеют хрупкие лепестки всю свою жизнь. Мне стало стыдно, и я беспомощно опустила голову. Вот я совершенно здоровый человек скатываюсь в пропасть и скоро увижу самое дно. И вдруг неожиданно возникает передо мной столь поразительный контраст, чтобы выплеснуть на меня бесконечный укор. Вслед за этим поступил бесконечный испуг и отвращение к внезапным жизненным порывам. Мое лицо исказилось от гнева, и я отшвырнула эту сентиментальную чушь. Когда я снова возвратила себя в прежнее спокойное состояние, сердце глубоко вздохнуло предстоящей свободой. Нет, я больше не хочу так для своей семьи. Каково это наблюдать изо дня в день мрачное состояние и постоянную раздражительность, граничащую с безумием. Для них так будет лучше, успокаивала я так себя. Слезы на минуту затуманили глаза, но я сумела удержать их усилием воли. Я уже неплохо справляюсь с этим.

Словно маленький хомяк в своем игрушечном колесе, бежала я изо дня в день, все сильнее и сильнее вращаясь в погоне за некой эфемерной наградой, пока не уяснила, что голова кружится, все тело ноет, ноет и душа, но смысл так и не показался на горизонте. Лучше навек кануть в небытие, чем жить как бесцельная сомнамбула и влачить свое жалкое существование. Жизнь настойчиво требовала от меня отыскать какой-нибудь смысл, который покроет меня с головой и заставит воспарить над обыденностью в бесконечных далях просветления. Я не справилась. Я направляюсь в библиотечные покои, как в последнюю пристань, последняя гавань перед последним плаванием. Каково же было мое удивление, когда работница сказала, что такая книга есть и даже показала, где мне ее отыскать. Я взяла книгу и уже направилась к выходу. А рядом с той же полкой был отдел, куда я никогда не заглядывала прежде. Вдруг у меня возникла мысль пойти туда, где я никогда не искала книгу, к миру нереального безграничного полета человеческой мысли. Потом остановилась. Зачем я пришла сюда? Бессознательный инстинкт самосохранения, быть может, что я еще могу здесь найти для себя. Подавив внезапный импульс убежать, я направилась к многочисленным полкам. В самой дальней из них я начала проводить рукой по незнакомым книгам пока не дошла до самого конца. Тут я внезапно встрепенулась. Рука моя коснулась чего-то необычного. Я ощутила шероховатые линии и странную жесткость. Можно сказать, я нашла эту книгу наощупь, потому как она лежала прижатая к стене и не выглядывала из полки как остальные произведения. Поначалу я почувствовала волну мистического ужаса и убрала быстро руку, но любопытство оказалось сильнее, и вскоре я вытащила его из могучих тисков множества других книг и убедилась, что это и вправду настоящая книга просто в невиданной дотоле замысловатой обложке, если не сказать странной. По невероятной прихоти судьбы я взяла именно эту книгу. Если бы мои черные густые волосы не покинули мою несчастную голову, с уверенностью могу заявить, что не направилась бы туда и не обратила бы никакого внимания на запыленную старую книгу в черной обложке. А вы бы никогда не узнали, какую необыкновенную роль она сыграла в моей жизни.

На вид книга выглядела как кусок старого дерева, испещренная глубокими бороздами и трещинами, невероятно глубокого черного цвета, переливающегося словно атлас. И лишь посередине оставлено небольшое квадратное поле, где красовалась фотография, притом именно фотография, а не рисунок, потому что, по крайней мере, так я ощутила, выглядела она вполне соответствующе, как реальный отрывок из настоящей жизни. Вот, что больше всего взволновало мое равнодушное сердце. На ней маленькая девочка с прекрасными, как смоль кудрявыми волосами, смотрела на себя в зеркало, однако лица ее не видно было в отражении, потому что вместо собственного лица, на нее глядела взрослая стройная девушка. Склонив совершенно гладкую, хрупкую голову без волос в сторону маленькой девочки она гордо и совершенно искренне улыбалась. Мое сердце мгновенно откликнулось на эту улыбку, будто затухшая лампа пыталась зажечься снова. В ее глазах проглядывалась какая-то тайна, простая тайна, но между тем я не могла понять какая именно. Она постигла того, чего до сих пор не смогла постичь в своей жизни я. Почему я раньше не знала ничего об этой книге, вот интересный вопрос, лишь сейчас, когда уже вот-вот настигну своего края?! Столько всего я прочитала, но подобной книги вижу впервые. Самым удивительным было видеть перед собой такого же человека как я. Одиночество в этом недуге давно укрепилась в моем сознании и я была поражена, что кто-то мог написать хоть строчку, не говоря уже о книге. Значит, есть все-таки люди подобные мне, но где они затерялись тогда. Могу лишь смутно вспомнить одну женщину, и то она так спешно надела свою шапку, когда выходила из магазина париков, что я засомневалась в этом. Была я уверена лишь в том, что данный вопрос вряд ли смог бы кого-нибудь заинтересовать. Его важность лишь подтверждалась моими глухими стенаниями и слезами и той пропастью, край, которого я отчетливо вижу и намереваюсь прыгнуть. Любопытство сменилось волнением, и я опустилась вместе с книгой на мягкое кресло. Может чья – то заботливая рука ждала лишь удобного случая, чтобы вручить мне ее именно сегодня, шептал тихий голос глубоко внутри. Кто знает. Однако меньше всего я верила в чудесное спасение и еще меньше в обретение радости. Былая жизнерадостность и открытость затерялись далеко в детстве, там, где я похоронила мои локоны и свою веру. Я начинаю забывать, как выглядели мои настоящие волосы, каково это было расчесывать их, заплетать в косички. Каждый раз, когда они отрастали заново, что-то случалось, и вот их опять нет, и я снова их жду, чтобы снова потерять, пока замкнутый круг не опустошил меня. Смутные проблески уверенности в затуманенном будущем и те казалось, гасли в вакууме отрешенности. Становилось жарко и я, наконец-то сняла шерстяную шапку, а голова вся итак изнывала от этого проклятого парика. Будь на то моя воля, сожгла бы его на большом костре и пустилась бы при этом в неистовый пляс, словно в стане диких племен, во время великого празднества. И тут же я отбросила эту безнадежную затею как возмутительную ересь. Тяжелый вздох вывел меня из задумчивости. Итак, вот эта книга у меня в руках. Осторожно открываю я его, все еще не веря в его существование. Тонкие страницы сильно пожелтели от прикосновения времени, однако сохранили целостность, текст был разборчивым и ясным. Не сразу осмелилась я начать читать его, признаюсь, страх открыть в ней некоторые страницы из собственной жизни доводили меня до нервной дрожи, и я то и дело ерзала на кресле. Прошлое кануло в небытие, но воспоминания начали внезапной волной толпиться в голове, неустанно напоминая то об одном неприятном событии, то о другом. А сколько таких было и не счесть. Часы, дни, целые годы. И все это неважно в глазах других людей, почему же тогда это довело меня до края, если это незначительно в глазах окружающих. Отмахнувшись от досадных призраков прошлого, неведомо откуда нахлынувших разом, я медленно погрузилась в чтение.