Арие Бен-Цель - Рассказы для Ноя

Как-то на одной из таких остановок двое полицейских взяли двоих заключенных на разборочную работу около реки. Одним из заключенных был Макс. Полицаи, вооруженные винтовками, шли сзади, время от времени покрикивая «шнеллер» – быстрее. Несколько часов Макс и его напарник разбирали обломки рухнувшей стены и с обрыва сбрасывали их в реку. Из-под обломков торчало сломанное дерево, на ветвях которого недавно появились первые почки, но им уже не суждено было раскрыться. Стоял приятный весенний день. Как ни парадоксально, и в этих невообразимо страшных условиях природа не изменяла своему жизненному циклу. В какой-то момент полицаи приказали заключенным остановиться. Людям, годами ощущающим рядом с собой смерть, было нетрудно понять, что интонация приказа теперь неуловимо отличалась от обычной «Хальт» («Стой»). Совсем близко слышалась канонада артиллерии союзников. Но арестантов, однако, уже ни союзники, ни пробуждающаяся природа не беспокоили. Они предчувствовали конец, никакая надежда больше не жила в их истерзанных душах. Инстинкт жизни атрофировался. Физически сломленные дистрофики даже думать не могли о каком-то сопротивлении.

Их поставили у обрыва лицом к реке. В двух шагах позади от них полицаи вскинули винтовки, целясь в их затылки. Два выстрела раздались почти одновременно… Что-то сильно обожгло верхнюю часть шеи, и Макс упал. Он сразу же понял, что жив, и первой его мыслью было встать и сказать полицаям, чтобы кончили начатое. Однако шок от всего произошедшего, а может быть, и весна, пробудили в нем почти искорененный жизненный инстинкт. «А может, они уйдут, а я спрячусь?» – было следующей мыслью возвращающегося к жизни Макса.

С профессиональным хладнокровием людей, знающих свое дело, полицаи сбросили оба тела с обрыва в реку. Провалившись в холодную воду, Макс почувствовал прилив энергии. Он не спешил всплывать. Будучи с детства хорошим пловцом, он нырнул вглубь под водой и поплыл по течению реки. Сколько смог, продержался без воздуха, а потом осторожно всплыл и огляделся, восстанавливая дыхание. На берегу никого не было. Выбравшись на берег, несколько минут лежал на спине, ощущая полный упадок сил. Он был искренне удивлен, что после всего произошедшего смог такое проделать. Однако нужно было что-то предпринимать, не искушая судьбу, не привлекая к себе внимания. Кое-как он добрался до близлежащего разрушенного дома, пробрался в подвал. Здесь силы полностью оставили его.

Макс не помнил, сколько времени пролежал в подвале, спал ли, или был без сознания – или и то и другое. Жажда заставила его вновь собраться с силами. Он осознавал, что, выходя из своего убежища, подвергал себя смертельной опасности, но ничего поделать не мог. Жажда на тот момент была сильнее жажды жизни…

Он выбрался из подвала. Стоял ясный день. Весенние лучи солнца ослепили его. В городе было тихо, артиллерия умолкла. Держась за стены и шатаясь, он прошел вдоль уличных развалин. В одном из дворов ему послышались какие-то звуки. Он зашел внутрь. Женщина, сидящая на перевернутом ящике, чистила морковь и бросала ее в большой таз.

– Можно мне одну морковку? – еле держась на ногах и протягивая руку, спросил Макс по-немецки. Слабые мышцы ног импульсивно пытались поддерживать равновесие.

– Не знаю, это не мое, – отрезала женщина, почти не смотря на него, но все же добавила: – здесь теперь все принадлежит американцам.

Держась за стенку и слегка пошатываясь, Макс пытался осознать смысл сказанного, когда во двор зашли двое военных с оружием в незнакомой форме…

…В госпитале хирург осмотрел рану и сказал, что Максу не просто повезло. Пуля прошла через затылок и вышла через правую щеку, не задев ни единой кости и ни одного важного нерва. Такие случайности, по-видимому, бывают реже, чем одна на миллион. Ему было суждено жить.

Иногда правда может звучать менее реалистично, чем ложь. Кстати, это, кажется, Марк Твен сказал, что правда, в отличие от лжи, не должна звучать правдиво. Как видим, жизнь способна создать такой сценарий, какой и не придумаешь, – заключил прадед свой рассказ.

– Да уж, действительно, – поддакнул дед.

Он вспомнил историю, рассказанную одним его знакомым. В один из тех страшных дней тот уже было занес ногу, чтобы залезть в кузов грузовика, отвозившего людей на расстрел, как начальник охраны крикнул: «Хальт», – и кнутом отодвинул его назад. Погрузка заключенных должна была завершиться ровно в двенадцать.

– Так немецкая пунктуальность спасла ему жизнь. Такие вот бывают сюжеты, – сказал дед.

– Как удивительно часто можно услышать рассказы о том страшном времени, связанные в буквальном смысле с чудесами, – сказала бабушка.

– Это не говорит о том, что чудес было много, – вмешался прадед. – Наоборот, их, к сожалению, было слишком мало, просто так уж вышло, что все они связаны с чудесными спасениями тех, кто потом смог о них рассказать. Те, с кем чудес не произошло, рассказать не могут…

Рассказ о Максе произвел такое впечатление, что все присутствующие некоторое время сидели молча, переосмысливая услышанное.

Бабушка задумалась о чем-то, поглаживая уголок туго накрахмаленной скатерти.

– У твоего кузена Лео были весьма интересные периоды в жизни, особенно в то время, когда он учился в США, – сказала она задумчиво.

– Да? И что же такого необычного с ним там приключилось? – заинтересовался Ной.

– Лучше, наверное, чтобы он сам рассказал, да и повидаться вам не помешает, – ответила бабушка.

– Ну, а все же, если вкратце, – не отставал Ной.

Бабушка не могла отказать внуку. Она понимала: то, что она или даже сам Лео сможет рассказать, вряд ли смогло бы стать фундаментом для какого-либо литературного произведения. Однако бабушка вполне могла, что называется, «запустить проект» или хотя бы пробудить энтузиазм у внука.

– Лео был смышленым студентом, – начала она, – таким, во всяком случае, он ощущал себя среди других, с кем учился. Не то чтобы остальные не были сообразительными; наоборот, сам факультет, магистратура, специализация в финансах – все говорило о том, что те, кто смог пройти отборочные фильтры, все без исключения были людьми высокого интеллектуального уровня, способными решать непростые задачи. Система образования – это, если позволишь мне такое сравнение, социальный блендер. Чем эффективнее система, тем качественнее сливки.

От других студентов Лео отличался значительно: сказывалась его прошлая жизнь в Восточной Европе и на Ближнем Востоке, а также служба в армии. Полученный жизненный опыт резко выделял его из среды неопытных юных американцев, индусов, корейцев, китайцев и других молодых людей, какими бы способными они ни были. К тому же у него присутствовал фактор «безвыходности»: Лео отлично понимал, что другого шанса получить образование у него больше не будет. Да и совесть постоянно давала о себе знать. Мама посылала ему почти всю свою скудную зарплату, лишь бы он учился и «стал человеком».