Александр Саблин - Вредные привычки

– Я заказала на свой вкус. Ничего? – поинтересовалась она.

На столе стояла бутылка сухого вина и две украшенных зеленью и овощами тарелки с ракообразными.

– Лобстеры под белым соусом, – перехватив мой взгляд, пояснила она. – Здесь их готовят очень хорошо.

Я поблагодарил.

– Ешьте, не торопитесь, – сказала она. – Сегодня у нас достаточно времени.

Ракообразные, действительно, оказались замечательными.

– У меня возникла небольшая проблема, – сказал я. – С одной стороны, это вроде бы нам на руку, но с другой, может здорово помешать.

Я коротко обрисовал ей сложившуюся ситуацию и умолк.

Тишинская пожала плечами:

– А что вас, собственно, смущает? Мне кажется, все складывается отлично. Пока они будут считать, что вы работаете на них, мы можем спокойно заниматься своим проектом.

– А Климентьеву в это время будет искать ваша тётя?

– Положитесь в этом вопросе на нас.

– А если у вас не получится?

– Думаю, что к этому времени проблема Климентьевой уже никого не будет интересовать.

Я усмехнулся:

– А чья будет, моя?

Женщина посмотрела на меня в упор:

– Вчера вы казались смелее.

– Вчера я получил от вас задаток, – напомнил я, – и, как это ни странно, настроен получить и все остальное.

– Ну так и действуйте! – подбодрила она. – Ведь за просто так никто денежек вам не отвалит.

– Прежде чем действовать, я должен быть на сто процентов уверен, что никто не станет путаться у меня в ногах, – сказал я.

Женщина наклонилась ко мне:

– Вы это о чем?

– Думаете, Кондратьев будет сидеть сложа руки?

– С Кондратьевым мы все уладим. Выбросьте его из головы и займитесь объектом.

– Мне понадобится оптика, – сказал я.

Лицо Тишинской напряглось. Она поднесла к губам бокал и, чуть пригубив, поставила на место:

– Мы не занимаемся решением материально-технических проблем. Нас интересует только результат. И если вам вдруг показалось, что вы сможете обделывать за наш счёт свои делишки, то это очень непродуктивная идея.

Её проницательности можно было лишь позавидовать. Я равнодушно пожал плечами:

– Ну, если элементарную осмотрительность трактовать подобным образом, то мы вряд ли придём к консенсусу.

Выудив из пачки сигарету, Тишинская щёлкнула зажигалкой:

– Можете не сомневаться, что такое элементарная осторожность, я знаю не хуже вашего. Поэтому все ваши попытки затянуть время, мягко говоря, неосновательны. Да и потом, у вас просто нет выбора, и либо вы честно закончите дело, на которое подписались, либо… – что скрывается под вторым вариантом, она уточнять не стала. – Ведь по большому счету ни для чего другого вы не нужны ни нам, ни тем более Кондратьеву.

– Другими словами, – сказал я, – если что-то пойдёт не так, прикрывать меня вы не станете?

Стряхнув с сигареты пепел, она печально кивнула:

– Совершенно верно, у каждого должна быть своя зона ответственности.

– Где и когда я получу вторую половину?

– После проверки результата. В любом удобном для вас месте.

– А дальше?

– А дальше вам будет лучше исчезнуть.

– А если я захочу остаться в городе?

На лице женщины не дрогнул ни один мускул.

– Ну, вообще-то, у нас свободная страна.

В словоблудии Тишинская могла запросто потягаться с любым политическим деятелем. Впрочем, без умения выдавать желаемое за действительное люди до сих пор жили бы в пещерах.

– Исчерпывающий ответ, – похвалил её я. – Ждите звонка.

Я бросил на скатерть пять тысяч и поднялся. Тишинская протянула деньги обратно:

– Я уже заплатила.

– Бесплатно я не позволяю кормить себя даже родственникам, – сказал я.

– А мне вчера показалось, что мы с вами в некотором смысле даже больше, чем родственники, – улыбнулась она.

– А вы перекреститесь, – сказал я. – Иллюзия – штука прекрасная, но не в нашем же с вами деле.

Мой совет сделал её улыбку только шире:

– Если вы хотите стать независимым, то деньги надо копить, а не разбрасывать на подобного рода мероприятия. Впрочем, с такими принципами, как у вас, мне вряд ли удастся убедить вас в обратном.

Представляю, какое было бы у неё лицо, познакомься она с моими настоящими принципами.

Утро выдалось на редкость тёплым и солнечным. Размяв суставы, я поработал со снарядами, потом принял душ, и лишь после этого, позавтракав яйцами всмятку, беконом и тёртой редькой со сметаной, позволил себе чашку кофе.

Теперь можно было подумать и о делах. Похоже, Кондратьев мне верил или делал вид, что верит. Ну что же: «надежды юношей питают». Я столько раз числился в благоразумных, что однажды, наверное, мог себе позволить в это не поверить.

Я оделся, достал с антресолей дорожный баул и спустился к машине. Полчаса пришлось потратить на то, чтобы заскочить в продуктовый и зоологический магазины. Других забот у меня на сегодня в городе намечено не было. В зеркале заднего вида было чисто, но я все-таки решил не рисковать. Оставив машину на платной автостоянке, поймал «шестёрку» и за пятьсот рублей уговорил хозяина скататься за город.

Загородная природа дышала покоем, и я позволил себе расслабиться. Луга, сосновые и берёзовые рощи, поля с подсолнечником и кукурузой действовали лучше любых транквилизаторов. Когда мелькнула излучина реки, а немного погодя и указатель «Большие Боярышники», я уже ощущал себя спокойней самого спокойствия.

Застроенные одно- и двухэтажными домами, Большие Боярышники располагались на пологом холме и одной из своих улиц вплотную подходили к реке. На околице посёлка, на холме, возвышаясь над зеленью берёз, сияли церковные купола. Мы доехали до центра и, свернув за магазином в переулок, через пару минут уткнулись в церковные ворота.

Небольшая калитка в чугунной ограде была приоткрыта. Я попросил у водителя полчаса и, пройдя за ограду, где по естественному газону деловито разгуливали куры, по выложенной плиткой дорожке направился к дому батюшки. Слабый южный ветерок доносил с поля запах только что скошенной травы. Из конуры вылез серый в рыжих подпалинах Лаврик и, дружелюбно виляя хвостом, заспешил мне навстречу. Я достал приготовленную для него кость и, потрепав по холке, почти насильно вложил в пасть. Что ж, понять животину было можно: после церковных харчей магазинная снедь могла вызвать вопросы даже у пса.

– Прости, дружище, но чем богаты, тем и рады. Батюшка дома?

– Дома, Саша, дома, проходи.

На высоком крыльце, улыбаясь, стоял отец Николай. Мы поздоровались. После мнимой демобилизации я прожил у него почти две недели, за которые мы успели с ним достроить баню и начать новый курятник.

На батюшке была матерчатая скуфья, коричневая ряса, зелёное трико и черные на липучках ботинки. Шестьдесят лет, которые он прожил на белом свете, ни на его крепкой фигуре, ни на его свежем, цветущем лице никак не сказались, хотя свои первые тридцать лет он провёл совсем не под церковной сенью.