Александр Саблин - Вредные привычки

Заметив у ворот незнакомую машину, он поинтересовался:

– За инструментами?

Я кивнул:

– Срочная работа.

Отец Николай поскучневшим взглядом скользнул по моему лицу:

– Ну да. Ну да. А я уж было обрадовался, думал, хоть денёк погостишь.

– Через недельку, – пообещал я ему. – Закончу проект и сразу к тебе.

Мы прошли в дом. Батюшка усадил меня за стол и, оставив один на один с дремавшим на подоконнике котом, ушёл за моим кейсом. На стене, напоминая о грядущих неприятностях, равнодушно постукивали старинные ходики с кукушкой.

Я выставил из баула на стол три бутылки водки, тушку сёмги и банку с рубиновыми меченосцами. Водку с сёмгой оставил на столе, а рыбок отнёс в спальню, где у батюшки стояли два аквариума. Рыбки и я являлись в этом доме единственными, кто не имел никакого отношения к религии.

Батюшка вернулся с моим рабочим кейсом и тяжёлым запотевшим кувшином. Кейс поставил в угол, а из кувшина наполнил пол-литровую керамическую кружку и, поставив передо мной, снова вышел, на этот раз чтобы принести отварной лосятины, бочковых огурчиков, помидоров и капустки. Заполнивший кухню аромат разносолов приятно защекотал ноздри.

Пока я потягивал берёзовый квасок, пытаясь отогнать от себя мысли о предстоящем деле, батюшка неторопливо поведал о начале строительства в Больших Боярышниках новой партии коттеджей. Известие о строительном буме меня приятно порадовало. Я подумал, что коттеджи – эта та часть России, которую она потеряла и которую до сих пор не очень-то активно пытается возродить. И, по-видимому, неспроста.

– Может, мне тоже прикупить здесь землицы? – спросил я.

– Чтобы было, где поиграть в гольф? – добродушно улыбнулся батюшка.

– А ты бы хотел, чтобы я начал с разведения африканских страусов, антилоп и павлинов?

– У человека, Саша, один советчик: собственное сердце. Что в нем родилось, то и правда. Другое дело, что эта правда часто не нравится ни нам, ни нашим ближним. Даже когда она один в один похожа на жар-птицу.

– Тогда у меня все в порядке: полная гармония между сознательным, подсознательным и внешней средой.

Батюшка бросил на меня ироничный взгляд:

– Ты так думаешь?

– Я так чувствую, – сказал я. – Так что подбирай участок.

Батюшка одобрительно хмыкнул:

– Смотри только, чтобы потом мне не пришлось ловить тебя на слове.

– Если вернусь, не придётся.

В этот момент где-то неподалёку, вероятно празднуя очередную победу над курицей, дурным голосом проорал петух.

Батюшка улыбнулся:

– Да нет, кажется, на этот раз ты и в самом деле говоришь правду.

– Говорить правду, попадая в деревню, уже становится для меня доброй традицией, – подтвердил я.

Когда мы выпили с батюшкой бутылку, я поблагодарил и поднялся из-за стола.

Пока я укладывал в багажник баул с инструментами, и батюшка и водитель о чем-то вполголоса переговаривались. Беседы были коньком отца Николая. Все это время где-то за околицей, захлёбываясь от натуги, надрывалась чья-то бензопила.

В город мы вернулись к полудню. Не доезжая до автостоянки, я попросил водителя остановиться. Похоже, мой загородный вояж остался для моих новых «друзей» незамеченным. Во всяком случае, я на это надеялся. Прячась от солнца в тени деревьев, я дошёл до автостоянки, сел в свою колесницу и, не забывая поглядывать в зеркало заднего вида, двинулся к приютившей господина Чугунова больнице.

Белое пятиэтажное здание, окружённое с четырёх сторон тополями, едва просматривалось. Я надел бейсболку, тёмные очки, взял пакет с инструментами и, оставив машину на стоянке, по тенистой аллее прошёл к главному входу.

У окна регистратуры было подозрительно безлюдно. Я оперся локтем на стойку и поинтересовался у сидевшей за столом женщины, в какой палате лежит Чугунов.

Бросив на меня быстрый взгляд, она протянула к окошку руку:

– Ваши документы, пожалуйста?

Этого я не ожидал.

– А это обязательно? – спросил я, не шелохнувшись.

– Для тех, кто появляется у нас в первый раз, обязательно.

Глаза женщины смотрели на меня без всякого выражения.

– Может, паспорт можно заменить… бумажкой с символом славного города Ярославля? – тонко намекнул я.

– Только не у нас.

Решительность женщины вызывала симпатию. Пока такие люди существуют, судьба государства не безнадёжна. Ситуация требовала новых подходов. Я нашёл на стене схему больничного комплекса и, зафиксировав в памяти, спустился во двор. От главного корпуса к другим корпусам можно было попасть двумя путями. Я обогнул здание главного корпуса и по выложенному плиткой тротуару направился к выкрашенному оранжевой краской одноэтажному сооружению. Висевшая рядом с металлическими дверями табличка подтверждала, что я пришёл туда, куда рано или поздно попадает каждый, у кого возникают проблемы с личными грехохранилищами. Правда, моя первая попытка проникнуть в морг без очереди вышла неудачной. Двери перевалочного пункта оказалась на запоре. Я нажал на звонок и, не убирая пальца, замер. Судя по расписанию, в морге был обед. С третьей попытки мне, кажется, удалось его прервать: за дверью щёлкнула задвижка. Молодой красивый парень в синем халате, быстро окинув взглядом меня и близлежащие окрестности, посторонился и гостеприимно предложил:

– Заныривай.

В комнате, в которую он меня привёл, стоял старый канцелярский стол, пара стульев и черно-белый телевизор на потрёпанной временем тумбочке.

– Пришёл навестить приятеля, – сказал я, – но без документов, назвать номер его палаты в регистратуре отказываются, не поможешь?

– Фамилия, имя, отчество?

– Чугунов Эдуард Алексеевич.

Парень фыркнул:

– Ты что, за лоха меня держишь? Друзья его палату наизусть знают.

Я достал бумажник:

– Сколько?

Парень возмущённо вскинул руки:

– Да ты что, мне жить, что ли, надоело?!

Я положил на плечо парню ладонь и легонько подтолкнул к стулу:

– Если не хочешь, чтобы однажды тебе ответили на этот вопрос утвердительно, старайся больше незнакомым людям его не задавать.

Оказавшись в положении сидя, парень занервничал. Я отошёл к окну, достал из пакета револьвер и пояснил:

– Это чтобы никто не мог утверждать, что ты сдал его добровольно.

Как ни странно, но вид оружия подействовал на него успокаивающе. Он глубоко вздохнул, потёр ладонями бедра и сипло выдохнул:

– Шестая… Отделение реанимации.

Мне оставалось лишь надеяться, что его ответ был навеян не школьной программой по литературе.

– Студент? – спросил я.

Он кивнул. Я отсчитал ему три бумажки по тысяче и, пожелав приятного аппетита, оставил размышлять над превратностями судьбы.

Широкие окна стационара выглядели безжизненными. Я на ходу поменял очки с бейсболкой на парик а-ля Стивен Сигал и, поправив на плече сумку с инструментами, направил свои стопы к соединявшемуся с административным корпусом галереей стационару.