Чайка Богдан - Дневник грозы. Когда мы смотрим на море, море смотрит на нас

Кок когда-то боялся этих бурь, как животное боится огня. Его охватывал животный страх. Животный страх существа, который наблюдает, будто муравей, а через мгновение понимает, что он сам муравей. Муравей, сидящий на сухом желтом листе и несущийся на нем по горной реке. И сознание муравья скукожилось до ощущения страха, до одного-единственного чувства. Теперь его сознание не может даже посчитать, сколько мешков картошки ушло сегодня на завтрак матросам. И хочешь не хочешь – взгляд поднимается к небу, а ближе всех к небу всегда был Капитан. Кок сотни раз наблюдал, как менялись глаза этого человека в эти грозы. Как сознание их покидало и заменялось сначала легкими отблесками страсти. Такой красивой, как первая юная любовь. Но постепенно невинная страсть выжигалась другим огнем – звериным пламенем. И вот уже два пламени кидаются то на палубу, то на горизонт, то на грозу вокруг. Они вгрызаются в действительность вокруг и поджигают ее. Коку много раз казалось, что в эти моменты в них нет ничего от этого мира. И однажды Повар устал бояться. И когда-то первый раз посмотрел на эту грозу без страха, отчаяния и паники. Посмотрел первый раз, потом второй раз, потом третий, и стал ее узнавать. Узнавать эти ноты раската, рисунки молний. Не грозы их преследовали, это мы их преследовали, вернее, один человек на этом корабле, не сам же корабль так помешан.

Увидел Кок, что человек в капитане проигрывал каждый раз, потом Повар и уловил законы грозы. Они появлялись, когда человек исчезал окончательно. Человек их находил и давал своему зверю погулять. И зверь резвился. Стены воды обрушивались на палубу, корабль носило, как осенний лист в лесу. И зверь был, и ему нравилось на воле.

Человек устал, он нашел дорогу. Она такая широкая, такая ровная. Человеку непонятно, почему ему понадобилось столько времени, чтобы ее отыскать. И теперь, когда она видна, он направил корабль по ней. Он так устал, он каждый раз устает. И теперь хочет отдохнуть. Жаль. Он стал рассматривать пространство вокруг – волны стали приобретать очертания узоров лепестков, а молнии – очертания цветков. Его человеческое сознание устало улыбаться про себя, устало наслаждаться. Еще чуть-чуть – и оно полностью заснет. Сквозь смертельную усталость он слышит, как вторая половина его разума ликует. Она рвется, откуда у нее силы? У него нет сил с ним бороться, у него не осталось воли совсем.

После шторма и страха он задумался, что держит его на этом корабле. Почему ему не хочется сбежать в ближайшем порту отсюда, и даже не возникает такого желания. Он стал вглядываться в людей вокруг него. Ладно – он, а вот эти люди, все эти гости в этом месте – почему они все здесь в замкнутом пространстве посреди воды.

Мы ворчим, ненавидим друг друга, враждуем, но даже не пытаемся покинуть наш дом на воде под парусами. Может, мы все любим здесь кого-то? Здесь можно любить только корабль, а ненавидеть всем можно только Капитана. И, наверное, трое на всем корабле знают, что эти двое безмерно любят друг друга и уважают. Им вдвоем интересно. Они не знают, зачем пришли в этот мир, но знают, что им преодолевать эту бесконечность вдвоем проще. Иногда они даже начинают верить, что нет им замены на всем белом свете. А может, понимают, что времени не хватит узнать так уже кого-то другого. Привязаны вдвоем, смирились вместе, но это не любовь – может быть, дружба. А что тогда у Капитана с Коком – тоже, может быть, дружба? А со всеми нами остальными – сожительство?

Есть такой вот дом под парусами, который всегда куда-то движется, в котором иногда месяцами ничего не происходит, и ты месяцами рассматриваешь свое отражение в синем зеркале. В такие дни кто-то сходит с ума, а кто-то заглядывает за отражение и разглядывает: что за звери на глубине. Бесконечность сводит с ума, поэтому в дни безветрия матросы драют палубу, бесконечно поют и пьют ром. В отражениях начинают появляться звери, и это отнюдь не грациозные кошки. Эти звери трусливы, слабы и беспомощны, когда наступает шторм. А шторм рано или поздно придет, потому что глаза, скрытые в облаках, пристально следят за всеми нами. А пока на бесконечном пространстве спокойно – доза рома удваивается, ссоры становятся жестче, обиды острее. Рано или поздно Юнга задаст вопрос Коку, что держит его на этом корабле, но похоже, он уже знает ответ на этот вопрос.

Капитан всегда непостижимым образом выводил их из шторма или сказать точнее – заставлял океан выдохнуться раньше, чем он сам раскромсает их паруса на лоскуты. Шторм еще был здесь – Кок ощущал его всеми фибрами того, что святоши назвали бы «душа», но он был похож на слабую тень самого себя, вернее – самой. Кок при этой мысли улыбнулся кому-то в дали горизонта, и его улыбку приняли и ответили. Волна с белым гребнем мягко ударилась о борт, у которого стоял корабельный повар. Но настоящая гроза уже покинула эти пространства, оставила только после себя промозглый холод, который пробирает до самых костей, и пустоту. Еще несколько мгновений каждый метр пространства был наполнен штормом. Тысячи соленых капель летели во всех направлениях, и с ними соревновались невидимые нити больших и малых ветров. Ветра обвивали все, что было на этом корабле, невидимыми нитями и не давали никому ничего сделать без своего согласия. Все, что видел человек своими глазами, ветра затянули в свою невидимую паутину: реи, паруса, веревочные лестницы, мачты, перила. И когда им что-то приглядывалось на палубе – эта паутина оживала и уносила с собой в небеса. Еще несколько часов назад люди боролись с этой паутиной за каждый свой шаг к жизни, ведь они боролись за жизнь с водной стихией. Но ветра, которые двигали их корабль, которые помогали людям выживать в этом водном мире, показывали в шторм, что им, вроде, и по пути с людьми, но это не значило, что они хоть на долю секунды отказались бы от своей свободы. Вместе с океанской водой они заливали волнами палубу солью и обтесывали деревянные доски дома под парусами, сотни их мелких следов составляли замысловатый узор на деревянных перекрытиях, балках, мачтах и перилах корабля. В спокойное время Кок подолгу рассматривает эти узоры – в них он видит отпечатки волн, застывших во времени. И вот сейчас все эти призраки другого мира испарились и оставили людей наедине с самими собой. Их взорам предстал океан, который не оставил больше суеты. Нет, он все еще поднимал их корабль в небеса, все еще огромные волны заставляли человеческое сознание Кока содрогаться в ужасе, если, не дай бог, он начинал представлять, как это волна обрушится сверху на них. Но теперь их будто пустили в огромный лес многовековых исполинов, где солнце надежно спрятано за кронами деревьев, где сотни лет уже поселилась многовековая прохлада. И человеку позволили погулять в этом лесу, но не взбираться наверх. Нет, конечно, гость может попробовать, но одно мерное покачивание ствола исполина – и незадачливый Икар улетит вниз. И между этими стволами иногда проскальзывает одинокий ветер. От сотен маленьких ветров слишком много суеты, и этим гигантам они надоели, сюда к ним прорвался только самый бесстрашный и сильный. Так и их корабль теперь тихо гулял между спокойными в своем гигантизме водными исполинами, а те, в свою очередь, вывели его на тропинку между этих «водных деревьев». И сходить с этой тропинки людям не хотелось. Сейчас все приняли этот договор гармонии. И пока они гуляли среди исполинов, незаметно наступила осень.