Вальдемар Крюгер - За Рифейскими горами

– Попался голубчик! Фунта на два с половиной будет!

К его удивлению, крючок с проглоченным пескарем сидел глубоко во рту пойманной рыбы.

– Ах, зазря я воду полез, он бы и так никуда не делся!

Окунь, крепко сжатый рукой Захара, присмирел, и лишь слегка шевелящийся хвост напоминал о том, что рыба жива.

Лишь сейчас почувствовал Захар, как все же холодна вода в реке. Отцепив рыбу с крючка, он отправился в обратный путь. То-то удивятся Иван с Матюшей, когда я им покажу такого окунишку! Чем ближе подходил Захар к берегу, тем сильнее скользили камни под его по-старчески плохо державшими ногами. Течение реки здесь было не таким сильным, и галька была покрыта слизью водорослей. Это они привлекли на илистый берег затона такое множество желтых бабочек. Захара больше интересовало, когда же он покинет царство Нептуна и почувствует под ногами твердую землю. Шаркая ступнями, он неумолимо приближался к желанной цели. Еще немного, каких-то два-три шага, и он сможет наконец снять и выжать намокшую одежду. Мокрые подштанники деда Захара отяжелели, и намеривались расстаться с тощей задницей их владельца. Если бы кто смог увидеть нашего рыбака, то наверняка бы невольно улыбнулся. В одной руке болтается окунь, другая придерживает сзади мокрые порты. Но самое интересное было еще впереди.

Вода доходила только до щиколоток, как оскользнувшись, дед Захар, надеясь сохранить равновесие и не упасть в воду, взмахнул рукой, в которой он держал пойманного окуня. Вторая-то было занята! Окунь, почувствовав, что хватка ослабла, последним отчаянным усилием дернулся всем своим рыбьим телом, и, и он действительно вырвался. Подлетев кверху и сверкнув на солнце чешуей, он ринулся из поднебесной выси в родную стихию. У деда Захара разъехались ноги, и он приземлился местом, находящимся пониже спины, в мягкий прибрежный ил. Окунь в это же время настиг деда Захара, плюхнулся на его облысевшую голову, и скользнув по лицу, известил сочным шлепком в воду, о достижении конечной цели небольшого воздушного путешествия. Праздничная иллюминация из нескольких сотен взлетевших желтых бабочек дополнила вполне естественно это небольшое театральное представление, которое к счастью дедушки Захара, обошлось без посторонних зрителей.

Захар поднялся, все еще не веря случившемуся.

– Лешак я старый, и надо же было мне так обмишуриться!

Только рыбья чешуя на бровях напоминала о случившемся. Ну да, еще портки, измазанные речным илом.

Но здесь дед Захар принял Соломоново решение. Он зашел поглубже в воду, и ополоснул рукой прилипший ил. Обе руки, были теперь свободны.

Поникший побрел он к берегу.

Ну ладно ты дед Захар, не переживай! Ну оплошал немного. Подумаешь, бывает и на старика (старуху) проруха. А окунишка был так себе, аховый, авось еще раз позарится, на другого пескарика.

Через полчаса после незадавшегося извлечения окуня из водной стихии, на другом берегу протоки, разделявшей берег с Ашпуровым островом, появились Иван, Марья и Матюша. Приунывший было Захар, заметил домочадцев, соскочил с возка, и поспешил к берегу. Внук и невестка несли в руках по охапке медвежьей дудки. Сын Иван держал на плече две косы, в левой руке его находились полегчавшая корневатка и лукошко с собранной Матюшей кислицей. Как и у Захара, час тому назад, глаза прибывших к берегу мужчин устремились на реку. Как там наш перемет? Попалось ли что?

У Захара уже почти ничто не напоминало о случившемся недоразумении. Только не совсем высохшая под жаркими лучами солнца одежда, дарила приятную прохладу разгоряченному телу старого камасинца.

В мгновения ока лодка была загружена и отчалила от берега. Теперь Иван стоял на шесте [31] Сиб. отталкивался, управлял лодку шестом , доверив Матюше вытягивать перемет. Загорелые руки мальчика мелькали, резво выбирая бечеву перемета и укладывая ее в лодку. Три пары глаз в лодке и одна с противоположного берега, неотрывно смотрели на сверкающую на солнце каплями воды рыболовную снасть.

Уже в пяти саженях от берега восторженный крик Матюши известил о первой удаче. Солидный окунь упал к его ногам на мокрое дно лодки. И это было только начало. Уже скоро два полосатых собрата составили кампанию первому окуню.

Вдруг, что-то забурлило перед носом лодки. Вытягиваемый перемет натянулся струной. Матюша, дернулся всем телом назад, чтобы не выпасть в воду, таким сильным был рывок попавшейся рыбы. Захар тоже заметил с берега всплеск добычи. Красные плавники мелькнули на поверхности воды, раз, затем другой. Иван замер, не зная помочь ли сыну, или же дать ему возможность в первый раз побороться с крупной рыбиной. Нет, пусть попробует! Похоже крупный ленок попался! Сорвется если, так черт с ним. В следующий раз заарканим!

Матюша закусив губы вываживал мотающегося то вниз, в спасительную глубину, то на поверхность воды, то вправо, то влево, пойманного ленка. Бечева больно врезалась в детские руки, но Матюша похоже не чувствовал боли.

Стоявшему на берегу Захару было плохо видно происходящее на середине протоки. Он привстал на цыпочки, дергал руками, как будто он сам вываживал рыбу. Вконец не утерпев, он закричал во все горло.

– Держи его Матюша, держи! Тяни в лодку!

Матюша, словно услыхав слова деда, изловчился, и втянул рыбину в чрево качающейся плоскодонки. Крупный ленок, забил хвостом по обнаженным ногам цветущего от счастья Матюши.

– Какой здоровущий! Ух! – вымолвил восхищенный мальчик.

Марья, безмолвно наблюдавшая за всем происходящим, была безмерна горда за своего такого маленького, и такого большого сына. Молодец сынок!

Иван улыбнулся во все лицо, укусил кончик прокуренного уса и довольно, нараспев, произнес.

– Мужик! Наших кровей, ашпуровских!

Ленок, был последней на сегодня пойманной рыбой. Оно и хватит.

Подчалив к берегу, Ашпуровы разгрузили лодку. Все мужчины по очереди поднимали в руках пойманного красавца-ленка. Красноперый молодец сверкал серебряной чешуей, лениво шевеля пятнистыми плавниками. Захар поднял рыбину в руке над головой и довольно произнес.

– Фунтов на пять смело! А то и с гаком!

Ужин семье Ашпуровых был обеспечен. Смогут вечером с устатку ушицы похлебать!

Инцидент с улизнувшим окунем, уже почти и забылся. Счастье рыбака, как и охотника, изменчивое. Сегодня пан, завтра пропал.

Через полчаса пофыркивающий Гнедок вез семью Ашпуровых к родному дому. Проселочная дорога, по которой они ехали, вела мимо изгороди деревенской поскотины.

Поскотина была в дореволюционной России одним из неотделимых атрибутов сельской жизни. Крестьяне жили в общинах. Каждая из деревенских общин имела закрепленные за ней сельскохозяйственные угодья, делившиеся на следующие категории: пашня, пастбище, сенокосы и лесные угодья. В Сибири, в Чаловке в частности, каждый крестьянский двор имел свой участок, или же несколько участков пашни, когда-то отвоеванных предками у матушки-тайги. Сенокосы тоже находились в частном владении отдельных семей. Каких-либо свидетельств на право владения не было и в помине. Сибирские заимки, которые возникли большей частью в XVIII–XIX веках, были не что иное, как самовольный захват земли и не имели под собой никакой правовой основы. После того как несколько поколений прожили на отвоеванном у природы клочке земли, они считали пашню или сенокос своей частной собственностью, что на самом деле не отвечало истине. Тем не менее, такая практика частного землевладения была широко распространена по всей территории Сибири и позже Дальнего Востока.