Вальдемар Крюгер - За Рифейскими горами

Хотя настоящие рыбаки гольяна и за рыбу не считают, и отлавливают его только ради наживки для хищных рыб.

Хватит пока про рыбу рассказывать, Захар и Матюша уже управились с обедом и собираются идти в лес.

Неспроста сегодняшним утречком Захар выстрогал две лопатки. Матюша увидев их закричал во весь двор задорным детским голосом, напугав даже задиру-петуха.

– Деда, ты и мне тылзен [62] Камас. « тылзен » – лопатка для копки сараны сделал?

– Конечно же, или ты не хочешь копать?

– Ну ты деда и даешь, конечно же хочу. Пойдем скорее.

– Сейчас, только дом закрою.

Ашпуровы, как и все и другие жители деревни Чаловки дома на замок не запирали. Первое – замков у них просто-напросто не было, второе, что собственно говоря должно бы стоять на первом месте, так было здесь принято испокон веку.

В клямку [63] Дверная задвижка, щеколда входной двери втыкалась небольшая щепочка, которая сигнализировала посетителю, что хозяев в этот момент нет дома. Вот и вся арифметика.

Про воровство не могло быть и речи. Если какой воришка в деревне и появлялся, то он должен был чувствовать себя счастливчиком, не пойманным с поличным местными мужиками. Судебное расследование проводилось ими по одному принципу: « хозяин – тайга, медведь – прокурор ». В общем ясно. Коли жив остался, ноги в руки, и бежать из той деревни.

В некоторых отдаленных сибирских деревнях по сей день осталась такая практика. Имеется ввиду клямка с замочком-щепочкой, да и выражение «хозяин-тайга» тоже не кануло в лету.

Захар и Матюша, вооруженные «камасинским шанцевым инструментом» двинулись в путь. Старый пес Полкан вызвался сопровождать хозяев. То ли прискучило ему лежать без дела возле пропахшей известным запахом дощатой конуры, то ли он решил на время избавиться от докучливого задиры-петуха. Принятое собакой решение пришлось петуху явно по его куриной душе. Задрав голову, украшенную таким красивым гребнем, хвастунишка возвестил звонким кличем на всю округу о мнимой победе. После чего занялся насущными обязанностями. На то и петух во дворе, чтобы куры яйца несли.

Сосновый лес начинался сразу за околицей деревни. Стройные сосны устремлялись светло-желтыми стволами прямо в синеву неба. Их темно-зеленые кроны смыкались, образуя собой один сплошной шатер. Захар оглянулся последний раз на деревню, перед тем как исчезнуть в зеленом царстве тайги. Над обширными деревенскими огородами Чаловки поднималось дрожащее марево начинающейся жары и все живое искало себе спасительную тень, только одинокий копчик скользил в поднебесной вышине. Деревянные крыши домов, амбаров, сараев и прочих строений, чернели среди зелени огородов, простроченных покосившимися изгородями. Голубая лента Агула терялась на горизонте среди прибрежных кущ. Довольно хмыкнув, Захар поспешил за Матюшей и Полканом в сосняк.

Под покровом леса царила приятная прохлада. Полуденная жара, как отрезанная, осталась за спиной старого камасинца. Захар вдохнул полной грудью свежий воздух, напоенный ароматами хвои и улыбнулся во все лицо. Хорошо-то как, Господи!

В дремлющем лесу раздалась трель неутомимого дятла. А вот он и сам, лесной доктор. Порхнул среди деревьев и уселся на старую осину, невесть бог откуда взявшуюся в сосновом бору. Красная шапочка дятла замелькала в такт зачастивших ударов. Захар улыбнулся еще раз, вспомнив про ту поваленную осину с дуплом, где он нашел камасинское сокровище и огладил рукой новенькие ножны с таким дорогим ему ножом. А дятел, не думая прекращать, долбил неутомимо, выбивая таежную чечетку. На стук дятла прилетела парочка поползней. Чего это он так расшумелся! Или нашел чего-нибудь вкусненького? Может и нам там поискать? Не взирая на близость все еще долбящего дятла, поползни забегали то вверх, к сухой макушке, то вниз головой к комлю терзаемой дятлом осины. Ну нет же ничего! Чего он гремит-то так?

Дятлу не понравилось назойливое знакомство пернатых соседей, и впорхнув, он исчез в чаще леса, ища себе другое дерево.

Захар и Матюша стояли все это время, молча наблюдая за этой самой обыкновенной сценой из лесной жизни. Именно от деда, научился Матюша такому поведению в лесу. Ты человек, являешься лишь небольшой частью всего того целого, ни больше, и ни меньше. Камасинцы, как и все другие коренные народы Сибири, жили всегда в гармонии с окружающей природой, не пытаясь возвыситься и покорить ее, как это позже пытались сделать «цивилизованные варвары». Захар, все камасинцы, руководствовались одним простым принципом: « живи и давай жить другим ».

Это крылатое выражение имеется во многих языках мира. Некоторые приписывают его Шиллеру, употребившему его в « Лагере Валленштейна ». Хотя и другие знаменитые немецкие писатели, как Шиллинг, Гёте или Фонтане, использовали его в своих произведениях. Скорее всего это выражение пришло из французского языка « laissez faire, laissez passer , трансформировавшись со временем в « vivre et laisser vivre [64] laissez faire, laissez passer – живи, не лезь к другому; vivre et laisser vivre – живи и давай жить другим ».

Все это не так уж важно. Важно другое. Для европейцев это выражение олицетворяло взаимоотношения между людьми. У камасинцев ( калмажи ) его действие распространялось не только на их народ ( джӧн ), но и на всю природу, от уважаемого ими прародителя дедушки-медведя ( урхабам ) до черемухового кустика ( лем ). Они всегда брали от природы ровно столько, сколько им было необходимо для их жизни, даже вернее их существования. У камасинцев никогда не было особых, да собственно говоря никаких материальных богатств. Они были нищи, но богаты духом. Они жили сегодняшним днем, радовались ему, как (в настоящее время) могут радоваться только дети с их чистыми душами, еще неоскверненными благами сегодняшней «цивилизации». Такое «упрощенно-естественное» отношение к жизни типично для многих индигенных народов. Его можно наблюдать от покрытой снегами Сибири до жарких тропиков Африки.

Но увы, « царь природы », этот двуногий венец цивилизации, наломал уже столько дров, взгромоздившись на вершину экологической пирамиды, что его девиз можно сформулировать как « жил, живу и буду жить за счет других ». Вопрос, только долго ли еще?

Захар учил своего внука Матюшу другому. Водил по тайге, разъясняя и показывая маленькому камасинцу те немногие секреты, которые он помнил из короткого детства в стойбище, или же к чему пришел сам, по наитию.

Так и сегодня шли дедушка и внук по лесной тропинке и Матюша показывая Захару на деревья, перечислял их названия на камасинском языке.

– Вон растет тыдам [65] Камас. тыдам – сосна , а рядом стоит джёё [66] Камас. джёё – ель .