Лео Шульман - Мелкий лавочник, или Что нам стоит дом построить. Роман-биография

– Я не гироскопы, я приборы, – поправил Пека.

Пека был из Мурманска, белые нитяные перчатки были из мурманской мореходки, их выдавали только на парады. Пека выдал всем по две пары, и оказалось, что они сшиты не только для парадов, но и для уборки картофеля. С появлением Пеки уборка пошла весело, потому что Пека был веселым. Вилен тоже был веселым, но его веселости никто не замечал, потому что она была внутренней. Снаружи была одна мрачная доброта и желание справедливости.

Свой участок ставшая веселой благодаря Пеке четверка закончила раньше других и уже собиралась ехать домой, но их поставили спасать отстающих. Виля тогда еще не знал, что так бывает довольно часто.

Пека стал его первым другом в большом и необыкновенном городе.

Из-за желания справедливости и отсутствия любви к пиву и другим горячительным напиткам отношения Вили с мужской частью группы на первом курсе носили официальный характер. Приходилось бороться с одиночеством.

Весь первый курс Вилен ходил на лекции, читал книги, взятые в институтской библиотеке, там знали не только Надсона, но и других хороших писателей и поэтов и рекомендовали их Вилену. И летал домой к родителям на Украину. С девчонками из группы отношения у Вилена сложились, потому что они любили ходить в кино и театры и были равнодушны к пиву и водке. И иногда с некоторыми из них он ходил в кино и театр.

Так пролетел первый курс, и Вилена забрали в стройотряд. Забрали в стройотряд и Уткину Маринку, и Полозову Нину, и еще одного одногруппника, Женю Кирпичкина. Вилена и Женю назначили бригадирами, и Женя объяснил Вилену, что настоящий бригадир должен уметь пить и курить и научил его этим нехитрым занятиям. Благодаря полученным навыкам сразу после стройотряда Вилен подружился с мужской частью группы, и, как оказалось, навсегда.

А еще к концу первого курса Вилен подружился с большим и необыкновенным городом, что для него оказалось непросто.

Ранее ему неизвестные, порой загадочные и странные явления удивляли и обескураживали Вилена.

В своем Серебрянске Виля общественным транспортом не пользовался, в очередях не стоял и был поражен необузданным желанием справедливости пользующихся общественным транспортом и очередями жителей великого города.

Жителей в большом городе было слишком много, и они все время никуда не помещались. И им всего не хватало. Кому продукта в продуктовом магазине, кому места в общественном транспорте, а кому и билета в театр или цирк. И без наведения справедливости и порядка было просто никуда. Тем более тут еще Вилен добавился.

– Как вам не стыдно? Вы житель великого города. Уступите немедленно женщине место, – набрасывались на зачитавшегося Вилю в метро.

– Немедленно возьмите билет, – требовали у замешкавшегося Вилена в трамвае.

– Куда ты прешь? – говорили лезущему в переполненный автобус через передние двери Виле и били по голове.

В Серебрянске не было очередей. В большом и красивом городе в них проходило полжизни. Но и тут все было по справедливости. Без очереди не пускали никого – ни ветеранов, ни инвалидов, ни даже матерей-одиночек, и товара отпускали не больше двух штук в одни руки.

Всего остального в Серебрянске тоже не было.

Ели клопы, причем ели везде, где бы Вилен ни жил. Поражало обилие ненормальных, увечных и убогих, особенно много их было на Кошкином острове. Такой их концентрации в одном месте не было даже на знаменитом острове Манхэттен, который Вилену удалось посетить в далеком будущем.

Пили в Серебрянске в вишневых садочках около хат. Те, у кого были только хаты без вишневых садочков, ходили в заброшенный парк у речки Серебрянки, в ресторан «Пенек». Там они вставали в кружок у пенька, к ним подходила старушка с кошелкой, вручала каждому по соленому огурцу, кусочку черного хлеба, отходила в сторонку и тихо ждала, когда бутылки станут пустыми.

В большом и красивом городе все это заменял «ресторан-подъезд», или, по-местному, «ресторан-парадная», в лучшем случае «ресторан-пивной ларек», рядом с которым обязательно была парадная. Если в ресторане «Пенек» было достаточно отдаленных деревьев, за которыми можно было избавиться от излишков выпитого, то в парадной, какая бы она ни была большая, дальше лифта или лестницы деться было некуда. Запахи в парадных стояли более чем неприятные. Причем выпивали и избавлялись от излишков выпитого в парадных все слои общества – от пролетариев и студентов до творческой и технической интеллигенции. А что было делать? Не дома же с друзьями пить.

Иногда, конечно, правда, очень редко жители Серебрянска и великого города ходили в настоящие рестораны и городские туалеты. Конечно, ресторанное и туалетное дело в великом городе было поставлено неизмеримо лучше, чем в Серебрянске. Туалетное дело превосходило семикратно, потому что в Великом городе было аж семь общественных туалетов – два на Главном проспекте и пять на пяти вокзалах, а в Серебрянске ни одного. Превосходство в ресторанах было многократное. В Серебрянске был всего один ресторан.

По коммуналкам большой и красивый город тоже превосходил Серебрянск многократно. В Серебрянске коммуналок не было. В коммуналках большого прекрасного города Вилен бывал, но не жил, иначе сказка о большом прекрасном городе была бы похоронена навсегда.

Еще у города была очень справедливая пролетарская кухня, точнее, еда. После гоголевского украинского изобилия, которому Вилю подвергала его мама, домашняя еда горожан была скудной, полуфабрикатной и невкусной.

Чтобы ее как-то улучшить, горожане в массовом порядке ходили по грибы.

Массовое хождение в леса по грибы было Вилену тоже непривычно, он каждый раз боялся заблудиться и изводил рискнувших взять его с собой горожан криками «Ау» и вопросами о каждом увиденном грибе. Большинство увиденных Виленом грибов оказывались поганками. Так и не смогла пристать к Вилену прелесть грибной охоты.

Правда, соленые, маринованные, а уж тем более жареные грибы с жареной картошечкой, не говоря о грибных супах, приготовленных друзьями грибниками, Вилен уплетал за обе щеки.

Было еще много других мелких неудобств и непривычностей.

Например, собаки. В Серебрянске собаки жили в собственных домиках, называемых будками, бегали по двору на цепи по проволоке и злобно облаивали всех неизвестных входящих во двор и даже пытались на них наброситься. Зачем нужны были собаки в красивом необыкновенном городе, Вилен не понимал. И так народу было кругом невпроворот, а тут еще собаки. Жили в городе собаки вместе с людьми в их отдельных и коммунальных квартирах, много ели, много гадили и ничего не охраняли. На улицах им разрешалось носиться где попало, гадить где попало и облаивать кого попало. Пришлось Виле привыкать ко всему новому и непривычному.