Лео Шульман - Мелкий лавочник, или Что нам стоит дом построить. Роман-биография

Вот в каком доме прожил Вилен долгий июльский месяц 1969 года. (Да, для заинтригованных перечислим фамилии: Рейн, Бродский, Распутин Григорий, Довлатов, Аверченко, Булгаков, Куприн, Шемякин – наверное, и этого неполного списка достаточно для одного дома, каким бы он ни был огромным).

Вот с какими великими личностями он тогда не встретился, потому что одни уже умерли, а других он раньше не видел и в лицо их не знал. Встретился в этом доме он с другой колоритной личностью. Но об этом позже.

Комната была на первом этаже, они с мамой оставили вещи и поехали в приемную комиссию подавать документы.

В приемной комиссии им выдали огромные анкеты на 10 листах в трех экземплярах, и, если бы не мама, юный Вилен вряд ли смог их заполнить. Откуда ему было знать, кто из его родственников был на оккупированной территории, а кто за границей и кем был его дедушка до 1917 года. Только про себя Вилен мог написать, что ни за границей, ни на оккупированной территории, ни в местах заключения он не был. Написать про других то же самое ему сказала мама. Когда они сдали документы, Вилену выдали направление на подготовительные курсы и объяснили, как туда доехать. Потом они с мамой погуляли по Главному проспекту, постояли в очереди в кафе, съели невкусный обед, посидели у Вилена в комнате, и мама через Москву уехала обратно на Украину работать. Виля остался один, немного погрустил и лег спать.

На следующее утро он спросил у знакомой маминых знакомых, которая сдала им комнату, как дойти до метро. Метро оказалось рядом, и Вилен с пересадкой на станции «Технический институт» поехал до станции «Парк Победителей». Выйдя на станции «Парк Победителей», Вилен оказался в Москве. Вокруг стояли абсолютно московские дома и даже одна московская башня.

«Неужели я на улице Горького?» – коротко подумал он, испугался и хотел снова нырнуть в метро, но все-таки спросил у прохожего название улицы.

– Столичный проспект, – ответил прохожий.

И дома, как на бутылке «Столичной», ну точно заблудился, опять запаниковал Вилен. Но все-таки решил сделать последнюю попытку определиться в пространстве.

– Как доехать до улицы Маресьева? – спросил он у другого прохожего. И понял, что он все-таки в большом и красивом городе.

Маршрут, подробно описанный прохожим, полностью совпал с объяснениями в приемной комиссии. Горожане знали и любили свой город.

Это все-таки была не Москва. В этом Вилен еще раз убедился, когда через две остановки вышел из трамвая и, обойдя параллелепипед кинотеатра «Рассвет», увидел странное крылатое здание, похожее на пропеллер. Три крыла здания крепились к цилиндру с куполом наверху. У входа в цилиндр висели две таблички. На верхней было написано «Институт авиационного приборостроения», на нижней – «Памятник архитектуры XVIII века, охраняется государством».

«Откуда они в XVIII веке знали про пропеллер», – подумал Вилен, показал направление охраннику и проник внутрь.

С этого дня целый месяц с 10 часов утра и до обеда Вилен грыз гранит подготовительной науки. Но приезжал он к 9 утра, когда открывался институтский буфет, в буфете Вилен с удовольствием вгрызался в свиные сардельки, заедал их черным хлебом и запивал бутылкой кефира. Это было ничуть не хуже, чем мамина глазунья из трех яиц с докторской колбасой, помидорами и огурцами.

В первую пятницу с момента второго появления Вилена в большом, необыкновенном городе после обеда, когда Виля усердно боролся с двумя неизвестными, заданными на подготовительных курсах, дверь резко открылась, и в комнату в сопровождении Паши Захаровны, так звали знакомую маминых знакомых, сдавшую Вилену комнату, по-хозяйски, легкой кошачьей походкой вошел поджарый, коротко стриженый неизвестный в рубахе в мелкую красную клеточку и белых штанах и спросил:

– Ты кто?

– Аркадий, уходи отсюда, сюда уже приходили, про тебя спрашивали, я обязана позвонить.

– Уйду, уйду, Паша Захаровна, погоди немного.

– В институт поступаю, – растерянно ответил Виля.

Еще когда Виля с мамой увидели комнату, мама спросила, где хозяева.

– На севере, – ответила Паша Захаровна.

– За длинным рублем поехали, – сказала мама.

– Можно и так сказать, – ответила Паша Захаровна.

– А это моя комната, – сказал неизвестный, – я ее спальней Винсента называл. Все как на картине, только шкаф лишний. Да ты не дергайся, живи, молодец, что поступаешь, уважаю. А я вот учиться не стал, об ментовскую башку бутылку разбил.

– Аркадий, перестань, – вмешалась Паша Захаровна.

– А чего он в меня из волыны палить стал? – распалился Аркадий и, как тигр к отставшей от стада антилопе, бросился к славянскому шкафу, одиноко стоящему слева от входа, и резко распахнул все его двери.

Виля схватился сильной рукой члена школьных баскетбольных и волейбольных сборных за край письменного стола и похолодел. На верхней полке под аккуратной стопочкой трусов и маек, уложенных мамой, лежали все его деньги.

– Смотри, смотри, видишь, дырка, а если б я мента не бутылкой по голове, вот здесь бы была дырка, – показал на свой лоб Аркадий.

– А вот где вышла, – показал дырку в дальней стене шкафа.

Виля попытался представить драму, произошедшую в комнате.

– Ну устроили легкий пожарец в комнате, так мы ж его потушили, а эта сука ментов вызвала, – опять завелся Аркадий и показал на стенку слева.

– Аркадий, уходи, – продолжала зудеть Паша Захаровна.

– Уйду я, уйду, Паша Захаровна, одна ты всегда меня понимала, вот только водочкой стены родные окроплю и уйду.

– Эй, – крикнул он и опять тигром выскочил в коридор.

В коридоре двое рабочих в четырехугольных газетных тюбетейках красили стены.

Один стоял на самодельных лесах и мазал потолок кистью, насаженной на двухметровую палку. Другой давал советы и подавал ведра с краской.

– Сикстинская капелла. Муки и радости. Микеланджело и подмастерье.

– Микеланджело и подмастерье повернули головы в сторону незнакомых слов. Во лбу Микеланджело торчал портрет Ленина. Во лбу подмастерья тем же занимался портрет Брежнева.

– Ну что, Ильичи, обед, – продолжил веселиться Аркадий. – Давайте за водочкой.

– Есть, начальник.

– Я тебе дам, начальник, гоните в магазин, возьмите бутылку «Столичной», ну там закусочки, ну и себе, что-нибудь. Вот деньги, порхай, порхай.

Принесли водку.

– Будешь? – спросил Аркадий.

– Не-е-ет, – испуганно сказал Виля.

– Правильно, – сказал Аркадий, сделал несколько глотков из горлышка, налил работягам по полстакана и действительно стал кропить стены.

– Книжки читать любишь?

– Люблю, – сказал Вилен.

– Там у меня под кроватью целый чемодан книжек. Читай, разрешаю.

Вилен уже открывал этот чемодан, сверху лежал «Тихий дон» под ним «Молодая гвардия», дальше Виля смотреть не стал. Все равно читать было некогда.