Павел Годун - Обезличенная жизнь

Там уже нет никакого «куда». Нет ни времени, ни границ, ни небесных светил. Да и не кони это уже вовсе! Это Душа вырвалась из своих оков и в безумстве своей внезапной свободы мчит, не разбирая, куда, лишь бы насладиться скорее отсутствием возничего. И только знает, что Она – это всё, и всё – это Она. Но вдруг встрепенётся возничий и осадит этот безумный полёт. «Рано ещё, рано», – скажет Он. И от счастья небесного к поиску счастья земного возвратится Она вновь. Разве можно забыть эти предвесенние ощущения, разве не захочется вновь и вновь окунуться с головой в этот праздник новой жизни?! Но ведь случилось, произошло! Где это всё: весельчаки-скоморохи, ряженые, весёлый народ, молодецкая удаль и девичья краса?

В бесконечном хороводе небес из года в год возвращает человека Земля в одну и ту же исходную точку рождения новой жизни. Вот те самые врата, когда можно сойти с её орбиты и со стороны взглянуть на жизнь, полную радости и горя, добра и зла, правды и лжи. Чего там больше – того, что сам человек желает, или чего-то другого, но одно бесспорно: побывать там – счастье, и даже один миг там, один вздох – уже жизнь.

Вот уже и горит соломенное чучело, очищает огненная стихия дорогу новому, просыпается природа и призывает человека к труду.

Так, вероятно, могло быть. По крайней мере, многое осталось в старинных книгах, но ничего такого уже нет в действительности. Есть только обычные горожане, уплетающие на лёгком морозце горячие блины, есть торговцы разных мастей и артисты, пользующиеся случаем, чтобы подзаработать на старой традиции.

Думал ли об этом наш герой? Если у вас возникла такая мысль, значит, вы ещё не- достаточно хорошо его узнали. Да разве мог он вообще о чём-либо думать при таких обстоятельствах? Войдите в его положение. Видите ли вы какой-то выход? Поэтому он просто слонялся городу и ничего лучшего придумать не мог. Глядя теперь на жующих, пьющих и весело орущих во весь голос людей, он чувствовал, что идти ему никуда не хочется, а что предпринять, не знал. В общем, оказался в тупике.

«Есть ли у меня план? – думал он, – у них-то план насчёт моего будущего уже заготовлен, и он не в мою пользу. Как-то странно получается: некто может запросто поменять мою жизнь. Кто же ему даёт на это право? У меня есть моя жизнь, моя собственность, то есть только я имею на неё право. А кто такой «я», который говорит о своей собственной жизни? Я ем, пью, говорю, да чего только я не делаю! И этот «я» обладает жизнью. Очень интересно, ведь ему досталась целая жизнь. Что-то очень заумно, так сразу и не разберёшь.

И тут вдруг некто просто так может завтра распорядиться моей жизнью без моего желания? Нет, я на такое не согласен. Пойти, что ли, и поговорить с ними. Сказать «Вы не имеете права влиять на мою жизнь! Ну, дали вы мне деньги взаймы, но не закладывал же я взамен них жизнь? Не может же она стоить денег? Она же вообще не может быть чем-то оценена!»

«Да, конечно», – скажут они. Потом почешут затылок или ещё что-нибудь и непременно согласятся со мной. – «А ведь и правда, парень, как это мы сразу не додумались! Ведь действительно твоя жизнь неприкосновенна. Как это мы сразу не прочухали, – скажут они. – Ты, оказывается, такой умный, прямо философ! Открыл нам глаза на очевидную истину!»

– Ха! – грустно хмыкнул он и пробурчал, – сам-то понимаешь, о чём говоришь? Да только появись ты им на глаза, они точно из тебя душу вытрясут, ты же для них никто, вошь бесполезная!

«Хорошо, – продолжил он рассуждать, будто распутывая какую-то логическую цепочку, – должен я им деньги, эти ничего не стоящие бумажки. Сравнить только бумажки, пусть даже и красиво раскрашенные, и человека. И деньги становятся мерилом моей жизни? Это получается, что деньги обладают ценностью, соизмеримой с моей личностью? Значит, моя жизнь – товар? А я себя продаю? Вообще, я имею на это право? Эк меня занесло! Похоже, сейчас я открыл новый экономический закон: деньги есть причина моей жизни, а я (моё существование) – их следствие. Что-то вроде: «кошелёк или жизнь». Есть кошелёк – есть жизнь, а нет – и ты никто. Просто нет тебя, и всё тут. Кто соразмерил кошелёк и жизнь? Деньги вон какую власть имеют над человеком. Один может быть из-за них убийцей, другой – жертвой, а в результате оба виноваты, потому что жизнь стали деньгами мерить. Они, деньги, такую силищу имеют, власть непомерную! Всякий, кто перед их главным предстаёт, кланяется и умоляет: «Святый ты наш, Рубль Рублёвич Рублёв! Не откажи рабу своему в одолжении, подай хоть сколько-нибудь грешному!» И, самое интересное, не отказывает, подаёт. Кому больше, кому меньше, но в подаянии не отказывает. У всякого хоть монетка в кармане да найдётся. А сколько их на дороге валяется… Вот только и спрашивать с кредиторов не забывает, да с процентиком, да с процентиком на процентик! Все у него в должниках ходят: бедный отдаёт долг, зарабатывая своим хребтом, а богатый – умом. Всё подсчитано, записано, и будь уверен – всё вернёшь до копеечки. Деньги у него должны порождать деньги, и он хорошо знает, что для нас они порождают удовольствия. А без удовольствий-то как?..

Но самое странное, что люди, несмотря на всю ничтожность своего положения, на все унижения и страдания, всё равно идут и идут на поклон, словно под гипнозом, и не вырваться им из этого четвертующего колеса. Деньги, они ведь Душу убивают! Стало быть, не зря упрекал Родион Романович сестру свою Дунечку, – вспомнил он сюжет известного романа, – что продаёт себя за деньги, и, стало быть, во всяком случае, поступает низко. А сам взял и плюнул на всё, и оставил за собою два трупа. Но ничего не проходит даром… Вот ведь как получается – продаём, продаём понемногу, потихонечку, всё продаём – тело, совесть, душу.., жизнь продаём! Торгуем… Вся жизнь превратилась в огромный рынок, и людей-то уже нет – одни торговцы.

Вот, значит, и до меня добрался Рубль Рублёвич, следовательно, и мне пора сделать выбор. Но вроде есть ещё один день на деньги, двух, наверное, уже не будет!»

Так он шёл, философствуя сам с собой, и не заметил, как очутился возле букинистического магазина. «Вот чего меня сюда принесло? Опять случайность или закономерность?» – резко поменяла направление его мысль. Но пройти мимо магазина он не смог. Книжные магазины были, если так можно сказать, одной из его слабостей, страстей, хобби, и отказать себе в удовольствии подержать в руках старые книги и по возможности что-нибудь приобрести, было выше его сил.

И вот он уже среди заваленных до пределов книжных полок. Перенесённые на бумагу мысли огромного числа людей, покрытые толстым слоем пыли, стояли на стеллажах, стопками высились на столах и беспорядочно валялись на полу, так что с трудом можно было передвигаться в трёх небольших комнатах. Магазин больше походил на склад макулатуры, чем на книжную лавку. «Сколько же чувств и мыслей разных людей скопилось здесь», – подумал он. Книги классиков, научные книги, разнообразные журналы, одним словом, литература на любой вкус ждала своего нового читателя. «Вот они, хранилища знаний, выброшенные из домов! Кому всё это теперь надо?» – переводил он свой взгляд с полки на полку.