М. Эсаулов - Зов крови: уйти, чтобы вернуться

Только после завершения боев с троицей зачинщиков должны были последовать настоящие испытания. И даже если кто-то проиграет в бою-прелюдии, то он выйдет из состязаний только в том случае, если не выкупит свои доспехи, перешедшие в собственность рыцаря, победившего его.

В первом настоящем состязании бойцам предстояло сойтись в битве на арене со случайно подобранным ему чудовищем. После оглашения этой вести по трибунам прокатилась волна оживленных пересудов, а иностранные рыцари принялись удивлено переглядываться. Бои с монстрами не имели места быть в воинских состязаниях, ибо век их популярности минул давным-давно. «Видимо, в Сиамме решили возродить традицию кровавых боёв… И наверняка по инициативе парламента. Наш Дож на короткой ноге с церковью, да и сам он человек Неба, так что не мог он такое предложить» – подумал я, поудобнее перехватывая снаряжение.

В тот день меня удивила задумка первого испытания, но сейчас я понимаю, что для Сиаммы подобная новизна в традициях проведения рыцарского турнира была вполне ожидаема. Для этого города было характерно удивлять мир какими-нибудь диковинными выходками.

Далее герольд поведал, что совладавшими с чудищами рыцарям будет позволено перейти на следующий этап состязаний, который будет заключаться в масштабной битве – воинов разобьют на две «армии» и им предстоит сойтись в сражении, всё на той же арене. А после этого славного побоища последует финальная ступень соревнований, до которой будут допущены всего два рыцаря, выбранные самим Дожем.

Избранным предстояло драться друг с другом либо до капитуляции одного из них, либо до смерти. Какая же награда будет уготована чемпиону сиаммского турнира оставалось только гадать.

Когда же рыцарские испытания минуют, наступит пора других развлечений, предназначенных скорее для увеселения простого люда. Будут проведены бои животных (в Сиамме зрителя традиционно тешили схваткой двух львов), скачки, стрельба из лука… В общем, охочему до зрелищ человеку было чем поживиться.

– И не забывайте об одной из добродетелей не сколько рыцарской, сколько людской, господа! Щедрость, щедрость! – звонко пропел герольд, кончив зачитывать распорядок турнирных развлечений.

Услыхав эти слова, я не понял, к чему герольд столь бодро выкрикивает их, но когда раздался звон падающих на землю монет всё встало на свои места. Герольды вели рыцарские хроники, записывали имена участников турниров и то, чем каждый из них прославился. И количество приписанных к имени участника хвалебных эпитетов зависело от того, насколько щедрыми окажутся зрители.

Когда герольд со своими помощниками закончил бегать по ристалищу с мешками и собирать монеты (хоть я не видел этого, но это единственное объяснение тому, почему к минуте начала состязания на ристалище не оказалось ни одной монетки), начались предварительные бои, в которых троица зачинщиков показала себя мастерами военных дел. Об этом я мог судить по тому, насколько быстро рыцари выходили с ристалища и отправлялись в лагерь в обществе своих помощников.

Особенно своим умением вести бой верхом выделился воин, стоявший на стороне зачинщиков и носивший на своем щиту герб в виде изумрудного павлина, распустившего золотистый веер своего хвоста на фоне сплошной синевы. Под этим знаменем на бой выходил Луиджи Риччи, сиаммский рыцарь, отстаивавший воинскую честь своего города под покровительством Дожа.

Если бы Риччи не завоевал симпатию государя, то стоял бы за воротами вместе с остальными рядовыми участниками. Облачённый в доспехи с позолотой, он умело выкидывал из седла всякого, кто бросал ему вызов. Обрекая других на позор поражения, сам он зарабатывал симпатию зрителей, о чём ясно говорили овации, которыми они его одаривали. Особенно яро выказывали свою поддержку сиаммцы, коих на трибунах и за оградительным забором было большинство. Другие рыцари-зачинщики не отставали от сиаммского фаворита и тоже скидывали на землю всякого, выступившего против них. Увы, их знамён я не запомнил. Одержав череду побед это трио уже поистине начало казаться непобедимым.

Очередь к выходу на ристалище поредела, и я с Благородным львом уже стояли у ограждения.

– Магнус, дай-ка мне бурдюк с водой, – попросил мой сэр.

– Волнуетесь? – я вопросительно посмотрел на воина, подавая питьё.

– Нет, ни черта я не волнуюсь, – рыкнул он дрожащим голосом, – Сейчас вот… пойду следующим… Или через одного. Посмотрю. Но скоро пойду.

Рыцарь чуть приподнял забрало и жадно приник к горлышку бурдюка. И пока он пил воду, на поле состязаний вышел новый смельчак. Он сразу привлёк к себе моё внимание окрасом своих крепких доспехов. Они были черны, точно выделанные из угля, а их тусклость, потертость и погнутость говорили о множестве снесённых сражений. Под стать цвету доспехов был и жеребец, которого всадник вёл уверенной рукой. Щит не имел никаких отличительных символов и был выкрашен в сплошную темень. Не осталось и без внимания то, что обезличенный чёрными цветами рыцарь выходил на ристалище без оруженосца.

Тёмный рыцарь приблизился к одному из зачинщиков и коснулся его щита копьём, вызывая на бой. Соревнующиеся поспешили занять положенные места напротив друг друга.

Раздался зычный вой медной трубы, давший старт к началу битвы.

Воины пришпорили своих лошадей и те сорвались в стремительный галоп. Рыцари направили копья друг на друга и покрепче сжали щиты, готовясь к столкновению.

Первый обмен ударами ознаменовался лишь поломанными орудиями обоих участников. Каждый вернулся на свою сторону полигона. Зачинщик получил новое орудие из рук своего оруженосца, а воин в чёрном достал копьё, прикреплённое к крупу коня.

Стоило новому сигналу огласить начало второго раунда, как противники бросились друг на друга. Шум, который сопроводил столкновение, я могу сравнить лишь с раскатом грома. Грохот щитов и лязг доспехов смешались, давая начало пронзительному дребезжащему звуку. Под столь сквернозвучный аккомпанемент один из зачинщиков стрелой вылетел из седла и навзничь рухнул наземь.

Воздух загустел и сделался плотным, словно кисель, и в нём нельзя было различить ни завывание ветра, ни пение птиц. И лишь овации зрителей разбавили тишину градом хлопков. Кто-то, особенно впечатлённый решил, выразить свою поддержку свистом.

Ни капли не смущённый внезапно вспыхнувшей любовью наблюдателей, Тёмный рыцарь прошествовал к своему следующему сопернику, при этом не удостоив проигравшего и взглядом. Второго зачинщика постигла участь первого. Остался Луиджи Риччи.

Тут уже зрительский лагерь разделился меж собой – одна сторона ратовала за протеже Дожа, а другая за Тёмного рыцаря. И если битва и выдалась напряженной, то не только для наблюдателей, но и для сэра Риччи. По самому его телу было видно, на сколько сильно он напряжён и с каким трудом сносит удары копья. А вот Тёмный рыцарь, напротив, чувствовал себя менее скованно. Однако, ни явная расслабленность противника, ни поддержка доброй половины зрителей, ни собственное сосредоточие не приблизили Луиджи Риччи к победе и на третьем заходе он оказался выбит из седла точным ударом в грудину. И когда блеск золочённых лат сиаммского героя померк в поднявшемся облаке пыли, герольд счёл своим долгом пропеть хвалебное стихотворения, а зрители выказать своё восхищение победителю общепринятым методом – аплодисментами.