Марат Байпаков - Танаис. Тайга

– Сын. Единственный. Благодарю за подаренное, – твёрдым голосом негромко отозвался охотник.

– Только волею вождя северных ты познал сокровенное. Я бы никогда… – Жрец смерил равнодушным взглядом подростка и принялся за еду.

– Мне есть что вам сказать, вождь, жрец и знать… – неожиданно заговорил таёжный муж.

– Напоследок? Это ты, таёжный вор, забыл добавить? – резко оборвал его речь рассерженный Полакка.

– Да-да, напоследок , – мрачно откликнулся таёжный охотник и замолчал.

– Пусть говорит, – не оборачиваясь, едва слышно уронила Адму. Полакка срезал три тонкие полоски мяса и протянул вождю.

– Мы не будем воевать с вами…

Нет, совсем не таких слов ожидали добрые северных. Мольбы о милости – возможно, слёзных уговоров, речей сожаления о своих осиротевших семьях – но никак не слов, созвучных с собственными тайными думами. Все трое одновременно посмотрели на лежащего таёжного мужа. Завладев общим вниманием, пленник заговорил неспешно, тщательно подбирая слова:

– Мы не порушим мира с вами. Не ищите союза против нас с долиной. Юг тайги – с миром для вас. Юг не ссорился с вождём Таргетаем во вторую войну.

– Откуда знаешь, что мы послы ? – Полакка покинул почётное место возле вождя и встал над связанным. Словно грозовая туча, навис с обнажённым кинжалом. Жир с бронзы оскорбительно закапал на кожаную куртку таёжного.

– Вы же в долину идёте? То, что сейчас сказал, – не только мои слова, но и думы добрых таёжных. – Связанный утратил страх, его голос был ровен и твёрд. Подросток же плотно закрыл глаза и сжался, словно ожидая побоев.

Полакка задумчиво посмотрел в глаза Адму.

– Я проведу вас к нашим вождям. Я проведу вас в зимнюю ставку таёжных. Поговорите с вождями, перед тем как рушить мир. Поговорите честно. Без обид для нас. – Таёжный муж не просил, но с достоинством предлагал.

– Ты что, вор , никак с нами торг дерзко ведёшь ? Видно, позабыл, где мы тебя, красоту таёжную , отловили? – не отрывая взгляда от Адму, надменным тоном бросил сквозь зубы Полакка. Рука его потянулась к клевцу на поясе. – Обмена не будет !

– Вор и торговец! Нагловато жизнь выторговываешь. Щас развесим тебя на кедрах – вот и весь сказ. Ты и твоя поросль пойдёте на корм птицам. – Жрец из долины подбоченился и легко засмеялся. Полакка смех союзника поддержал. Только в его хохоте слышалась злая гордыня.

Полакка вонзил кинжал в тушу, развёл в стороны руки, хлопнул себя по бёдрам. Добавил скороговоркой, глядя в глаза жрецу и оскорбительно указывая левой рукой на связанных:

– Ну ты только посмотри! Добыл нашего вкусного кабана! И хотел единолично съесть, у нас же в гостях , не спросивши согласия хозяев .

Адму высоко подняла правую руку. Полакка одной рукой резко выдернул из кабана кинжал, другой крепко сжал бронзу, что спала в ножнах на поясе, но почему-то не вынул клевец. Вождь северных поднялась с дерева, обошла сухой ствол с торчащими обрубками давно безжизненных ветвей и встала над связанными.

– Неужто славный Савлий во второй раз оказался прав? – Адму нахмурилась и, прищурив глаза, посмотрела на покрытый жиром кинжал Савлия в руке Полакки.

– Ты что делал на наших землях? – Допрос продолжился. Адму сжала кулаки. – Разведку хитро вёл ?

– Медведя добыл у границы. Но то наш медведь, таёжный. Я по следу тигра ходил. В азарт вошёл, ну и… обманул камни ваши. Тигра у реки потерял. Кабана да, добыл… у вас… в зарослях речных. Вина моя… по азарту охотничьему… Хотели возвращаться сегодня, и тут… – с раскаяньем произнёс таёжный. – Но догляда какого хитрого за вами не было! Никак не в разведке бранной мы…

– Ну, это мы поняли и без твоего лепета. – Губы Полакки сложились в презрительную усмешку. – Ты из худых, подлый торговец, будешь? Каким обычаем упокоевать будем тебя? Нашим или таёжным?

– Я – воин! – с гордостью проговорил связанный. Полакка и жрец засмеялись. Нелепый вид связанного по рукам и ногам « таёжного торговца » не вязался с столь храбрым званием.

– Чем слова пустые подтвердишь? – через плечо Адму недоверчиво заговорил Полакка.

– Под одеждами на шее амулеты воина тайги, – с той же гордостью продолжил поверженный « торговец ».

Полакка наклонился, просунул руку под одежды пленного, что-то потянул и вынул амулет. На ремешок из чёрной кожи между четырёх волчьих клыков нанизаны три треугольника из жёлтой кости. На треугольниках глубокой насечкой известный таёжный узор – наклонная волна воителя.

– Из убитых воинов смастерил? – спросил Полакка.

« Таёжный торговец » плотно закрыл глаза – «да».

– А возьму и закрою кляпом рот? Как будешь торговлю вести, проверенный воин ? – беззлобно проговорил жрец из долины.

– У тебя есть смесь для обрядов ? – Адму посмотрела на смеющегося жреца.

– Для посвящения ? – уточнил посерьёзневший жрец. Адму кивнула. – В торбе, на поляне. Сходить?

Адму хитро улыбнулась. Подошла к Полакке, что-то зашептала на ухо, он кивнул и обратился к недоумевающему жрецу:

– Думаем, как кабана до поляны снести. Следопыта надобно покормить. Голодная дева.

Жрец понимающе и очень хитро прищурил глаза. Присел на корточки. Быстро развязал « таёжного торговца ». Сделал шаг назад и вынул клевец из ножен на поясе.

– Почтенный Гнур, жрец из долины, тебя, наглого нарушителя границ , уважил, но ты не свободен. Повторю тебе: Гнур – имя его, – заговорила угрожающе Адму, глядя сверху вниз на таёжного мужа. – Твоё оружие, твоя лодка, шкуры и твоя жизнь принадлежат по праву нам. Твой сын тоже наш должник. Сейчас ты встанешь и медленно снимешь одежды. Потом то же сделает твой сын. Голыми понесёте кабана на поляну. Тебе всё ясно, таёжный воин?

Муж выполнил в точности приказ Адму. К её ногам легли: пояс, схожий с верёвкой, сложный плетением из кожи трёх цветов, на концах пояса – шарики из кости; высокие сапоги со шнуровкой, из шкур оленей; штаны из козьих шкур, мехом внутрь; куртка до середины бёдер, пошитая из медвежьих шкур тем же манером; зелёная тканая рубаха с красным вышитым узором на рукавах и понизу. Оружия в одеждах не оказалось. Подросток тоже угрюмо сложил свои, схожие с отцовскими, но сильно ношенные, в заплатках, одежды, явно с чужого плеча, лишь подогнанные под рост.

– Слышь, доблестный воин? – Полакка пренебрежительно указал на одежды подростка. – Ты почто так сына, да ещё и единственного, лихо приодел? Себе-то справил ладные штаны. А на его одеждах… места живого нет. Заплатка на заплатке.

– Традиция у нас такая таёжная. Одежды геройски почившего на поросль справлять. – Муж не стеснялся своего обнажённого вида, не пытался прикрыть причинное место руками. Говорил же глядя поверх голов, в ясное голубое, с кудрявыми облаками небо. – На сыне одежды брата моего старшего. Брата убила ваша одноглазая храбрейшая дева, у болота… в двадцати днях пути отсюда.