Илья Тамигин - Последняя надежда Императора. Историко-приключенческий роман. Издание 2-е

– Уж такие Вы нынче пригожие да симпатичные, Сергей Романыч! – жарко шепнула она на ухо гусару.

– Дуня! Хочешь, фокус покажу? – также, шепотом, спросил он.

– Какой фокус, барин? – удивилась Дуняша.

– А такой! Алле… Оп! – поручик Ржевский сдернул с себя простыню.

– Ой! Матушка, Царица Небесная! С нами крестная сила! Поправился, голубчик! – восхищенно воскликнула девушка, увидев… ну, вы догадались, что.

– Ага, живой, и по стойке «Смирно»! – удовлетворенно улыбнулся шалун, – Я так думаю, нельзя, чтоб такое явление натуры втуне пропало! Иди ко мне!

– Да, как же… Белым днем-то… Для этих дел, небось, ночь есть, – покраснела Дуняша.

– Ну да, днем! До ночи-то он увянет, небось!

– Да как же я лягу… Вы же только на спине лежать можете!

– Нет, милая, сегодня ты сверху будешь! Взбирайся на меня, аки всадник на коня! О! Вирши получились! Надо будет записать…

– Грех, так-то… Неправильно… – продолжала колебаться девушка.

– Э, слушай, и так грех, и эдак тоже! Бог простит!

Аргумент перевесил. Действительно, все равно в грехах, аки Полкан в блохах! На исповеди придется рассказать стыдное… Отбросив сомнения, с мыслью: «Лишь бы милому было приятно!», и убедившись, что дверь закрыта плотно, Дуняша неохотно вскарабкалась на высокую кровать, и, подняв подол до талии, осторожно приняла в себя каркалыгу поручика на всю немалую длину. Зажмурилась. Ей было неловко: и светло, и стеснительно, и поза незнакомая… Поручик ухватил её за стройные бедра и задышал, раздувая ноздри. Дуня энергично задвигала тазом. Скорей бы, не до плезиров… Ой! О-о-о! Как пробирает! Ой, Сергей Рома-аныч! Ой, миленьки-ий! … Серёжень-ка-а-а-а!

Они лежали рядом: Дуня – лицом в подушку, а Серж навзничь. Он рассеянно курил пахитоску, пуская ароматный дым в потолок и стряхивая пепел в цветочный горшок. От табаку приятно кружилась голова: первый раз закурил за четыре дня!

Дуняша подняла голову. Глаза её были заплаканы.

– Ну, и что ты плачешь, дурёха? – ласково спросил поручик, вытирая пальцем слезинку.

– Радуюсь, Сергей Романыч, что поправились Вы, за-ради Господа Бога. И на эту войну проклятую теперь не поедете.

– Ну, не на эту, так на другую. Расея – страна воинственная! А я – военный! – усмехнулся гусар.

– Так, другая-то война, поди, не скоро будет…

– Скоро, не скоро… Какая разница?

– А такая! Тяжелая я… Хотелось, чтоб Вы дитё своё увидели!

– Когда ждёшь? – взволнованно приподнялся на локте поручик.

– Повитуха говорит, не раньше Преображения Господня и не позже Успенья Пресвятыя Богородицы (соответственно, 19 и 28 августа. Дуня, как и большинство простых людей той эпохи, считала не по датам, а по праздникам! Прим. Автора).

Сергей Романович задумался. Дуню он любил. Любил, насколько может любить аристократ крепостную девицу. Она была идеальная подруга: нежная, страстная, любящая, заботливая. Кроме того, смышленая и грамотная, даже французский знала немного. Жениться на ней – это, конечно, эпатаж. Но жить – пуркуа бы и не па бы? Дело было ещё и в том, что поручик побаивался женитьбы на девушке своего круга: капризничать ещё начнет, сцены устраивать, деньги транжирить! А с Дуней он приятно сочетал бы семейную жизнь с официальным холостяцким статусом!

Решительно затушил в многострадальном цветке окурок:

– Вот тебе мое слово, Евдокия. Возьму тебя к себе от братца, будешь ключницей. Ребенку свою фамилию дам и отчество, из крепости выпишу. Воспитаю, в общем. Образование, то, да сё… Жениться-то мне, как положено, не судьба, видно… А так у меня наследник будет! Или, г-м, наследница.

Дуняша бросилась целовать ему руки.

– Оставь, оставь! – оттолкнул её Ржевский, – Поди прочь, дай с мыслями собраться! Я – и вдруг папаша… Надо же! Да, принеси водки шкалик, отпраздновать!

– Нельзя, барин, родненький! Доктор учует, а Александр Романыч шкуру с меня спустят! Потерпите, пожалуйста, хоть до завтра!

Поручик Ржевский с досады швырнул в Дуняшу чашкой. Увернувшись, та убежала.

Арина как раз закончила с глажкой и присела к самовару, когда растрепанная Дуняша ввалилась горницу.

– Что?! Сергей Романыч?! – вскинулась Арина.

Дуня села к ней на лавку, обняла.

– Все с ними хорошо, подруженька. Поправляются! Сила вернулась.

– Ох, слава Богу! – перекрестилась Арина, – А я уж подумала, на тебя глядя…

– Они мне обещали моё дитё своим признать, – счастливо улыбнулась Дуня, – И меня к себе возьмут, ключницей сделают!

Значение данного заявления было трудно переоценить. Быть ключницей, сиречь, экономкой при барине, да ещё матерью его официально признанного ребенка – это почти законный брак! Такое случалось не часто. Бывало, конечно, что и женились на крепостных, но, как выражаются математики-физики, число таких событий было исчезающе мало.

Арина испытала чувство, похожее на зависть: судьба Дуняши была устроена, а её – скрыта в потемках! Нет, надо решаться! Надо объясниться с Антошей! Объясниться, и будь на то его воля, отдать любимому самое дорогое. Уж, право слово, лучше без венца жить с любимым человеком, чем в одиночку по жизни катиться! Грех, конечно, да и стыдно, только стыд – не дым, глаза не выест, а грех отмолится. Она любую епитимью выдержит ради своего счастья!

К чаю приехал доктор. Похмыкивая, осмотрел больного, отметив про себя значительное улучшение. Размотал повязку, чтобы оценить состояние раны. При виде хлебной массы глаза его полезли на лоб.

– Вас ист дас? Что это за шайзе… дерьмо? Я не делал сие распоряжение! – завопил он.

– Это народная медицина, Теодор Оттович, – пояснил Александр Романович, – Плесневелый хлеб разжеванный!

– Да-а? Бред! Суеверие! … Г-м, поразительно! Гноя почти нет, горячки тоже нет! … Но, это же нонзенс! Как плесень, слюни и хлеб могут на воспаление влияние иметь?

– Сие неведомо. Но верю, что ученые разберутся со временем. Полагаю, в плесени все дело. Вытяжку из неё сделают, или какой ещё кисель сварят… Лекарство, в общем! – произнес вещие слова полковник, предсказывая открытие антибиотиков.

– Плесень, пфуй! – сплюнул доктор, скривившись, и даже не задумавшись о феномене всерьез, – Я все-таки полагаю, что это… как правильно… богатырская натура господина гусара справилась с воспалением!.

Изобретение пенициллина в XIX веке, увы, не состоялось.

– Теодор Оттович, а можно мне водочки, веселия мыслей и укрепления сил для? – ненавязчиво поинтересовался поручик Ржевский.

– Нет, господин гусар, водки Вам пока нельзя. Пейте Vinum gallicum rubrum… Quantum satis! (Красное французское вино в количестве достаточном! Латынь. Перевод Автора). Оно отлично чистит кровь и силы прибавляет. Диэту Вам я распишу… Счастливой поправки! Дней через пять приеду, посмотрю Вас.