Илья Тамигин - Последняя надежда Императора. Историко-приключенческий роман. Издание 2-е

– Спасибо, доктор! А за винишко – спасибо огромного размера! Эй, человек! Вина красного, французского, бордо! Ведро… для начала! – завопил поручик.

– О, найн! – улыбаясь, погрозил пальцем Шнейдер, – Нет ведро-бордо! Вам можно вот столько!

Он развел большой и указательный пальцы на два вершка.

– Годится! – быстро согласился Серж, – Ежели в тазик на два вершка налить… в самый раз будет!

– Александр Романович хохотали до посинения, дохтур икали, даже пенснэ уронили! – рассказывала позже барыне Дуняша, – А я, грешным делом, едва не обмочилась! Уж такие они шалуны, такие проказники, Сергей Романыч, то-есть!

Графиня тоже посмеялась. Она любила шутки Сержа.

Через два дня поручик окреп настолько, что пожелал принять участие в обеде. Ходить он ещё не мог, к столу его вынесли на руках. Антуан сердечно пожал ему руку:

– Рад видеть Вас в добром здравии! – произнес он по русски.

– Спасибо! Вы не поверите, месье Карсак, как это тоскливо, лежать целый день без малейших развлечений! Ну, книгу мне братец почитал, ну пятки Дуня почесала. Все равно, тоска! Хотелось впасть в спячку, как медведи делают, для экономии времени. Только и сны снились какие-то непонятные! Вообразите, господа: вижу во сне преогромное здание – этажей, эдак, в шесть, а по крыше – огненными буквами пылает слово: «КОММУНИЗМ»! Причем, заметьте, без литеры «Еръ» в конце! К чему бы такое?

Все сошлись на мнении, что сие был бред, вызванный миазмами воспаления и сон ничего не означает. Граф, впрочем, заинтересовался и послал за словарем. Найдя нужную статью, прочитал вслух:

– Коммунизм есть форма социальнаго общежития, отвергающая всякую частную собственность, брак и семью. Наблюдается у примитивных племен Африки, охотящихся сообща и делящих добычу поровну. Так же, сообща, воспитывают всех детей племени… Гы! Однако!

Эта информация никого особо не впечатлила. Обед пошел своим чередом. Подали осетрину под соусом Морнэ (день был постный, пятница). Наталья Сергеевна при запахе рыбы вдруг почувствовала тошноту. Это было странно: рыбу она любила, осетрину – тем более. Но сейчас ей вдруг сделалось дурно, причем дурнота эта была реакцией именно на рыбный запах! Она резко встала, но не успела отойти от стола и на три шага. Спазмы в желудке согнули её пополам и все съеденные закуски и суп фонтаном устремились на пол.

Поднялся переполох. Александр Романович на руках отнес жену в спальню, послали за доктором Шнейдером Герасима на лучшей тройке. Тот, свистя Соловьем-Разбойником, и нещадно лупцуя коней кнутом, обернулся в Боровск и обратно за час. Но, ещё до приезда доктора, цыганка Надя шепнула Фекле:

– В тягостях наша барыня-то!

Так оно и оказалось. Теодор Оттович, выйдя от графини, сказал встревоженному Александру Романовичу:

– Поздравляю Вас, граф! Вы будете отец! Ваша жена ждёт дитя уже восемь недель!

Гвардеец-полковник стиснул его в объятиях.

– Дорогой Вы мой! Ур-ра-а! Никифор, шампанского! Господа, у меня будет наследник! Доктор! Прошу к столу!

Все забегали, засуетились. Меняли приборы, тащили закуски.

Доктор Шнейдер, непривычный к шампанскому, быстро сделался пьяный: хихикал, лез целоваться, порывался рассказывать какие-то истории из медицинской практики, сбиваясь на немецкий и обрывая рассказ на середине.

Поручик Ржевский под шумок выпил параллельно с шампанским водочки, засверкал глазами и распрямил спину.

– Вот, послушайте, господа! Один тамбовский помещик не имел потомства. Но наследника страсть, как хотелось! И вот, однажды, наш полк разместился на квартирах в той местности. А к помещику пришел юродивый. Поговорили они, юродивый вник в ситуацию, и заявляет: «Помолюсь о вас с барыней, пойду в Москву и в Храме Василия Блаженного самую большую свечу затеплю!». Ну, помещик его, конечно, накормил, напоил, денег дал. Через три года юродивый возвращается, смотрит: у барыни дитя на руках, двое близнецов за юбку держатся, и ещё один в утробе, значит. А помещик садится в тарантас.

Юродивый возрадовался: «Молитва-то подействовала! Вона, многочадием Господь благословил, недаром свеча, стало быть, в соборе горит!».

А помещик: «Вот я в Москву и еду, свечу задуть!»

Все смеялись до упаду. Затем граф спросил:

– Но, причем тут ваш полк, Серж?

Тот изумленно округлил глаза:

– Полк? Не, полк тут ни при чем! Полагаю, что ни при чем!

Веселье ширилось и переросло в народное гуляние! Александр Романович разошелся во-всю: выкатил бочку водки для деревенских, стрелял из пушки. К вечеру перепились все! Про Наталью Сергеевну забыли. Он лежала в спальне, боролась с приступами тошноты и смятенно размышляла: кто отец будущего ребенка? Алекс или… Антуан?

Секретная экспедиция прапорщика Вишневского добралась до Малоярославца через три недели после Крещения: задержались в Первопрестольной, где было немало пленных. Военный комендант предоставил все требуемое для работы. За неделю перелопатили около трех тысяч личных дел, спасибо Маркину, виртуозно отсеивавшему не относящиеся к делу: неподходящее место пленения, слишком ранняя или слишком поздняя дата. Допросили три сотни французов – почти всех, размещенных в Москве. Но, увы! О судьбе пропавшего обоза те ничего не знали. Параллельно опросили около тысячи русских солдат и офицеров, в основном раненных – с тем же неуспехом. Работу начинали в шесть утра и заканчивали в девять вечера. Спали в казармах артиллерийского полка, уцелевших от пожара. За это время съели все деликатесы, прихваченные в дорогу. Подвоз продовольствия в древнюю столицу был плох, приходилось питаться из солдатского котла. Горохом да чечевицею. Василий Шеин, непривычный к грубой пище, страдал расстройством желудка и стеснялся неприличных бурчаний в кишечнике.

– Василий Кириллыч, Вы редьку, чеснок да лук почему не кушаете? – спросил на пятый день суровой армейской диэты Вишневский.

– Помилуй Бог, Петр Иванович, к бурчанию в чреве ещё и амбрэ изо рта добавлять! – удрученно ответил молодой человек.

– Г-м, если зубы чистить солью, содой и мелом, то не пахнет, уверяю Вас. А редька, чеснок и лук сопротивляемость простуде повышают, также и от фурункулов и прочих гнойников споспешествуют избавлению. В походе – обычное дело, особенно зимой: тело потеет, баня – от случая к случаю…

Василий внял совету ветерана, но, тем не менее, сделал вылазку на базар, где за собственные деньги прикупил на всю команду кислой капусты, соленых огурцов и лещей, сала и копченых уток. Больше ничего съедобного на базаре не было. Увидев это, Маркин одобрительно шепнул Вишневскому:

– Правильные у нашего боярина кишки в голове! Заботится о солдатиках, понимает, что наш бюджет таких трат не выдержит.