Артур Кангин - Путешествие по однокашникам с джинном Ваней. Авантюрный роман

А ведь поэма всего в сто страниц…

Больше Ерофей не написал ничего. Лишь беспробудно квасил, то и дело становясь героем самых оголтелых желтых таблоидов. Раздавая в пьяном виде интервью направо и налево, вплоть до «Гардиан» и «Нью-Йорк Таймс», Ерофей становился все более и более знаменитым.

– Ну, расскажи, Козлик, здесь какими судьбами… Я вот решил понастальгировать, а ты? – Ерофей осушил до дна пивную бутылку. Свита тотчас всучила ему непочатую.

2.

В девятом классе с Ерофеем у меня вышла история. Он уже тогда крепко закладывал, приводя одноклассниц в неописуемый восторг. Двадцать лет назад это считалось модным. Нечто вроде социального бунта. Ерофей умудрялся пить даже на уроках, тянул из соломинки, а пузырь прятал под партой. И пил не что-нибудь, а элитный виски. Папаша его работал в МИДе, поэтому в доме у них было пропасть спиртного.

Парочку раз предки застукали Ерофея. Алкоголь припрятали. Тогда Ерофей предложил мне стать его хранителем. Т.е., держать алкоголь у себя. А он будет заглядывать «на огонек» и время от времени подкрепляться.

Оставил мне на хранение топовый перуанский ром «Черная смерть». Литровая бутыль с голографическим изображением гостьи с косой. Весьма актуальная картиночка для моего нынешнего контракта.

Несколько дней я тогда держался. Потом, после просмотра фильма «Слуги дьявола на чертовой мельнице», не выдержал. Я уверовал, что именно алкоголь дает Ерофею магическую власть над женскими сердцами.

Короче, в течение недели я приговорил бутыль…

Ах, какие же у меня были упоительные ночные грезы! Сонм длинноногих краль охотился на меня, по ходу срывая с себя полупрозрачные одежды.

Ерофей подошел ко мне на перемене:

– Сегодня я к тебе загляну. Надо перед свиданием с цыпочкой слегка освежиться… Хочешь, и тебе налью пару рюмах?

Я дико вращал глазами.

– Что такое? – набычился однокашник.

– Извини, друган, я все выпил.

– Скрысятничал, негодяй! – Ерофей с хряском ударил меня по носу. Густая кровь хлынула на крахмальную рубаху.

И вот теперь он стоит предо мной. 20 лет спустя. Кажется, так у Дюма-отца? Полысевший. Обрюзгший. Бухой. Живая легенда российской изящной словесности.

– Какими судьбами? – повторил я вопрос Ерофея. – Дело есть… На сто миллионов.

– Дело? Обожаю дела! Давай, для начала накатим?! Жаль нету перуанского рома «Черная смерть». Помнишь, как ты мою бутылочку приговорил. Засранец ты был еще тот!

– Помню, Ерофей…

– Ну, накатим?

– Извини, по утрам я не пью.

– Проехали… Что за дело?

– Знаешь, а ведь именно ты мне можешь помочь!

– Он! – несказанно оживился Горбунок.

– Святые угодники! Мать Тереза! А зебра-то говорящая? За это надо всенепременно дернуть.

Рука из свиты тотчас налила ему стопарь беленькой до мениска.

– Ты очень выручишь меня, – продолжал я, – если придешь на мою свадьбу. В ресторан «Африка», что в Перово.

– Не вопрос. Кого берешь в жены?

– Смерть, Ерофей. Матушку Смерть…

3.

Потом мы сидели на лавочке, под раскидистой липой. Я Ерофею все поведал.

– Великолепная хохма! – возликовал Мафусаилов. – Могу написать новый шедевр, почище «Гусь-Хрустального». А назвать его смачно – «Матушка Смерть». Это же моя магистральная тема. Как это еще критики не просекли, не прочухали? Я всю жизнь хожу по лезвию бритвы…

– Как ты, бродяга, живешь? – спросил я Ерофея с неподдельной нежностью.

– Возле «Белого дома», торцом к нему, огромное строение знаешь? С рекламой на крыше женских прокладок. Так вот – там мой целый этаж. Бляди, бомжи, журналисты… Кого только нет! Каждой твари по паре. Я ведь живу в гуще народа. Не чураюсь его.

– Слушай, а кого можно было б на свадьбу еще пригласить?

– Да, Зойку Сукову! Суперзвезду нашей российской эстрады. Соседка моя, по дому. Помнишь, она на тебя в детстве круто запала?

– Теперь, небось, забурела? На козе не подъедешь.

– Подъедешь! Хотя у нее целых два этажа. Из окон ее можно видеть кабинет премьер-министра.

– Непременно заглянем, – заржал Горбунок.

Ерофеич в бутылку пива плеснул «Столичной». Поболтал. С глумливой улыбочкой из горла высосал. Оттер губы.

– Может, тебе тормознуть? – горестно взглянул я на Ерофея. – Ведь, как пес, помрешь под забором.

Однокашник от души рассмеялся:

– И правильно сделаю! Ведь я – легенда. Значит, и моя кончина должна быть легендарной. В народном мэйнстриме.

– Как сказал поэт, в гости к богу не бывает опозданий, – джинн сосредоточенно шмалил беломорину.

Ерофей толкнул Ваню в плечо:

– А ты, приятель, сразу видно – плоть от плоти народа. Ватник, треух, «Беломор»… Ценю! Накати водяры, чтобы не потерять стиля!

– Благодарствуем, – почему-то по-старорежимному отреагировал джинн.

– Когда уйдем со школьного двора… – заорал субъект с порепанной мордой. Он был уже пьян до безобразия.

– Под звуки нестареющего вальса… – подхватил Ерофей, вдруг перекинулся через спинку лавки и стал бурно блевать.

– Первая стадия! – заволновалась свита.

– А какая вторая? – в свою очередь запаниковал Горбунок.

– Отрубится…

Слова соратников тотчас подтвердились. Ерофей рухнул с лавки. Подельники его бережно подняли и трепетно понесли к сердцу столицы.

– Ну, что будем теперь делать? – нахмурился джинн.

– Двинем к Зое Суковой, – почесал я затылок.

– Торопиться не надо… – стратегически мотнул хвостом Горбунок. – Давайте, сначала вспомним, что мы знаем о Зое? А Ерофея, когда он протрезвиться, найдем легко. Ориентир имеется.

Ваня залихватски сбил набок треух:

– Так… Зоя… Зоя Сукова… Десяток пластических операций. Типа, как у Майкла Джексона. Только удачных.

– Что еще? – зебра порыла копытцем.

Тут уже вскинулся я:

– Живет в зеркальной квартире. Зеркала повсюду. На стенах, потолке, на полу. Уж очень обожает себя созерцать…

– Эгоцентричка хренова! – хрюкнул Горбунок.

– Ну что, двинули? – встал я с лавки. Запах блевотины классика меня достал.

– В путь! – дисконтом пропели друзья.

4.

Когда мы подошли к желтому зданию, бочком располагающемуся к дому Правительства, то увидели разгоряченную тысячную толпу. В руках плакаты, флаги, боевые штандарты, цветные воздушные шарики с портретом Зои Суковой.

– Это фаны, – пробурчал Горбунок.

Мы разговорились со старушкой с лиловым носом и алым штандартом.

– Как бы нам попасть к Зое Суковой?

Бабушка долго смеялась, шмыгая баклажанным клювом:

– Ой, сынки, об аудиенции с певицей грезят миллионы! Все тут только молятся, чтобы увидеть край ее божественной одежды в окне. В любое время года мы спим под плинтусом этого дома. Раньше ставили палатки, да мэр, сукин сын, запретил.

– За что же вы ее все так боготворите? – пыхнул джинн «Беломором». – Она что, спасла невинных младенцев? Накормила пятью хлебами город?