Артур Кангин - Путешествие по однокашникам с джинном Ваней. Авантюрный роман

– Елизавета Васильевна! – склонил набриолиненную голову вошедший лакей.

– Лиза! Касатка! – Паша открыл глаза, отбросил в сторону (бесценную!) скрипку. Жалобно завизжала оборванная струна.

В комнату вплыла толстая матрона с лучезарным взглядом. Видом своим напоминала дискоболку и толкательницу ядра в одном флаконе.

– Пашенька, я была не права! – кинулась на грудь к г-ну Брюхатому.

– Это я не прав! Не позаботился о нашей безопасности! – бросился к ней Павел Эммануилович.

Они сердечно обнялись. Троекратно облобызались. Лица их пунцовели от счастья.

– Какой козырный сюжет для Дарьи Ростовой, – шепнул мне Иван.

– Где тогда здесь бассейн с крокодилами? С пираньями, на худой конец? – тихонько проржала востроухая зебра.

– Увези меня на необитаемый остров! – вскричала Лиза.

– Есть такой остров! Только вчера на нем закончили выработку алмазов. Ни одного папарацци! Только альбатросы и королевские пингвины…

– Чудно… Именно там совьем гнездо. Ты будешь целый день играть на скрипке.

– Ну уж нет! Скрипку эту я подарю друзьям. Держи! – протянул он мне творение Страдивари.

– Жаль, что я не способен играть, – вскручинился Горбунок.

Павел взял со стола диск:

– Лазерный! На нем семьдесят часов нон-стоп «Собачьего вальса». И запасные струны.

– В вашем блистательном исполнении? Я о диске, – предвкушающе сглотнул Горбунок.

– А в чьем же?

– Значит, на свадьбу ты не придешь? – спросил я Пашу.

– Увы! Сегодня же улетаем к альбатросам.

Со скрипкой Страдивари под мышкой, диском за пазухой я брел по бульвару. За мной зебра с Иваном. Под нами хрустела золотая листва.

– Юрик, а ты умеешь играть? – обронил африканец.

– С красным дипломом закончил Гнесинку. Давал сольный концерт в Ла Скала. Мне рукоплескал сам Папа Римский. Мать Тереза рыдала навзрыд. Билл Гейтс бился в экстазе головой о стенку.

– Какая прелесть! Будешь мне нон-стоп наяривать «Собачий вальс».

– У тебя же есть диск?

– А вдруг я его поцарапаю? Или раздроблю, бляха-муха, копытом?

16.

Дома Горбунок попросил для него смузицировать на скрипочке Страдивари. Я с блеском исполнил «Собачий вальс». Не перепутал ни одной ноты. Новая струна, конечно, была явно не от гениального маэстро. Китайский новодел, шняга.

Зебра загрустила:

– То ли дело Паша Брюхатый! Рваная, синкопированная музыка. А у тебя, Юрик, зализанная, школярская. Извини, браток, ты – бездарен…

Я в гневе отбросил жалкую поделку Страдивари.

На ночь Горбунок попросил поставить ему диск Павла Эммануиловича.

Мы улеглись на покой. Визгливые стоны скрипки не давали мне нырнуть в объятья Морфея. Резали будто стеклом по стеклу.

Раздался требовательный стук в дверь. Казалось, визитеры хотят ее выломать.

Глянули в «глазок». На пороге с баклажками пива стоял выпивоха Ерофей Мафусаилов и тройка его корешей.

– Юрка, Козлик, скорей открывай! – орал корифей русской словесности на всю лестничную площадку. – Имею желание говорить с тобой о бесконечности, о вечном.

Этого только не хватало… А тут еще синкопированная, рваная музыка Паши Брюхатого резала без ножа.

Я смешался.

– Открывай, Юрок, – пробормотал Иван. – Все-таки, одноклассник.

Отперли… Банда ввалила с гомоном, похабными шутками, с разудалым смехом.

– Ты что, спишь как сурок? – изумился Ерофей.

– А что же я еще должен делать?

– Жизнь, старичок, коротка. На кладбище отоспишься.

Компания Ерофея на этот раз оказалась однородной. Сразу три близнеца. В грязных китайских разлетайках, почему-то в высоких барашковых шапках.

Ерофей отрекомендовал их:

– Ян… Родригерс… Борис.

– Очень приятно, – склонил я многострадальную голову. – Изволите, закусить?

– Не волнуйся, Юрбас, – выступил вперед Ян. На щеке его величественно торчал лиловый фурункул. – У нас все с собой.

Родригерс поставил на пол увесистую полосатую сумку:

– Целых пять кило китового мяса!

– Китового? – ошалело заржала зебра, страстная противница мясоедения.

– Китового, – кивнул Ерофей. – Стоит оно дешевле перловки. А наварец дает такой, хоть святых выноси.

– У вас, надеюсь, имеется ведровая емкость? – сощурился Борис. – Под хорошую выпивку мы едим много.

– Подобной емкости нет. Есть простое ведро. Для мойки пола.

– Сойдет! Не из пластмассы?

Через пять минут в цинковом ведре бурлил грандиозный шмат мяса.

Ерофей с гоп-компанией лакал ядреное пиво из полуторалитровых баклажек. На лицах гостей разлилось блаженство.

Однокашник похлопал меня по плечу:

– Нам бы сбацать коктейль «Слеза комсомолки». В этом доме я дока. Отыщется жидкость для снятия лака и снадобье «Клопомор»?

– Нету! – джинн с паровозной мощью выдул клуб горького дыма.

– Придется пить в девственном виде, – скривился Родригерс. И достал из полосатой сумки семь водочных пузырей.

– Ерофей, осторожней! – предостерег я кореша.

– Будь спок! Однаво живем… – ухмыльнулся Мафусаилов. – Только вырубите блядский «Собачий вальс». И поставьте моего любимца, Сибелиуса. Обожаю ребят скандинавов.

– Это пожалуйста! – Иван мелкой рысью побежал к музыкальному центру. – Я теперь этот «Собачий вальс» до гробовой доски не забуду. А Сибелиуса сам боготворю. Царь политонального наложения.

17.

Зажурчала меланхоличная музыка Сибелиуса. Умная. Вдохновенная… Горбунок брезгливо скривился. Ерофей напротив восторженно потер руки:

– Другое дело! Под такие мелодии можно размышлять о вечном. Знаешь, Козлик, какая моя излюбленная мысль?

– Ну? – вместо меня ответил кудесник.

– Выдай ему, Ерофеюшка! – с хрустом расправил жирные плечи Родригерс.

– По первое число! – Ян сладострастно почесал лиловый фурункул.

Ерофей единым махом выдул стакан водяры:

– Человек всегда должен быть робок и тих. Никакого героизма. Никаких подвигов. Растерянность и покорность.

– Сами-то вы не особенно покорны! – полемически заржал Горбунок. – Хлещете «Клопомор», жидкость для снятия лака «Прелесть». Это же явный протест. Русский бунт. Бессмысленный и, зуб даю, беспощадный.

Ерофей усмехнулся:

– Разве ты, своей скотской башкой, можешь осознать горний полет человечьего духа?

– Куда уж мне, четвероногому придурку?.. – набычился африканец. – А меж тем, я могу видеть и рихтовать кармические столбы. Съел?!

– Кармические столбы каждая блоха видит, – провозгласил Борис и громко икнул.

– Хмельная падаль, – пробормотал Горбунок. Видимо, он не мог простить пришельцам, что его козырный вальс заменили на проходимца Сибелиуса.

– Так-таки, нет у вас жидкости для снятия лака? – вскинулся опять Ерофей. – Мне без «Слезы комсомолки» и пить западло.

– Нет! – злобно заржала зебра. – Есть только дихлофос. Если угодно, жрите.