Артур Кангин - Путешествие по однокашникам с джинном Ваней. Авантюрный роман

– Сойдет! – ликующе вскочил Родригерс. – Где?

– В уборной. Под ржавым бочком.

– Клёво!

Ерофей же угостился у джинна «Беломором», сладостно затянулся:

– Коктейль с дихлофосом я называл – «Сучья радость».

– Эх, Ерофей, Ерофей, – поморщился я. – Пропадешь, сгинешь…

– Дурак ты, Юрик! Мне памятник из бронзы уже отлит. Иль не видал! В полный рост! К нему в два метра шириной протопана народная тропа. Много бухих. В стельку.

Вернулся Родригерс с баллончиком дихлофоса.

Ерофей каждому из своей компашки разлил по сто грамм водки, от души прыснул по стаканам аэрозоль.

– Ну, за прекрасных дам! – до ушей осклабился Борис.

Выпили. Крякнули. Занюхали грязными рукавами.

После коктейля «Сучья радость» глаза Ерофея наполнились лучезарным светом. Он по-братски хлопнул меня по плечу:

– Ты хоть знаешь, Юрбас, кто перед тобой сидит? Думаешь близнецы из простонародья?

– А кто?

– Это Борис, обожаемый ученик Шостаковича. Сочиняет исключительно реквиемы… Это Родригерс, племянник Майи Плисецкой. Плясал заглавную роль в балете «Щелкунчик»… А это Ян, внучатый племянник Эйнштейна. Один из самых продвинутых в мире специалистов по изучению «черных» дыр.

– Очень приятно, – склонил я голову. Несильно склонил, недоверчиво.

– А нам как приятно! – ощерился толстомордый Родригерс. – Но мы пьем без закуски. Китовое мясо, кажись, сварилось. У меня такой аппетит разыгрался, хоть жеребца съем.

– Кита в студию! – захохотал Боря.

18.

Родригерс слил воду в раковину и поставил дымящееся ведро прямо на стол:

– Господа, с пылу с жару!

Гоп-компашка стала рвать мясцо прямо руками. Запашок из ведра шел еще тот, помойный.

Ерофей потер свой живот:

– Ну, а теперь, Родригерс, покажи нам свое искусство. Недаром же ты племянник Майи Плисецкой.

– Ведро мешает…

– Так убери его. И врубите какую-нибудь музыку. Ага… скандинава.

Родригерс снял ведро и к нашему вящему изумлению заскочил на стол.

– Танец шведского Щелкунчика! С элементами мужского стриптиза! – ликующе провозгласил он.

И не успели мы опомниться, как он стал зазывно извиваться под задушевную музыку Сибелиуса. В его движениях была страсть гаремной наложницы. Отчаяние уличной бляди, коей терять уже нечего. Желваки Родригерса так и ходили.

– Давай, Родригерс, давай! – Ян нервно почесал свой фурункул.

Борис ударил пудовым кулаком по столу:

– Загни поганку!

И Родригерс загнул. Мало того, что он изгибался, как гитана, так он еще стал сбрасывать с себя одежду. Сорвал китайскую разлетайку. Стоптал резиновые сапоги. Стянул с чумазой шеи попугаистый галстук. Расстегнул запонки на манжетах… Если бы у него оказалось жабо наотлете, он бы содрал и его.

Через мановение ока он стал гол как сокол.

Зрелище гнусное… Жирный живот подпрыгивал студнем. Венозные лодыжки рождали скорбные мысли о скоротечности плоти. Пухлые слюнявые губы – о тщете любовных потуг.

Внезапно Ерофей схватил с пола ведро и стал в него бурно блевать.

– Стадия номер один, – констатировал Ян.

Затем классик ухватился за горло, захрипел.

– Стадия номер два, – спрыгнул со стола Родригерс. – Отказ дыхательных центров. За ним – полный отруб.

– Нашатырь! Срочно! – проорал Борис.

Я опрометью метнулся к аптечке.

Борис вылил весь пузырек в стакан. Разбавил до мениска водкой. И все это пойло резко вылил Ерофею в глотку.

Через минуту тот просипел:

– Этот коктейль я называю – «Утренняя роса».

– Уходи, Ерофей, – скорбно вымолвил я.

– То есть?

– Уходи и больше не возвращайся. Пей «Слезу комсомолки», «Сучью радость», «Утреннюю росу»… Только вдали от меня. Дистанцируйся, плиз.

– Вот так, значит…

Компания, на прощание отковырнув от китового мяса по шмату, потянулась к выходу.

– Мелкие люди! – выругался Горбунок. Копытца его отщелкивали по полу злую дробь. – Выключите, к ядреной матери, бездарного Сибелиуса! Поставьте гениальный «Собачий вальс!»

19.

Утром к нам пожаловала сама матушка Смерть. В элегантном джинсовом костюме. На выпуклой заднице трещит ткань. Карие глазки пронзают насквозь.

– Как, ребятки, идет подготовка к торжеству? Нашли хотя бы одного однокашника? – спросила елейно.

– Пока не очень, – проржал Горбунок.

– Ну, времени-то еще достаточно. Не грустите.

Джинн трубно высморкался в клетчатый платок:

– Будем стараться.

– Одноклассники они такие… эксклюзивные, – пробормотал я.

Смертушка поправила высокую грудь:

– Мой тебе, Юрик, совет. Возьмись за кого-нибудь из высшего эшелона. Там никто в голом виде на столе не танцует и «Слезу комсомолки» не пьет.

– Пошукаем в мировой паутине, – Горбунок тряхнул головой.

– Заболталась я с вами! – кокетливо усмехнулась матушка Смерть. И штопором ввинтилась в форточку. Лишь стальное лезвие косы прощально блеснуло.

Джинн энергичной походкой приблизился к компу. Пальцем с чумазым ногтем нажал клавишу пуска:

– Высшие эшелоны власти? Гм-гм…

Оказалось, что один из моих школяров стал послом Российской Федерации в ЮАР. А вот Оленька Семенкович совсем рядом. Даже кирзач не нужен. Депутат Государственной Думы. Глава комитета феминисток РФ.

Слегка настораживало ее прошлое. В Думе она объявилась на излете карьеры порнозвезды.

– Где же она снималась? – заржал Горбунок. – Не видал…

Я потрясенно скосился на зебру:

– Ты что, знаток порножанра?

– Скажу откровенно, дилетант. Но весьма искушенный!

Залезли в фильмографию Оленьки. Она оказалась большой докой по сказкам. Под порноуглом. Сыграла заглавные роли в «Золушке», «Красной шапочке», «Василисе Премудрой», «Варваре-красе»… Рядом с фильмографией фотогалерея. Абсолютно нагая Золушка в хрустальном башмачке. Красная Шапочка с раскинутыми ногами прикрывается корзинкой с пирожками и т. д.

Как депутат, Оленька принимала народную паству по средам, в Охотном ряду, с 15.00 до 17.00.

Мы тут же позвонили, записались на прием. Попросили сделать пометку, что звонил однокашник, Юрий Козлов. Зафиксировать наш нумер.

Буквально сразу же зазвонил телефон.

– Юрочка? Козлик? Какими судьбами? Это я, Оля!

– А это я… Козлик.

– Мы же с тобой через парту сидели. Какой еще может быть официальный прием? Мотай ко мне. Прямо сейчас. Живу на Пушкинской. Черкни адресок.

20.

Оленька выглядела превосходно. Максимум на тридцатник. Высокая и стройная, с аппетитной грудью. А квартира для депутата ГД РФ оказалась довольно скромной. Всего семь комнат. Зато обставлено богато, со вкусом. Янтарные гардины, шкафы из карельской березы, какой-то с бронзовыми уголками объемный сундук.

Оленька тотчас разлила по высоким фужерам шампанское.

– Ну, рассказывай? – с легкой оторопью глядела на зебру. – Ты, Юрбас, дрессировщик?