Юрий Черкасов - Краски последних дней

С того берега, спокойно, даже показалось – вальяжно, плыли Линда-Браунинг и еще одна из Сучьего взвода. Значит, не ранены. А стрельба закончилась больше двух часов назад. Может, именно столько нужно времени для вербовки?

Отпраздновав это умозаключение еще парой таблеток экстази, Пеннивайз вытащил «беретту» и изготовился к стрельбе. Разборки он решил не устраивать. Разве это вернет гвардию? Только умножит разочарования. И вообще, на том берегу произошло неудачное сражение, и эту страницу нужно перевернуть. А засланок – в расход. Прицелившись в… – Линду он решил оставить напоследок, – спустил курок. Промазал. Отбросил пистолет. Чего мелочиться?… Автоматные очереди прочертили линию фонтанчиков. Обе предательницы попали под пули. Еще раз. И еще. Линда исчезла под водой сразу, а подружка еще побарахталась. Конец.

Он не почувствовал ничего. Разве что пенис слегка напрягся, провожая в последний путь полуоформленное желание хозяина в отношении Линды. Скрываться уже не имело смысла. Тем более – прочь сомнения в предательстве сук, – с того берега никто не стрелял. Взобравшись наверх и пинками растолкав Шмыгу, приказал ему собирать вещи.

Ноль и остальные двинулись к мотоциклам. Почудился какой-то хрип. Пеннивайз вновь спустился к реке. Подружка Линды таки выбралась на берег. Вся в крови и явно при последнем издыхании. Крикнув: «Грузимся! Я сейчас!» – он подошел ближе. Девка силилась что-то сказать, но Пеннивайзу было плевать на слова. Пришла пора просто перевернуть страничку. Закрыть книгу.

Шмыга с сумкой и тетрадью вышел на дорогу, стянул штаны и принялся делать кучу. Исписанные мемуарами листки он использовал по прямому назначению. Пеннивайз этого не видел.

Девица выдула кровавый пузырь и закатила глаза. Пальцы судорожно мяли прибрежный ил. Приставив «беретту» к ее виску, Пеннивайз удивленно отпрянул. Девица улыбалась.

– Что тебя рассмешило, милая? – вкрадчиво спросил он.

– Эй! – раздалось слева.

Хреновый из него стрелок! По берегу, небрежно держа в руке похожий на игрушку «браунинг», шагала Линда. Ни царапинки! Пеннивайз выстрелил в лежащую и вскинул руку для нового выстрела. Не успел. Линда выстрелила раньше. Тихий хлопок. Толчок в голову, чуть выше виска, щекотка внутри головы и жуткая боль с другой стороны черепа. Сознание затуманилось. Он упал на колени. Что такое? Мысль не имела адреса и причинила неудобство. Хотелось подумать о чем-то таком, что поможет стряхнуть боль и унять щекотку внутри головы. Новая мысль озарила его и принесла облегчение вкупе с внезапно раздвоившимся зрением.

«Я смешон!»

Две Линды что-то говорили. Но слова из ртов вылетали в пузырьках, как их рисуют в комиксах, только красного цвета, и были непереводимы.

Я смешон! Со сбитым набок рыжим париком. Яйцами, вылезшими из полураскрытого клапана запятнанного травой и грязью костюма. С размазанным гримом. И это правильно. Я ведь клоун! Клоун!!!

Глаза Линды стали увеличиваться. Он увидел в них себя всего.

Ты мой зритель! Алле-ап!

Вскочив, Пеннивайз сделал фуэте, и широко улыбнулся.

– Представление начинается! – закричал кто-то его голосом.

Он выщелкнул патроны из «беретты», отбросил ее прочь и принялся жонглировать ими. Скорчив уморительную гримасу, поиграл бровями и тонко заблеял. Высоко подпрыгнул, прошелся пингвиньей походкой, незаметно поймал ртом один из патронов, зажал его в зубах, сложил ладонь трубочкой, прижал ко рту и плюнул в Линду.

Линда, Линды в ужасе отшатнулась, отшатнулись, завизжала, завизжали и бросилась, бросились прочь. Отовсюду зазвучали аплодисменты. Клоун с достоинством поклонился. Шмыга красиво крутнулся вокруг себя и упал, высоко забросив в небо общую тетрадь. Не знал, дружище, что ты так талантлив!!! Аплодисменты усилились. Какие-то люди – а-а-а, Ноль, привет! – подхватили его и потащили наверх.

– Стойте! – завопил он. – Я еще не закончил! Номер на бис!

Аплодисменты стали оглушительными. Такой успех! Какие-то люди падали – от восторга, – корчились – от смеха, – кричали, смешно кривя рты, – конечно, на бис, – и Пеннивайза осенило.

– Сейчас будет танец с саблями!

Конечно же. Ведь это его коронный номер. Где сабли? Но вместо танца его усадили в дребезжащую повозку – как смешно, – и он помчался, помчался, хохоча и размахивая руками. А потом, разом так, неожиданно, навалилась сонливость. И сопротивляться ей у Пеннивайза не вышло.

Проснулся он на продавленной койке, застеленной вытертым вонючим покрывалом. С трудом подняв голову с твердой и тощей подушки, Пеннивайз осмотрел незнакомое помещение. Стол, табурет, газовая печка, шкафчики, половик и тапочки. Единственным предметом на столе была кружка. Жадно ухватившись, убедился, что она пуста. Тело было вялым и непослушным. Левый глаз заплыл, а язык, казалось, распух и не вмещался во рту. С трудом спустив ноги, выиграл нелегкую борьбу с тапочками и, наконец, обутый, доковылял до двери.

Солнце уже почти село. Вокруг стояли сараи, непонятные постройки, а вдалеке виднелся двухэтажный особняк. И ни одной живой души окрест. Кружка постоянно норовила выпасть, и Пеннивайз прижал ее к груди обеими руками. Пить!

Ноги, казалось, набиты ватой. В голове свистел сверчок, и еще что-то лежало, тяжело пульсируя и мешая сосредоточиться. В ушах гудело, словно в трансформаторной будке. Сложной траекторией он двинулся на поиски воды. Забредя на огород, жадно накинулся на помидоры. Теплая сочная мякоть притупила жажду. Присев на аккуратную дорожку, пощупал голову. С удивлением обнаружил чуть повыше виска аккуратную, почти не кровящую дырочку. А вот с другой стороны его ждал сюрприз. Палец ткнулся в расплющенную пулю, отколовшую маленький кусочек черепа. Волна боли не дала исследованиям продвинуться дальше.

Пеннивайз не рискнул подняться и на карачках пополз к кустам. И оказался в малиннике. Крупные и упругие ягоды были несладкими. Парень, что лежал тут же, ел сахар и был удивительно красив. Пеннивайз вежливо обратился к нему:

– Ты уверен в кошерности этой пищи?

Хотя хотел спросить другое. Или ему показалось? Впрочем, тот ответил вполне утвердительно:

– Отвали. Мое!

Пеннивайз хотел сказать, что его совершенно не интересует сахар, и он хочет просто пить, но из горла вылетели совершенно другие слова:

– Твои родители рады, что ты не волнуешься?

Парень представился и попросил отвести его… непонятно куда. Странно. С географией всегда было все в порядке. А вот думать было очень тяжело.

Кое-как поднявшись, он захватил с собой – ну, почти, – не сопротивляющегося парня. Дорожка перестала быть ровной и прямой. Топча капусту, двинулись… куда-то.

– Нам нужно жидкость налить!