Виктор Яиков - Армагеддон: рекомендации к применению

Но нет! Это был целый вдох! Причем очень жадный!

Элабан, в охватившем, как и весь экипаж психозе, кинулся к выходу из корабля. Им управляло лишь желание любой ценой быстрее добраться до Земли. Его не беспокоило ни то, как он выйдет в космос без скафандра, ни то, что он сгорит в верхних слоях атмосферы быстрее, чем даже сможет разглядеть огненный столб востока. Он просто хотел покинуть этот наполненный страха и одиночества корабль. Он еще не понял того, но к Земле его тянул вовсе не уют колыбели человечества. То был зов на суд. Страшный суд. Охваченное ужасом сердце жаждало покаяния.

Кулибину не было необходимости искать место разгерметизации. Поток воздуха сам нес его к выходу. На подлете к месту происшествия, он, применив чудеса акробатики, выхватил прикрепленный к стене огнетушитель и, дернув за чеку на нем, как на реактивном ранце снизил скорость приближения к открытому шлюзу. Создав тягой возможность маневра, инженер залетел в сторону от воздушной воронки и уперся всеми силами в закрывающий рычаг. Механизм, скрепя, поддался человеческой воле. Но было потеряно много времени, а что еще более ощутимо – воздуха.

Обреченно и обессилено Кулибин облокотился на закрытый шлюз.

Теперь он был одни. Совсем один. И в этом Богом забытом корабле, и в этой обреченной вселенной. Что он будет делать? Ему уже все равно. Он даже не может поговорить с вновь обретенным любимым человеком. Расколошмаченный бортовой компьютер больше никогда не выйдет на связь.

Так же внезапно, как прервалась, рябь на экране командного центра, появилась вновь, сменив удивленное лицо инженера Лунной экспедиции. Тихое шипение создавало фон финала комедии в зале.

Теперь рыдала Сара. Все в такой же знакомой позе, уткнувшись лицом в ладони, словно ангел над могилой, женщина в белой парандже горько плакала о своей потере.

Бездвижная фигура с кудряшками безвольно лежала за одним из столов сотрудников. Покинутый мир был уже никому не нужен. И ничего не хотелось делать. Однако…

– Что ты здесь делаешь? – Набравшись смелости сотрудница командного центра поднялась, подошла к рыдающей и толкнула рыжую бестию в плечо. Та, имея чрезмерно малую массу костей без прослойки жира (все могила сожгла) кубарем слетела к стене.

От удара должен был бы остаться хороший синяк. Но кто ж на них смотрит в разгар потасовки? А стоило бы – многое бы объяснило, ведь синяков больше не оставалось.

– За что? – Взмолилась Сара. Толчок оторвал ее от грустных воспоминаний потерянной супружеской счастливой жизни в далеком прошлом. Удар о стену вернул ее в настоящее.

Она поднялась, только вытянула руку вперед для жеста, желающего поговорить, но…

Но не успела произнести еще слова как получила хорошенький удал офисным стулом по голове. Так хрустят кости – но на сей раз то был лишь треск пластмассы. А Жуан совсем расхрабрилась.

– Стой! – Сара выставила руки вперед, блокируя всяческие нападки в свой адрес. – Твой гнев не имеет значения теперь. Еще вчера ты злилась на Лой, что она забрала себе твой степлер, хотела так же разбить ей голову, но что остановило тебя тогда?

Остатки занесенного над головой стула зависли в воздухе.

Откуда она знает события вчерашнего дня? Ответа на этот вопрос не знала даже сама Сара. Это сорвалось само с ее уст. Будто бы она где-то недавно об этом слышала. Но, возродившись из в той преисподней, еще и не такое узнаешь. Все мелочи жизни вскрываются там, откуда она прилетела (воплотилась). Кто с кем и о чем думал. «Степлер» – даже смешно, о каких мелочах сплетничают в адовых котлах!

Жуан остановилась. Стул, повисший в воздухе, плавно сполз на пол. Женщина всхлипнула, закрыла рот обратной стороной ладони и разрыдалась уже в серьез. Это надо было сделать давно. Сейчас, когда ей показали всего одну ее оплошность из прежней жизни, перед ней, как хлам, вывалившийся из шкафа из-за одной зацепившейся ниточки, промелькнули все ее дела и делишки минувшего. Завидовала коллеге, что устроилась вместе с ней, но стала ее начальницей; клеветала на соседа, чтоб по вечерам не шумел – на радиационных рудниках уже не так шумят, и, казалось, бы, в мгновение секунды, держала у себя на руках четырнадцать младенцев – всех ее детей… возможных детей, от которых бы не отказалась абортом. Ее руки были в крови, ее чрево было проедено крысами. Но секунду. Всего лишь секунду. Этого хватило. Хватило и такой толики ада, а как же ты будешь терпеть ее вечность, сужденную тебе? Уже после первого убийства у тебя бы кончились все слезы, и пеплу из глаз останется орошать остаток отведенного срока. Но тебе повезло, и ты не успела искупить все в небытии, ведь сама смерть пришла нынче на Землю из глубин ада.

А куда деются все не отмытые чистилищем грехи всех тех людей, что дружно идут скопом на восток? Простились? Нет. Они будут осуждены.

Это их боль. Жуан хватит и ее собственной.

Нежные женские руки обняли ее плечи. А грудь, к которой прислонилась ее голова, была приятно горяча. Такой не может быть у мертвого сердца.

– Все пройдет. Нам дали шанс. Нас любят. – Сара говорила нежным ангельским голосом.

– Кто?

– Он… – Благоговение в горле подступило комом.

– За что? Я монстр.

– Все мы монстры. А для чего все это нам – узнаешь после. А покабудь камнем. Встань и иди.

– Куда?

– За мной.

***

Вымерший корабль дрейфовал в открытом космосе.

Каково приходится узникам одиночных камер? А если арест длится не пятнадцать суток, а бесконечное количество перечеркнутых вдоль и поперек черточек? Все произошло слишком стремительно. Не успели узники космоса привыкнуть к реалиям гибнущего мира, как тут же их развели по карцерам. Да и нужна ли прелюдия для конца всего? На Земле, наверное, даже был человек, который в это мгновение спокойно ел свой завтрак, засунул ложку с кашей в рот, а прожевать не успел! Конец подкрался незаметно.

Так и было запланировано. И не говорите, что вас не предупреждали.

О чем оставалось думать в такие моменты? Очередной раз в мыслях жалеть себя? Нет, а за что? Можно еще коротать время, обвиняя кого-нибудь за случившееся. Только много ли толку от этого будет?

На память приходили картины минувших лет. Тогда у него была и семья и хоть какая-то жизнь. Хоть она и происходила в эпоху Армагеддона.

Затишьем и спокойствием он мог насладиться лишь в последние два месяца перед отлетом. Все остальное время было адом на земле. Помнит он и начало последней войны. Все завязалось с простой междоусобицы. Словно княжеские войска на конях и с луками, два государства полировали землю друг друга танками и бомбёжкой. Казались они друг другу победоносными. С венцами на челах, дабы победить. Далее, словно рыжие веснушки на лице континентов загорались страны участницы всеобщего передела мира. Долгая война загубила экономику большинства стран-участниц. Жить в таких государствах было невозможно. Заоблачные цены на продовольствие и жизненно необходимые товары доводили порой людей до суицида. Но они настолько освирепели, что словно зверям, людям было мало. Смерть и «ад» шествовали по земле бледной тенью. Тогда словно звезды небесные сыпались на землю атомные боеголовки, раздирая все вокруг. Всеобщие землетрясения, вызванные смещением тектонических плит, погубили многих. Поднявшийся смог заставил свернуться небо в свиток, а солнце помутнело так, что даже до момента сегодняшнего отлета стояла пелена. Кто-то умный сравнил, что яркость солнечного света, теперь долетающего до земли поникла на треть. По ночам уже не было видно большинства звезд. Дмитрия с женой тогда укрыли в бомбоубежище, но были те, кто не работал на заводе. Им приходилось прятаться в менее приспособленных местах: горы, пещеры, метро.