Игорь Кабаретье - Преступление в Гранд-опера. Том второй. Шуба из Сибири

И Нуантэль не ошибался в своём решении. Китобой спешил заключить супружеский мир, а такие договоры подписываются без свидетелей, и он даже не пытался задержать своего друга, а наоборот, именно мадам Крозон вдруг нашла в этот момент слова, способные изложить просьбу, которую она не осмелилась сформулировать до этого времени.

– Месье, – произнесла она с усилием, – я буду вечно признательна моему мужу, который вас привёл в наш дом, и вам, кому хватило доброты в это непростое время интересоваться судьбой моей несчастной сестры. Поскольку вы хотите взять её под свою защиту, возможно, вы согласитесь также доставить судье одну просьбу…

– Какой бы она ни была, мадам, вы можете считать, что мой друг Дарки возьмёт на себя обязанность передать её своему дяде, – любезно прервал женщину капитан.

– Я не прошу невозможную вещь, зная, что юстиция должна следовать своим, установленным правилам, и понимая, что Берта должна оставаться в своём положении и статусе, пока не будет доказано, что она невиновна. Но не зависит ли от судьи, который руководит расследованием её дела, возможность освобождения моей сестры… предварительно…? До суда? Мне сказали, что закон это ему позволяет.

– Да, действительно, освобождение на поруки… я пока не размышлял об этом, да и Дарки также.

– Моя сестра не пыталась бы сбежать и, уверена, подчинится всем указаниям, любому наблюдению, которое может быть ей предписано в этом случае… и если Бог не позволит, чтобы её невиновность стала очевидной для всех, и она будет осуждена, то пока настанет этот момент, Берта не проведёт, по крайней мере, до этого времени, бесконечно длинные дни и ночи в тюрьме и не испытает бесполезных страданий. Я могла бы видеть её каждый день, сумела бы поддержать её во время этого жестокого испытания, которому она подвергается сейчас…

Мадам Крозон внезапно замолчала, заметив, что её муж недовольно сморщил брови, и голос тут же покинул сестру Берты. Нуантэль, сумевший разгадать мысли, зарождавщиеся в голове моряка, поторопился ответить ей таким образом, чтобы задушить их в зародыше в голове ревнивого мужа, эти возрождающиеся подозрения неисправимого ревнивца.

– Мадам, – тихо произнёс он, – я сомневаюсь, чтобы месье Роже Дарки согласился сделать то, что вы желаете, и то, что я желаю так же сильно, как и вы, то, что желаем мы все, если бы только не шла речь об убийстве и дело это не было бы столь серьёзно! Но я могу вам обещать, по крайней мере, что просьба ваша будет представлена ему на рассмотрение и тепло поддержана.

Затем, не оставляя молодой женщине времени на то, чтобы она продолжала настаивать на своей просьбе, Нуантэль её поприветствовал и вышел из комнаты с моряком, который его дружелюбно взял за руку, чтобы проводить, и который, едва они достигли прихожей, принялся прижимать капитана к своей груди, возбуждённо говоря:

– Нуантэль, я был безумен… но вы мне вернули разум… я вам обязан своим счастьем… сейчас между нами снова доверие, которое будет сопровождать нас и в жизни, и в смерти.

– Значит, вы меня больше не подозреваете во всякой гадости, – весело сказал Нуантэль, для которого не было большего счастья, чем освободить себя от этого безумного объятия моряка.

– Я не подозреваю больше никого… поймите меня! Когда я думаю, что я едва не сразился с вами на дуэли… что я хотел убить Матильду… я стыжусь, что поверил клевете подлеца.

– И которого я иду немедля разыскивать, не теряя ни одной минуты, и я его непременно отыщу, клянусь вам.

– Ах! Я его убью.

– Мы его убьём, и это именно то, что его ожидает. До свидания, мой дорогой Крозон! Я искренне полагаюсь на ваш скорый визит ко мне, и я вас не заставлю долго ожидать мой.

На этом обещании капитан обменялся последним и сильным рукопожатием с китобоем и тут же устремился на лестницу.

– Уф! – Пробормотал он, спасаясь бегством, – какую жертву мне пришлось принёсти только что на алтарь дружбы! Видит бог, мне даже пришлось выступать в роли умиротворителя супружеских отношений, но лучше бы я остался в стороне от этих обязанностей. Хотя, если подумать, сколько новых вещей я узнал всего лишь за один час! Мне удалось увидеть просветы в тумане, который этот Лолиф напрасно пытался напустить в течении трёх дней на это дело об убийстве в Опере. И я почти уверен, что на совести мадемуазель Берты нет ни любовника, ни удара ножом. Письма были написаны её сестрой, в этом для меня больше нет никаких сомнений, и если было бы доказано, что костюм-домино Берты нашли на внешнем бульваре до трёх часов ночи, то я не вижу причин, почему судья Роже отклонил бы временное освобождение Берты до суда. Крозон, кажется, не особенно озабочен тем, чтобы снова побыстрее увидеть в своём доме обвиняемую в убийстве персону, но мадам Крозон этим чрезвычайно озадачена. Почему? Да, она любит свою сестру, я это действительно знаю, но повторное появление этой самой сестры в её доме создаст ей много затруднений и в тоже самое время не помешает, возможно, довести дело до Суда присяжных… опасные затруднения, так как муж не преминет расспросить Берту, попросит её дать объяснения, и он явно не удовлетворится теми, что бедная девушка ему сообщит и, так как он упорен в своих сомнениях, то мог бы дойти до того, что действительно вытянул бы из неё некоторые компрометирующие её старшую сестру слова.

Нуантэль задавался этими вопросами до самой середины улицы Комартан и, глядя на него со стороны, прохожие должны были принять капитана за влюблённого мужчину в состоянии эйфории, разглядывающего звезды в поисках лишь одной, счастливой, путеводной.

– Я понял! – Воскликнул он, внезапно остановившись, словно поэт, только что нашедший так долго не посещавшую его искомую рифму. – У матери нет больше новостей о её ребёнке, с тех самых пор, как мадемуазель Меркантур оказалась под замком. Только лишь одной Берте известно, где живёт кормилица. Возможно, самоотверженность мадемуазель Меркантур уже дошла до готовности заявить во всеуслышание о том, что это её ребёнок, и, вполне вероятно, что кормилице именно это она и сказала. В любом случае, неплохо, что она воздержалась от того, чтобы дать кормилице адрес мадам Крозон, ведь её муж уже возвращался в это время в Париж, и эта кормилица вполне могла бы совершить глупость и нанести визит в супружеский дом. Так что, можно смело констатировать, что на сегодняшний день все коммуникации между кормилицей и матерью ребёнка прерваны. Между тем, как это возможно, чтобы мадемуазель Берта не сказала своей сестре, куда она поместила её ребёнка?

Здесь Нуантэль сделал новый перерыв в своём походе. Он терял след, но его проницательный разум тут же нащупал его вновь.

– Ах! Да, – Повторил он, обдумав мысль, которая внезапно его посетила. – Приключение было устроено таким образом… что мадам Крозон знала, что её недоброжелатель искал несчастного маленького внебрачного ребёнка. Она сумела обнаружить, что за нею следили и попросила Берту взять на себя переезд ребёнка с кормилицей на новую квартиру, и Берта провела эту операцию в ночь субботы. Она была арестована в воскресенье, прежде чем вновь смогла увидеть свою сестру и дать ей новый адрес кормилицы. Вот оно, простейшее объяснение этой замечательной ночи, одновременно также дающее ответ на вопрос об упорном молчании обвиняемой в тяжком преступлении, так как, для того, чтобы оправдаться, ей требовалось разоблачить поведение мадам Крозон, своей сестры. Остаётся только найти кормилицу… и, уверен, она непременно должна обитать в окрестностях Бельвиля, так как именно в этой стороне было подобрано домино Берты. Чёрт возьми! Я буду не я, если не сумею найти эту кормилицу…