Сергей Курсиш - Заплаты Зазеркалья

Четыре пары, семинар,

Он чувствовал себя прекрасно,

Отсутствовал хмельной угар.

Но где-то в дальнем подсознании,

Его тянуло вновь познать

То неземное ощущение

И до конца его понять.

– Как самочувствие, коллега?

С улыбкой спрашивал сосед.

– Да все прекрасно, я в порядке,

А, ничего такого нет?

– Вообще-то нет, но взять не сложно,

Всего лишь нужно позвонить.

Но, это будет стоить денег.

Что, очень хочешь повторить?

– Не то что очень, но не против.

А ты что, нет?

– Ну почему? Я тоже «за», но денег мало.

– Да я найду. – Ну, я звоню.

Вновь в зеркале запорошенном

Себя увидел наш Андрей,

С силой вдохнув в себя кристаллы,

Ворвался в ночь пучком огней.

Волна невиданного счастья

Его к вершине вознесла

И откатившись, отпустила,

Он падал вниз словно звезда.

Опять в блаженной эйфории

Время несчитано прошло,

Угасли чуда ощущения,

Чувство обычное пришло.

И с каждым разом это чувство

Их начинало напрягать,

Хотелось, вновь одевши крылья

Над «темными» людьми летать.

Но порошок – болезнь богатых,

Не по карману нищете.

Возможность есть успеть привыкнуть

И жить с мечтою в маете.

Потом, чтоб экономить зелье,

Дело дошло и до шприцов…

Жизнь превратилась в вечный поиск,

Он стал на путь конца концов.

Ведь экономилось лишь зелье,

А человек скорей сгорал,

Эффект усилив многократно

Себя быстрее убивал.

И блеск от первых ощущений

Уже забылся им давно.

Упрямой силой его гнуло,

И ныло все его нутро.

Цилиндр шприца раствор заполнит,

Кристаллов сжиженных огнем

И туго поршень вверх отходит,

Пространство, открывая в нем.

Словно курок взведен теперь он,

В затворе доза залегла,

Кубы отмерены шкалою

И целит острием игла.

Трубопровод сожмет резинка

И в вену врежется игла,

Контроля каплю, поршень втянет,

Густую будто бы смола.

Ценой себя раствор подкрасив

В ней растворится без следа,

Подобно всем на тот путь ставшим

И сгинувшим в нем навсегда.

Жгут сброшен, палец жмет на поршень,

Игла заряд впускает в кровь,

Взлет с долгожданною волною,

В бездну паденье вновь и вновь.

И ломка каменной плитою

Сползет с чуть сгорбленной спины,

Слегка подрагивают пальцы,

Тошнит приятно, нет слюны.

Не хочется про завтра думать,

Про поиски и суету…

Полет во власти ощущений

Во мрак, во тьму и пустоту.

А завтра – бег по лабиринту,

Денег найти, купить, сварить,

Чтобы людьми побыть немного,

Чтоб мрамор ломки разломить.

***

В один из дней с пустым карманом,

Сосед идею предложил:

– Знаю я деда, ветерана,

С ним по соседству раньше жил.

Весь в орденах старый вояка,

Зачем они ему теперь

И, кому сбыть медальки знаю.

Все будет хорошо, поверь.

Хотя и знал, что это плохо,

Не все мозги ведь проколол,

Но было так невыносимо,

Что он на это все ж пошел.

Когда входил старик в квартиру

Они вломились вслед за ним,

Поставив кляп, связали деда

И взяли все, что нужно им.

Взять удалось немного денег,

Много медалей, ордена.

Их на войне давали редко,

Но была долгая война.

Пару колечек обручальных

В вазе еще нашел сосед,

Слезы текли из-под повязки,

Под звон реликвий плакал дед.

Он вспомнил вдруг, как эти кольца,

Со звоном в блюдечко легли,

В тот день, с женой, ныне покойной,

Семьей их в загсе нарекли.

И службу в полковой разведке,

И, как за линию ходил,

Сколько был ранен и контужен,

Сражаясь из последних сил.

Ковал, как все нашу победу,

Таскал для штаба языков,

Искал он точки огневые

Замаскированных врагов.

Помнил за что, он каждый орден,

Кем и когда дана медаль

Хоть многое уже забылось,

Светла та памятная даль.

И вот, в своем тылу он схвачен,

Своими же затоптан в грязь,

Жаль, силы нет, чтоб порвать путы,

В плен бы не брал он эту мразь.

На выходе спросил соседа:

– Может, развяжем старика?

– Да черт с ним. Отвечал коллега.

Не пропадет наверняка.

Уже на улице покоя

Андрею не давал старик,

Сосед был весел и улыбчив,

Андрей же головой поник.

И распрощались в переулке,

Один пошел сбывать добро,

Другой решил назад вернуться

«И будь что будет – все равно».

И вовремя он возвратился,

Старый солдат уж отходил,

С разбухшим кляпом задыхался,

Глаза к подлобью закатил.

Все обучение медицине

Андрею пригодилось вдруг.

Вернул он старика обратно

Не малый, пережив испуг.

И убедившись, что тот в норме

Он без оглядки убежал.

Свое, разоблачив обличие

Он понимал, что рисковал.

Но на душе стало чуть легче,

Он знал, что сгнил не до конца,

Был рад, когда сменил румянец

Бледность солдатского лица.

***

Напарник вечером вернулся,

Сдав по дешевке ордена,

С Андреем дозой поделился

– Что такой мрачный, старина?

Кубов быть может тебе мало?

Нагнали дозу мы с тобой.

Солома есть, вари коллега,

Еще раз вмажусь я с тобой.

На маке провели неделю,

Не по карману героин,

Расширив в знаниях пробелы,

Пропуски ставят в журнал им.

Однажды столь дурную новость

Андрей от местного узнал:

«Дед ветеран, вояка старый

С инфарктом в клинику попал».

«– У моих предков мент знакомый,

Сказал: Важнее прочих дел

Найти налетчиков на деда.

Что поднят весь его отдел».

Везде есть он, – осведомитель,

Чтоб дальше преспокойно жить

Готов он все, что только можно

В личный покой, как в фонд вложить.

Клубок не хитрый, нервный опер

Распутал вскоре без труда,

Кто-то с медалью засветился,

Все слив, что знает, как всегда.

И вот, уже через неделю

С утра стучатся в двери им,

Смысл визита объясняют

Едва проснувшимся двоим.

При обыске кольцо находят,

Что утаил хитрец сосед,

Шприцы и зеркало в разводах…

Да, отпираться, смысла нет.

***

Бескрайней воли светлый запах

Спертый дух клетки заменил,

Ломка, допросы, униженье,

Как в страшном сне он в этом был.

И лжи трусливого соседа

Он был совсем не удивлен,

Мол: «Это все Андрей придумал,

Я не в себе был, опьянен».

Узнали цену адвокатов,

Дом заложили в банк под долг,

И здесь не вышло без отката,

Чиновник за процент помог.

Платили операм и судьям,

Чтоб срок условный получить,

Очень помог старик-вояка,

Что попросил его простить.

Не пожелал душе заблудшей

Душе-губительных оков,

Дед, Иванов Иван Иваныч,

Тот обладатель орденов.

Так чудом избежал тюрьмы он,

Пришел домой побитым псом,

Но беды быстро не уходят,

Проблемы начались с отцом.

С тяжелой слег отец болезнью,

Лечили, где только могли,