Сергей Курсиш - Заплаты Зазеркалья

Куда принес его Ефим,

Был очень скромен и отзывчив

И все довольны были им.

И он был очень всем доволен,

В келье был стол, была кровать,

Где он, привыкший уж к коробке,

Как человек мог вволю спать.

И видеть мир через оконце,

Питаться скромно, но всегда,

Быть нужным и полезным людям

И жить под кровом в холода.

На отражение в окошке

Часто подолгу он смотрел,

Видя себя в ином обличии

И счастью верить не хотел.

Забылись запахи и страхи

С которыми он жил на дне

И целовал он Богоматерь,

Лики святых, что на стене.

Все ему было интересно,

Он познавал церковный быт

И засыпал он помолившись,

За то, что был в тепле и сыт.

Молился и за папу с мамой,

У них прощения просил,

Ведь он, поддавшийся соблазнам

Всю жизнь их под откос пустил.

Родители ему приснились

В святую ночь под Рождество,

По голове его погладив,

Сказали: «Рады за него».

Проснулся весь в слезах, счастливый,

Знал, что прощенье получил,

Решил служить до гроба Богу,

Творить добро сколь хватит сил.

***

…Дверь приоткрыв, вышел из храма,

Решил по дворику пройтись,

Поклон отбил, перекрестился,

Взгляд, устремив куда-то ввысь.

Бескрайний, синий купол неба

Чернило множество ворон

Ведущих себя как-то странно,

Стал наблюдать за ними он.

Птицы кричали и клубились

Словно живой водоворот,

Вокруг одной носились с криком,

Удар и снова разворот.

И бедолага уклоняясь,

Пыталась вырваться от них,

Но те ее не выпускали

Из-под опеки ни на миг.

Теряя высоту и силы,

Буд-то хромая на крыло

Птица отчаянно боролась,

Но ей упорно не везло.

Вдруг, улучив момент заветный

Она рванула на прорыв,

Крича и хлопая крылами

В синий просвет взор устремив.

А общество гналось за нею

Меж крон деревьев вниз и вверх,

Сильны усталость и побои,

Ей не сопутствует успех.

Андрей себя на дне вдруг вспомнил

И с птицей той отождествил,

Противный запах аммиака

Буд-то бы носом уловил.

Вспомнил, как всеми был отвергнут

И, как был обществом избит,

Сверкнул во мгле самосознания

Пронесшийся метеорит.

Влево и вправо уклоняясь,

Птица то вверх, то вниз неслась

И с громким криком возбужденья

Вся тьма ворон за ней гналась.

И загоняемая стаей,

Крест зацепила вдруг крылом,

Словно споткнувшись обо что-то,

Вниз полетела кувырком.

Тут же шарахнулись собратья

И начали вокруг кружить,

На землю сесть намеревались,

Клювами дело довершить.

А птица, стукаясь о ветки,

Упала черной точкой в снег,

Глаз у нее блестел, как жемчуг,

В нем отражался человек.

Склонившись прямо над несчастной

С одним желанием: «помочь»,

Застыл над ней он на мгновение

Не в силах ступор превозмочь.

На вид, обычная ворона,

Затрепетало сердце вдруг,

Так близко их не видел раньше,

Душой почувствовал испуг.

Зеркально-черный бархат перьев

Мощное тело покрывал,

И острый клюв, чуть приоткрытый

Красный язык в себе скрывал.

Лапы с когтями в грубой коже,

Подобны пальцам Сатаны,

Глаза на бусинки похожи,

Так же, как камень холодны.

Присутствие нечистой силы

Он стал вдруг кожей ощущать,

Ему хотелось удалиться,

Он поспешил быстрее встать.

И глядя вниз с ветвей, притихло

Все остальное воронье,

Десятки глаз глядят на жертву,

Почти ясна судьба ее.

А та, крылом пошевелила

От боли увлажнив глаза,

Веко смахнуло что-то с глаза,

Блеснула под лучом слеза.

Только собрался шаг он сделать,

Чтобы уйти оттуда прочь,

Еще раз глянул в глаза птице,

Глаза молящие помочь.

И все списав на предрассудки

Он в свои руки ее взял,

В теплых ладонях заключая,

В родную келью зашагал.

Спасенная лежала тихо

В теплых руках глаза закрыв,

Предчувствия его былые

Враз притупил добра порыв.

Не мог Андрей ее оставить

В снегу с пораненным крылом,

Хотя, желание убраться,

Столь явно пробуждалось в нем.

Не так давно спасли Андрея

И мимо он не смог пройти,

Ведь стая птицу бы убила,

Не попадись он на пути.

***

Крыло пораненное к телу

Он плотно тряпкой привязал,

А ворон не сопротивлялся,

Буд-то бы смысл понимал.

Ящик от фруктов из пластмассы

Ветошью гостю застелил,

Кусочек хлеба положил там

И в блюдечко воды налил.

Для птицы кров приготовляя,

В слух разговаривал Андрей:

«Ты не снимай с крыла повязку,

С ней ты поправишься скорей».

Ворон смотрел спокойным взглядом,

Буд-то слова все понимал,

Клюв опускал к груди и снова,

Взгляд на Андрея поднимал.

На миг Андрею показалось,

Что ворон вроде бы кивал

И благодарность за спасение

Ему вот так вот выражал.

Встряхнувшись и перекрестившись

Андрей те мысли отгонял,

Но то, что ворон необычный

С первых минут как будто знал.

Ведь его что-то напрягало,

Звало убраться за порог,

Душа пред птицей трепетала,

А он понять ее не мог.

Выйдя из кельи, шел он к храму,

Узнать там, нет ли каких дел

И всей душой почуял легкость,

Словно на крыльях он летел.

Дел оказалось ни так много,

Но возвращаться не спешил,

В себе пытался разобраться,

На предрассудки все грешил.

***

Лишь с темнотой он в дом вернулся,

На месте ворона застал,

Выключил свет, зажег лучину,

Святым молиться тихо стал.

Тут гость, как будто мирно спавший,

Пошевелился вдруг слегка

В черных глазах его плясали

Одной свечи два огонька.

Смотрел он, как бы с интересом

На весь Андрея ритуал,

А свет свечи боролся с мглою

И с тенью на стене плясал.

В том представлении светотени,

Что заплясало на стене,

В черном плаще чью-то фигуру

Андрей смог различить вполне.

Как человек с огромным носом

Опершись на забор стоял.

Задув свечу и свет включивши

Он представление прервал.

И легкий холодок на коже

Андрей реально ощущал,

Мысли звенели, как сирена,

Он за мгновение устал.

Ворон присел, забился в угол,

Глаза блестящие закрыл,

Андрей же, завершив молитву,

Лежал и света не гасил.

***

Рано проснулся он одетый,

Свет лампы растворил свет дня,

Ворон сидел на дне коробки

Глазами умными глядя.

Водой холодною умылся,

Что в умывальнике была,

Став на колени, помолился

Во имя мира и добра.

Покушать плотно не хотелось,

Пил молоко и хлеб вкушал,

На мир смотрел через окошко,

С улыбкой новый день встречал.

Вышел во двор еще пустынный

И стал Ефима поджидать.

Там во дворе дышалось легче,

Лишь это точно мог понять.

***

Обычный день, один из многих,

Он был везде, где нужен был,