Сергей Курсиш - Заплаты Зазеркалья

Но чувство странное тревоги

Весь этот день в себе носил.

Вот день прошел в трудах привычных,

Нехотя к дому он пошел

И к удивленью с облегчением

Гостя он в доме не нашел.

Лежала в ящике повязка,

Не тронут, был и хлеб с водой,

Искал его везде по дому

И тихо спорил сам с собой.

Один внутри был рад пропаже,

Другой, стыда познал печаль

За дрожь душевную пред птицей,

Ведь никому не жаль.

Стыд был за то, что колебался,

Птице страдающей помочь

И, что понадобилась воля,

Чтоб страх душевный превозмочь.

Нигде ее не обнаружив

Он сел задумчив у окна,

Увидел форточку открытой.

«Она закрыта ведь была!»

«Может средь дня зашел кто в келью

И птицу чем-то напугал?»

Сидел себе под ноги глядя

И о пропаже размышлял.

И вдруг, перо нащупал взглядом,

Что на пол ворон обронил,

Будто бы часть себя оставил,

Чтобы Андрей ее хранил.

Иссини черный цвет особый

Взгляд завораживал собой.

Андрей взял в руки знак от птицы,

Птицы какой-то непростой.

Зеркально-черным отливая,

Перо в ладони залегло,

Он понял: «С птицей все в порядке»

И от души вдруг отлегло.

***

В обыденности дни поплыли,

Весну открыл всем календарь,

Но все ему не доверяли,

Портки храня, как деды в старь.

И дни Андрея шли обычно,

Церковный быт, молитвы, труд.

Теперь он жизнью был обласкан,

Всего лишь сыт, одет, обут.

Все время, что он был при храме

Одно лицо средь всех искал,

Но яркий образ милой дамы

Не появлялся, как пропал.

Спросил он как то у Ефима,

Про эту даму пристыдясь.

Отец его не сразу понял

И выслушал не торопясь.

Андрей про случай с ней поведал,

Когда на паперти стоял.

– Та дама сына потеряла.

Тихо Ефим ему сказал.

На миг Андрею показалось,

Нежнее голос его стал,

Вздохнул он, как то с грустью глядя,

Было похоже, что устал.

– Машина сбила ее парня,

Единственным ребенком был,

Так рано умиротворился

И горем мать свою убил.

Сюда ходила чуть живая

Молитвой душу облегчить…

Знак Божий, что ты о ней вспомнил,

Ее нам надо навестить.

Решили это сделать завтра

И распрощались до утра.

Свет дня унесся вслед за солнцем,

Настала сумрака пора.

***

Пришел к себе, сел у окошка

И вдруг, про птицу вспомнил он,

Перо взял в руки машинально,

Которым был вознагражден.

Словно на память в благодарность

Перо то ворон обронил,

Пред тем, как его дом покинуть,

Оживши и набравшись сил.

Перо лежало у окошка

С тех пор, как он его поднял

И всю прошедшую неделю

Про птицу он не вспоминал.

А тут, держа его в ладони

Душой вновь трепет ощутил,

Боялся сам себе признаться,

Что ворон необычен был.

И застыдившись дум нечистых,

Он с силой отшвырнул перо,

А то, крутнувшись, полетело

И прилетело на окно.

Глазам своим Андрей не верил.

«Так только ветер сделать мог».

Но в комнате было затишье,

Свечи не дрогнул огонек.

И неосознанным движеньем

Он оказался у окна,

Смотрел в упор на очевидность

К стеклу прилипшего пера.

Но вдруг, оно само отпало,

Легло, как раньше под окно,

А он смотрел и трогал пальцем

Сухое, чистое стекло.

Смотрел и током был ударен,

Напрягшись в судороге застыл.

Очень знакомую фигуру

Взгляд за окошком уловил.

Там в сером сумраке вечернем

Стоял, опершись на забор,

Тот человек с огромным носом,

На келью устремив свой взор.

Одетый в черный плащ до пола,

Стоял пугающе велик.

Он эпизодом светотени

В Андрея памяти возник.

Когда молился он при свечке,

Точно такую видел тень

И стало вдруг Андрею жутко,

И ясно все, как божий день.

В вечерней мгле он глаз не видел,

Но кожей ощущал их взгляд,

Так и стоял в оконце глядя

Минуту целую подряд.

Тут сердце молодости смелой

Толкнуло сделать шаг вперед,

Все тело словно онемело,

Глазами видел, что идет.

Схватил перо, в карман засунул,

Даже не зная сам, зачем.

Кто-то другой владел как будто,

И им, и телом его всем.

Петлями скрипнула калитка,

Вышел за храмовый предел

Фигуру ту, что в плащ одета,

Вдаль уходящей разглядел.

Душа звала остановиться,

Но ноги, словно сами шли.

«У тела был еще хозяин».

Мысли на ум ему пришли.

Что-то звало идти за следом

Фигуры уходившей прочь,

Душа в волнении трепетала,

Но, как себя ей превозмочь?

Он верил: «Будет все нормально,

С ним не случится ничего».

Другой же в нем немел от страха

И отговаривал его.

Столь сильно было раздвоенье,

Столь явно ощущалось им,

Осознавал себя он третьим,

Словно чужим этим двоим.

Фигура плавно удалялась,

Вплывая в серый полумрак,

Андрей упрямо шел по следу,

С собой борясь за каждый шаг.

С детства манили его тайны,

Секреты из закрытых тем,

Хотя и было жутковато,

Но любопытно между тем.

***

Железную прошли дорогу,

С диким кустарником пустырь,

Чтобы Андрей его мог видеть,

Шаг чуть замедлил поводырь.

Смеркалось быстро и округу

Темень собой заволокла,

Кой-где Луны свет отражали

Осколки битого стекла.

Где-то вдали фатальным стоном

Завыл цепной дворовый пес,

От тяжести оков на шее,

От службы, что так долго нес.

Вдали на фоне горизонта

Башня напорная видна,

С давних времен давила воду

И была городу нужна.

Теперь же с ржавчиной и хлоркой

Ее сменил водоканал,

Высокие, как эта башня

Тарифы для людей нагнал.

Башня стоит, как старый замок

Уже сто сорок восемь лет,

В детстве увидев эту башню

Он верил, что в ней есть секрет.

Стоит словно пример, как строить

Умели люди в те года,

Не то, что нынче новостройки,

На годы, но не навсегда.

На фоне этой старой башни,

Вдруг растворился силуэт.

Напряг глаза и шаг ускорил,

Но тщетно – результата нет.

***

Один стоял Андрей у входа

И озирался словно вор,

На цыпочках к двери подкрался

И стал рассматривать в упор.

Вдруг еле различимый уху,

Он скрип ступеней уловил,

Нажал на дверь и запах времени

Мгновенно носом ощутил.

В окошки лестничных пролетов

Луны прокрался бледный свет.

Глаза свыкались с темнотою,

Вопросов – тьма, ответов – нет.

Плесени запах, паутина

Напоминали о былом,

Жизни периоде ужасном,

О шансе выпавшем втором.

Шаги таинственной фигуры

Скрип древесины выдавал,

Андрей, шагнувши на ступеньку

Задумавшись на месте стал.

Внутри все круто изменилось,

Второй молчал, он был один,

Поспорить было теперь не с кем,

Был сам себе он господин.

Страх с прежней силой ощущался,

Мрачной таинственности жуть,

Но нет греха в его поступках,