Павел Ткаченко - Тайга, море, человек. Рассказы

В отдалении треснул сучок. Федот мигом слетел с Небес на Землю и обратился в слух.

В то время, когда в Зорком Глазе зарождался бродячий ген, девственные леса кишели саблезубыми опасностями. Чтобы сохранить этот ген для Федота, Предку необходимо было остерегаться кровожадных страшилищ. Так в нём появился ещё один ген – ген страха. Федот, правда, не затрясся от страха, поскольку знал, что сучок может треснуть под безобидным зверьком или ночной птицей. Однако из-за того, что зрение в темноте слепо, а нюх рядом с едким дымом и вовсе не «видит» дальше носа, слух становится единственным «зрячим» органом, но он не может определить причину тревоги…

В той стороне, где треснуло, вдруг вспорол тишину протяжный рёв изюбря. «Наверно, метров триста-четыреста. Неужели костра не чует?» – удивился Федот. На призыв изюбря отозвался издалека его сородич. Застонала ночная птица. «Сова, наверное…» Обитатели тайги, притихшие на время, пока обустраивалась стоянка и раздавался стук топора, вернулись к своей привычной жизни.

Изюбри поочерёдно, то страстно и протяжно, то отрывисто и требовательно, ненадолго прерываясь, пели песни, в которых слышалась сила, нагулянная на сочном разнотравье лета. По характеру и отдалённости звуков Федот насчитал трёх солистов. Больше других ему понравилась песнь ближнего, и не потому, что его было лучше слышно, а за то, что выводил он свои арии вдохновенно, с припевами. «Сосед-то мой не хуже Шаляпина выводит», – наслаждался Федот необычным концертом.

Как любой человек, замурованный в бетонные стены, а потом вдруг отпущенный на волю, Федот растворился в волшебстве таёжной ночи. Он впитывал звуки и шорохи, плывя в ночной тишине, и сливался в единый организм с лесным пространством. Ему казалось, что он ощущал, как в бесконечном покое таится неутолимая страсть, как осторожность соперничает с отвагой, а беззащитность граничит с сокрушающей мощью; чувствовал, как в этих противоположностях переплетаются судьбы обитателей леса. С него будто спали одежды, которые мешали отличить прикасание тёплой женской руки от давки в общественном транспорте. «Надо же, всего то день ходу – и другой Мир. Нет, нельзя отрываться от Природы», – думал он, утопая в необычных ощущениях.

От усталости, тепла и сытости стало клонить в сон. Федот повернулся к огню спиной и сомкнул веки. «До чего же приятно засыпать под звуки ночного концерта, прикасаясь телом к пространству. И ведь нисколько не мешает. Наоборот, уютно», – думал он. Однако едва он так подумал, как раздался вдруг рёв, от которого похолодело в груди. Распахнулись глаза. Дрёма вспорхнула испуганной птицей и растворилась в темноте. Федот сел и, затаив дыхание, напряг слух. С полминуты висело абсолютное безмолвие. И вот опять, будто специально для тех, кто не понял, ночную тайгу встряхнул грозный рык. «Тигр… не более полукилометра», – сдавила его твёрдая уверенность.

Отправляясь в лес, он конечно же знал, что его путь может пересечься с путём хозяина Сихотэ-Алиня. Но это было скорее теоретическим допущением, чем практическим ожиданием. Просвещённый ум Федота всё подсчитал. Он поделил площадь Приморья на две половины. Одну – отдал людям, а лесные угодья разделил на триста пятьдесят сосчитанных кем-то хищников. Плотность полосатого населения получилась хилой. «А с учётом того, что тигр не охотится на человека, вероятность встречи с ним стремится к очень малым величинам», – думал теоретик.

В голове Федота завертелись, наскакивая друг на друга, сумбурные мысли: «Что предпринять? Куда деться? Эх, ружьё бы…» Выскочивший из глубин ген страха подсказывал: «Надо лезть на дерево». Федот оглядел окружающую темень. «Самое подходящее укрытие – моя ёлка. Залезть, что ли? И сидеть там без огня? Ну, нет… Эх, костёр бы поярче. Зря дров не наготовил», – бесплодно билось под темечком. Желая уменьшить свою беззащитность, он положил рядом топор, вытащил из-за пояса нож и, не найдя куда его приткнуть, возвратил на место. Он сидел у тусклого костра, как на эшафоте в ожидании палача, и до звона в ушах прислушивался к ночи, пытаясь уловить малейший шорох. Но тигр, объявив об охоте, словно выключил все звуки. Тайга замерла.

Как перевести рёв вольного тигра безоружному человеку, коротающему ночь под открытым небом? Можно, конечно, сказать, что он подобен грохоту вулкана, наделить его ужасом землетрясения, назвать его зовом из преисподней; можно придать ему силу абсолютного владыки, беспощадного тирана, вольного казнить без суда и следствия. Но во всём этом видно лишь воображение, а это в данном случае неинтересно, потому что написано за столом. Это то же, что пересказать русское красноречие на иностранном языке. Рёв тигра, вышедшего на охоту, – это не только предвестник чьей-то погибели, это ещё и ожидание погибели, что, как известно, хуже смерти. Рёв тигра, вышедшего на охоту, – это обнажённая связь времён, в которой красной нитью сплетёны вечные страхи людей перед насилием.

Всего минуту назад Федот умиротворённо впитывал в себя окружавшие звуки и ощущения, философствовал о звёздах, и вот слетели с него знания тысячелетий, разделяющие его с Зорким Глазом. Как и давний Предок, он затрепетал перед невидимой, но явной опасностью. Исчез мир технического прогресса, выветрилась просвещённость, не вспомнились примеры отваги и мужества. (Да и не перед кем было проявить эти качества). И не осталось ничего, кроме страха.

Минула четверть часа. Проползли полчаса. Ни звука, ни шороха. Бесконечные минуты оборвали биение жизни. Страх смерти заполнил ночной лес. Все его обитатели покорно затаились, напряглись в ожидании зла. И Федот почувствовал, как вместо недавнего касания тёплой руки, его сердце сжала холодная клешня страха. Он почти не двигался, лишь однажды подложил дров в огонь, да взглянул на безучастные звёзды, мерцавшие в недосягаемости. Иногда ему мерещилось, что тигр наблюдает за ним из-за деревьев и выбирает момент для нападения. Пытаясь спастись от невыносимой нагрузки, Федот неожиданно для себя прошептал:

– Силы Небесные, пронесите мимо.

Он никогда ранее не произносил таких слов. Напичканный «научным» атеизмом, он даже не подозревал, что когда-нибудь скажет их. Однако сейчас сердцем почуял, что все полученные университетские знания ровным счётом ничего не стоят. Нельзя отпугнуть опасность теорией относительности. Не даёт она надежды на спасение. Тут нужно нечто совсем другое…

– А-я-я-я-х… ай-х… я-а-х… – внезапно разнеслись по лесу отчаянные, резко затухающие, и словно всхлипывающие вопли. Пахнуло трагедией. Федот понял, что кого-то настигли когтистые лапы полосатого убийцы. «Не уберёгся, бедняга, проморгал», – посочувствовал он безвестной жертве.