В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том третий

— Мы с этим покончили, герцог Карл Нассауский, — заговорил Батьяни. — Самые лучшие дела те, на переговоры о которых не уходит много времени. Ты подписал этот позорный контракт; ты продал своих собственных подданных, ты получил задаток, который американцы переслали тебе через некоего мистера Смита из Филадельфии, при всем том ты хочешь, чтобы твоя торговая сделка осталась неизвестной? Ну так знай же, я сам лично был этим мистером Смитом из Филадельфии. Я преднамеренно склонил тебя к этой торговой сделке на живой товар. «Колумбус» потонул, но я спасся и вот теперь явился, чтобы свести счеты с тобой, мудрый, милостивый, справедливый герцог.

Наглая насмешка, звучавшая в последних словах Батьяни, вывела из себя герцога, но он хорошо понимал свое бессилие перед этим дьяволом в человеческом образе.

— Эта бумага, которую я держу в руке, — продолжал Батьяни торжествующим голосом, — есть только копия твоего договора; подлинный контракт находится в другом месте. Он будет обнародован или по первому моему знаку, или в случае моей смерти. Ты видишь, герцог Нассауский, что я со всех сторон обеспечил себя. Я ведь хорошо знаю герцогов, чтобы понимать, как с ними нужно быть осторожным в делах. Они наобещают многое, но воспользуются первым случаем, чтобы изменить своим обязательствам.

Охотно бросился бы герцог на нахала и тут же на месте наказал бы его. Он был настолько сильней Батьяни, что успех в этой схватке был бы ему гарантирован. Но негодяй боролся с ним не физически, он пускал в дело шантаж, которого герцог не имел основания опасаться. Герцог Карл Нассауский был умен. Он сразу увидел, что с этим человеком он должен торговаться, чтобы достигнуть какой-нибудь цели.

— Пусть будет так, граф Батьяни, — сказал он, — я вижу, что мне ничего не остается, как откупиться от вас. Назовите мне сумму, за какую вы согласны продать подписанный мною документ, если она будет не слишком велика, то вы получите ее. Графу Батьяни ведь только деньги и нужны.

— Ошибаетесь, герцог, — возразил Батьяни, дерзость которого дошла до того, что он ни разу не назвал герцогу полагающегося ему титула, — вы ошибаетесь, и даже в двух пунктах. Во-первых, документ этот не подлежит продаже. Он будет в моих руках, пока я жив, и только после моей смерти будет доставлен вам или вашим наследникам. Причем клянусь вам, герцог Нассауский, эта бумага и все ее позорное содержание будет немедленно обнародовано, если вы не согласитесь исполнить условия, которые я сейчас предложу.

— Ну так назовите ваши условия! — сердито воскликнул герцог. — Но не задерживайте меня дольше: я хочу продолжить мою прогулку.

— О, у меня время есть, — насмешливо ответил ему цыган, — но, быть может. Ваша Светлость предпочтет, чтобы я сопровождал ее на прогулке. В былое время мы часто вместе гуляли в парке, часто вместе пользовались удовольствиями, пока вы не открыли, что граф Батьяни не достоин этого.

— Я имел на то основания и доказательства.

— Об этом мы не будем спорить, — проговорил венгр, пожимая плечами. — Вы поддались внушениям моих врагов, но вы должны признать, что я был для вас верным другом, хорошим советником и покорным слугой, — я подчеркиваю это, — во всех ваших делах, вы понимаете меня?

Герцог крепко стиснул зубы и изменился в лице. На самом деле эти услуги, на которые намекал Батьяни, не были особенно целомудренными и касались главным образом женщин.

— Идите за мной, — сказал герцог цыгану. Он не хотел оставаться с негодяем на этом месте. Дворец был слишком близко, и кто-нибудь из слуг мог увидеть их. Батьяни с насмешливым поклоном последовал за герцогом.

— Вы ошиблись еще и в том, герцог, — заговорил Батьяни, — что думали удовлетворить меня деньгами. Деньги, если они представляют серьезную сумму, конечно, вещь хорошая, я ими не пренебрегаю, но в моем деле одних денег мне мало. Посредством усердия и самопожертвования я составил себе высокое положение при вашем дворе. Народ в Нассау называл меня фаворитом герцога Карла. Я был, как Ваша Светлость, вероятно, помнит, майором, имел звание камергера и принадлежал к немногим лицам, имеющим свободный вход в герцогские покои. Моя грудь была украшена орденами, я занимал выгодные должности. Одним словом. Ваша Светлость оказывал мне милости при каждом удобном случае. Если Ваша Светлость не желает, чтобы этот документ был напечатан по прошествии трех дней в самых распространенных в Европе газетах, то Ваша Светлость будет настолько милостив, что вернет мне все мои титулы, чины, должности, одним словом, вернет мне прежнее положение.

— Это невозможно! — воскликнул герцог. — Что скажут мои приближенные? Мои судебные власти преследуют вас как преступника, вы были заключены в тюрьму, бежали из нее и скрылись из государства, как беглец, а теперь я должен принять вас ко двору, предоставить вам самые почетные должности, дать вам высшие чины и отличия… опомнитесь, граф Батьяни, вы не можете требовать этого серьезно… просите у меня десять, двадцать тысяч талеров, и вы завтра получите их из моей кассы. Или еще лучше: так как роковой документ должен остаться в ваших руках, то вы будете награждены хорошей пожизненной пенсией, которая обеспечит вас.

— Я требую возвращения всех своих чинов и должностей, — спокойно проговорил Батьяни. — Если Ваша Светлость не желает мне их даровать, то наша беседа может быть окончена.

— Вы говорите со мной таким тоном… — вспылил герцог.

— Который изменится тотчас, как только Ваша Светлость согласится на мою просьбу.

— И вы действительно настаиваете быть принятым ко двору?

— Не только принятым ко двору, но занять при нем место любимца Вашей Светлости, как было раньше.

— Но я вас ненавижу, я вас презираю, граф Батьяни.

— Я также не питаю к вам особенно дружественных чувств, герцог, — заметил Батьяни, — но что же из этого? При европейских дворах разыгрывается столько комедий, что эта не будет исключением. Мы будем оба ненавидеть друг друга, а перед лицом света вы будете благосклонным герцогом, а я вашим покорным слугой.

— И вы позаботитесь, — проговорил герцог, — чтобы ваше поведение и образ действий никогда не напоминали о причине вашего возвращения?

— Я буду хранить тайну как могила. Ваша Светлость.

— Ну, хорошо, — закончил с тяжелым вздохом герцог. — Я вижу, что бессилен. Я согласен на ваши требования. Теперь оставьте меня, граф Батьяни. Будьте уверены, что я сдержу свое слово, герцогское слово. Завтра вы узнаете больше… Где вас можно будет найти?

— Я остановился в гостинице «Лебедь» в Висбадене.

Герцог гордым кивком головы показал, что разговор окончен.

Батьяни с глубоким поклоном удалился. На другой день придворный церемониймейстер действительно появился в гостинице «Лебедь». Он вручил Батьяни знаки всех орденов и назначений, которыми он пользовался раньше. В то же время в официальной, правительственной газете Висбадена появилось длинное витиеватое разъяснение. Из него надо было заключить, что подозрения, возведенные на известного любимца герцога и вызвавшие судебное преследование против почетной личности, ныне теряют силу, и невинность Батьяни установлена. Чтобы вознаградить графа Батьяни, всемилостивейший герцог в своем неистощимом великодушии решил восстановить графа Сандора Батьяни в его прежнем положении при дворе. С этой целью ему возвращены его ордена и должность. С гордо поднятой головой катается он нынче в великолепном экипаже по берегу Рейна. Те самые люди, которые только что произносили его имя с презрением, теперь кланяются ему в пояс. Батьяни вернул себе прежнее влияние. Он мог замолвить за того или другого словечко герцогу.