В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том третий

Он подошел к дивану и, скрестив руки, смотрел на меня.

— Только бы она не заболела, — шептал он про себя, — тут бы и я ничего не мог поделать. Мне не хочется звать врача, и все-таки это неизбежно, я дрожу при мысли, что смерть может похитить у меня мою маленькую сладкую певунью-птичку.

Он подошел к стене и дернул шелковый шнурок звонка. Вошел служащий и спросил о желании господина.

— Приведите мне врача, — велел Галлони, — моя супруга нездорова, я хочу посоветоваться с врачом.

— А какого врача прикажете позвать? — спросил служащий отеля.

— Это мне безразлично, позовите первого попавшегося. Все эти шарлатаны ничего не понимают. Только поскорей, мне нельзя терять времени.

С этими словами он с волнением взглянул на часы.

— Уже три часа, — пробормотал он, — а в пять я назначил Баркеру с его свидетелями явиться в пустынное место императорского Пратера — там мы скрестим сабли.

Служащий отеля удалился с уверением, что он по возможности скоро приведет врача.

Теперь я считала правильным дать понять Галлони, что сознание снова вернулось ко мне. Я приподнялась с некоторым усилием, так как я действительно чувствовала себя больной и смертельно слабой. Галлони осыпал меня нежностями, помог мне принять на диване более удобное положение, подсунул мне под голову шелковую подушку и спросил меня, не хочу ли я чего-либо освежающего. Он сообщил мне также, что он послал уже за врачом, который будет лечить меня. Я попросила его глоток вина, и он исполнил мою просьбу. Сам Галлони был бледен как смерть, и никогда еще в моей жизни я не видела более искаженного и измученного лица.

Послышался стук в дверь.

— Это доктор, — шепнул мне Галлони и быстро прибавил: — Отвечай ему только самое необходимое, скажи ему о головных болях и о слабости твоей, он тебе пропишет микстуру, и ты снова поправишься. Но не рассказывай ему, что я часто излечивал тебя от головной боли прикосновением моей руки.

Затем он открыл двери. На пороге появился красивый молодой человек в черном костюме. Его нельзя было назвать красавцем, но лицо его выражало редкую одухотворенность, его стройная фигура была безукоризненна, его большие выразительные глаза обладали зорким и вместе с тем приветливым взглядом.

— Вы врач, сударь? — спросил его Галлони.

— Готовый к услугам, — ответил молодой человек.

— Будьте так любезны, выслушайте мою жену, — продолжал Галлони, подводя незнакомца к дивану, на котором я лежала, — вы, должно быть, знаете, кто мы такие?

— Совершенно верно, сударь, — сказал молодой человек, — я имею честь разговаривать с маэстро Цезаре Галлони, а дама, лежащая на диване, — известная всему миру певица Аделина Галлони.

— Ах, быть может, вы посетили вчера наш концерт? — пытливо спросил Галлони.

— Да, я был свидетелем триумфа синьоры Галлони, — ответил молодой врач, — но, к сожалению, и свидетелем внезапного расстройства нервов, жертвой которого стала синьора.

— Ну, в таком случае вы уже знаете в чем дело, — сказал Галлони, — будьте добры послушайте пульс у моей супруги, чтобы вы могли определить, каким образом ее постигло это расстройство нервов, потому что я не могу объяснить его себе. Моя жена была совершенно здорова, когда я ввел ее в концертную залу. Но, впрочем, вы были свидетелем всего происшедшего и вы знаете в чем дело.

— Разумеется, сударь, — ответил доктор со странным выражением, — я знаю в чем дело.

Затем молодой врач подошел ко мне, поцеловал мне руку и сказал:

— Хотите ли вы, синьора, быть настолько любезной и вполне довериться мне? Я употреблю все мое искусство, чтобы излечить вас, синьора. Вене не придется надолго быть лишенной наслаждения слушать такую прекрасную певицу.

— Как это случилось, господин доктор, что вам дали знать? — спросил подозрительно Галлони. — Вы, может быть, живете здесь поблизости?

— Нет, — ответил врач, — я еще сидел в зале отеля с несколькими друзьями за бутылкой вина, когда какой-то служащий принес хозяину отеля весть о том, что вам нужен врач. Тогда хозяин обратился ко мне с просьбой навестить больную синьору.

— Будьте добры, позвольте мне послушать ваш пульс.

Последние слова были обращены ко мне, и я протянула доктору свою руку.

Он считал удары пульса и при этом упорно смотрел на меня, и меня охватило какое-то странное чувство, почти такое же, какое овладевало мной, когда на меня смотрел Галлони.

— Я хотел бы выписать синьоре маленький рецепт, — заметил врач, — но, к сожалению, у меня нет с собой записной книжки. Могу ли я попросить вас дать мне бумагу, перо и чернила?

— Вам сейчас принесут желаемое, — ответил Галлони.

Он приблизился к звонку и дернул шнурок. Быть может, все уже спали в отеле или же звонок был поврежден, но никто не являлся, чтобы спросить Галлони о его желании.

— Здесь черт знает что делается в этой гостинице! — злобно воскликнул итальянец. — Никто не является, и мне придется самому спуститься в гостиную, чтобы принести перо и бумагу.

— Будьте настолько любезны, — обратился к Галлони молодой врач, — я считаю необходимым прописать рецепт.

Я видела по лицу Галлони, что ему неприятно оставлять меня вдвоем с незнакомым доктором. Он быстрым пытливым взглядом окинул нас обоих и бросился к дверям.

Как только мы остались вдвоем, лицо доктора мгновенно изменилось. Спокойствие и простота, которые оно еще только что выражало, исчезли, и вместо них появилось лихорадочное волнение.

— Синьора, — шептал он, схватив мою руку, — я заклинаю вас вашим собственным счастьем и вашим благополучием, ответьте мне на мои вопросы. Это не случайность, что я только что удалил из комнаты вашего провожатого, как и не случайность, что я именно тот врач, который находился поблизости, когда вам понадобилась врачебная помощь. Вчера, когда я стал свидетелем происшествия в концертной зале, я поклялся себе приблизиться к вам, чтобы помочь вам, спасти вас, если это нужно.

Я не могла произнести ни слова. Изумление и страх делали меня немой. Кто этот странный человек, который, хотя совершенно чужой мне, знал о том, что мне нужна помощь, спасение?

— Синьора, — снова начал молодой врач, — мы можем совершенно спокойно разговаривать друг с другом, потому что я позаботился о том, чтобы вашего супруга задержали под каким-либо предлогом в гостиной отеля. Это я собственной рукой перерезал проволоку звонка, одним словом, сделал все приготовления к тому, чтобы мы могли спокойно провести следующие пять минут. Теперь отвечайте мне: ваш провожатый — супруг ваш?

— Нет, сударь, Цезаре Галлони никогда не был моим мужем, и я никогда не принадлежала ему.

— Значит, вы не любите его? Правду, синьора, правду, я заклинаю вас.