Эдуард Володарский - Свой среди чужих, чужой среди своих

— Э-эй, пацан... — сиплым голосом позвал Шилов. — Деревня близко?

— Бежим, — прошептал Митька и попятился.

— Не бойся. — Шилов снова попытался улыбнуться.

Он был похож на больного малярией — горячечный, бессмысленный взгляд, плечи и руки, вздрагивающие от озноба, покрасневшие от бессонницы глаза.

Мальчишки бежали сломя голову. Лес кончился, стала видна петляющая дорога, выкорчеванное поле с обугленными, причудливой формы пнями. За полем показалась деревня.

Пацаны едва переводили дух. Земляника почти вся высыпалась из лукошек.

Никодимов распекал бойца — красивого, молодого парня.

— Красная Армия есть гордость всего рабочего класса и трудового крестьянства, а ты что творишь, голубь мой ясный? — Никодимов шевелил седыми усами и сердито смотрел на красноармейца.

Тот молчал, опустив свою чубатую голову.

— Девок по деревне обижаешь? — выдержав многозначительную паузу, снова заговорил Никодимов. — За это, милок, революционный пролетариат и все возмущенное крестьянство по головке не погладят! Правильно я говорю?

— Правильно... — покорно соглашался боец.

— Хорошо, ко мне с жалобой пришли, а если Кунгуров узнает? Это ж чистой воды трибунал!

— Не выдайте, товарищ Никодимов. — В голосе красноармейца послышались слезы. — Век помнить буду...

— Ну, гляди... И чтоб слухать меня беспрекословно! Что прикажу, то делать. Иначе... — Было видно, что распекать бойца Никодимову в удовольствие, и он только что вошел во вкус.

Но тут дверь отворилась, и в избу заглянул часовой, проговорил виновато:

— Тут к вам два огольца рвутся.

А мимо него уже прошмыгнули двое мальчишек, заговорили разом, проглатывая окончания слов.

— Дяденька командир, там, в лесу, у самой деревни, двое бандитов спят! — выпалили мальчишки одним духом.

Затем один сказал:

— У них мешок черный.

— Не мешок, а сумка, — поправил его другой. — С такой сумкой надысь доктор в деревню приезжал!

— Баул, — прошептал Никодимов и вдруг вскочил. Глаза, которые раньше смотрели на людей с участием и немного придурковато, вдруг сделались холодными и твердыми. И выражение лица мгновенно преобразилось, стало собранным и жестким.

— Где они? — властно спросил он.

— Там, за полем.

— А ну, за мной! Быстро! — приказал Никодимов.

Он бросился из дома, миновал палисадник, и первое, что увидел, выбежав на дорогу, — была машина, в которой ехали Сарычев и представитель из Москвы. И Сарычев увидел Никодимова, даже привстал со своего сиденья.

Никодимов секунду смотрел на приближающийся автомобиль и, поняв все, метнулся к конюшне. Мальчишки побежали за ним.

— Стой! — крикнул Сарычев, хватаясь за кобуру револьвера.

У коновязи стояли две оседланные лошади. Никодимов с маху прыгнул в седло, рванул повод, всадил каблуки в лошадиные бока. Лошадь с места взяла в карьер. В седле Никодимов держался как опытный кавалерист.

Представитель из Москвы выскочил из машины, хотел было загородить всаднику дорогу, но тут же отпрянул в сторону. Лошадь стремительно промчалась мимо.

Медленно, неуклюже разворачивалась машина. Часовой, стоявший у крыльца, не понимая, что происходит, оторопело хлопал глазами.

Сарычев выстрелил из нагана в коня.

Забелин, наконец развернув машину, погнал ее по деревенской улице за околицу.

Ударил еще выстрел. У лошади на полном скаку подломились передние ноги, и она грохнулась на дорогу. Никодимов вылетел из седла, поднялся и, тяжело прихрамывая, побежал через поле к лесу.

На выстрелы со всех сторон бежали красноармейцы. Мелькнула фигура Кунгурова.

Сарычев выпрыгнул из машины и бросился наперерез Никодимову.

Тот, чувствуя, что с больной ногой далеко не уйти, обернулся, выдернул из деревянной кобуры маузер. Оружие он держал в левой руке. Но выстрелить не успел: его опередил Сарычев. Загремели два выстрела. Никодимов согнулся, выронил маузер. Морщась, он сел на землю, прижимая к груди раненую руку.

С трудом передвигая ноги, к нему шел Сарычев. Он тяжело дышал, в груди хрипело и булькало. Никодимов поднял голову, виновато улыбнулся.

— Ты чего, товарищ Сарычев? — спросил Никодимов. — Так ведь и убить можно...

Сарычев не ответил, подобрал маузер и сунул его за пояс.

Подъехала машина, и секретарь губкома тяжело привалился к переднему крылу. Никодимов попытался встать.

— Сидеть! — глухо приказал Сарычев.

Подбежал Кунгуров, спросил испуганно:

— В чем дело?

— Это он! — коротко ответил Сарычев, кивнув на сидящего на земле Никодимова. Секретарь губкома все еще не мог отдышаться.

Их окружили красноармейцы, любопытные бабы с детьми. Слышались отдельные вопросы:

— Что случилось-то? Товарищи...

— Кто стрелял?

— Братцы, Никодимова ранили!

Сарычев поднял руку, закричал изо всех сил:

— Тихо-о-о! — и замолчал, чтобы успокоить сердце. Ропот толпы стих.

— Для тех, кто меня не знает, я секретарь губкома Сарычев! — Он показал наганом на Никодимова: — А это проникший в чека вра-аг! Тут его голос сорвался, и он начал судорожно, взахлеб кашлять.

Красноармейцы недоверчиво загудели. Никодимов быстро оглядел окружавшую их толпу, вдруг поднялся, зажимая раненую руку, закричал:

— Тихо, товарищи! — Потом повернулся к Сарычеву: — Василий Антонович, что ты говоришь-то? Окстись! — Он осуждающе покачал головой. — Ты что, первый день меня знаешь? Разве народ меня не знает? — Никодимов обвел глазами толпу, снова уперся глазами в Сарычева, сказал примирительно: — Ладно, я не в обиде. Разберемся! Рабочий Никодимов на товарищей не обижается.

Сарычев перестал кашлять, перевел дух и жестко сказал:

— Рабочий Никодимов убит полтора года назад по дороге из Омска к нам. — Он достал из кармана листок, помахал им в воздухе. — Вот сообщение из Омского губкома.

Толпа притихла.

— Товарищ Сарычев, дорогой! — Никодимов сделал два шага к секретарю. — Да вы на меня посмотрите... Это ж наговоры! Товарищи! — повернулся он к окружавшим их бойцам. — Вы меня знаете?

— Знаем! — громко закричали из толпы несколько голосов.

Никодимов вновь посмотрел на Сарычева.

— Ошибка откроется, вам же стыдно будет, что старого рабочего опозорить хотели! — Он говорил так искренне, что толпа вновь угрожающе загудела.

— Тихо-о! — приказал Кунгуров.

— Долго, наверное, мы не смогли бы разобраться, кто вы такой, если бы не коммунист Егор Шилов, которого вы оклеветали в глазах товарищей по партии.

— Да вы не в себе, товарищ Сарычев. — Никодимов изумленно хлопал глазами.

— Шилов бежал из тюрьмы и заставил вашего связного Ванюкина прийти с повинной в чека. За это вы убили в камере Ванюкина! Чтобы замести следы, вы решили подставить под подозрение Кунгурова! — Сарычев с шумом выдохнул воздух, снова закашлялся.