Александр Бруссуев - Полярник

Мысль такая пришла в голову, когда мы с Андреем прыгнули в сторону умиравшего дизель — генератора. Ту минуту морю мы не подарили. Вместе с пробудившейся тревожной сигнализацией вновь загорелся свет — запустился аварийный движок. Но для нас этого было мало. Нам было необходимо, чтоб работал винт и руль. Реанимация занемогшего механизма прошла настолько быстро, что потом мы сами себе удивлялись, будто всю жизнь только этим и занимались. Главный двигатель не успел полностью встать, как начал снова набирать обороты.

— Ты тоже немного зеленоват! — сказал я Андрюхе, и мы засмеялись.

Это был пик урагана. Ди-Ди потом рассказывал, что волны были такие, что с рубки приходилось задирать голову, чтоб увидеть их гребни. Когда нас начало заворачивать бортом к волне, мастер не выдержал и бросился к станции УКВ.

— Судно «Рейкьявик-Фосс» терпит бедствие в районе с координатами, — он назвал наше положение. — Просим помощи всем, кто слышит.

Старпом, борющийся с рулем, очень удивился, когда капитан заголосил о хелпе. Еще более удивительно ему стало, когда почти сразу же раздался ответ:

— Что же ты, мудак, полез в ураган? Согласовывай с компанией цену за услугу!

То ли так поглумился какой-нибудь хулиган скуки ради, то ли, действительно, канадский костгард — мы не узнаем никогда, потому что дальше судно начало вновь управляться, мастер бросил трубу УКВ и заголосил:

— Во имя господа нашего, спаси и сохрани. О, Боже мой!

Как ни странно, больше ничего смертельно опасного не произошло. Море еще почти двое суток бесновалось, но мы уверовались, что не погибнем. В каюту к себе я даже не заглядывал: там что-то скрипело, перекатывалось и отваливалось. С мостика открывалась жуткая картина: волны были, как горы, ветер срывал с них пену.

Нас унесло куда-то за Ньюфаундленд, почти опять же к Гренландии. Мы втроем, черные от грязи и усталости, постоянно мыли эти чертовы топливные фильтры. Каждый час кто-нибудь уходил в ЦПУ, где на это время терял сознание. Больше спать не получалось никому. Ответственность за дело, тело и душу не разрешала расслабляться.

Да и это часовое забытье с большой натяжкой можно было назвать отдыхом. Маленький диванчик, куда падало усталое тело, воспринимал все хаотичные движения судна. И хотя мы прикрепляли себя в горизонтальном положении всякими ремнями, распорками из старых курток, закрученных в узел, но все равно — удачный удар волны — и летишь на палубу или головой в переборку. Но, тем не менее, отключались. Во всяком случае, час поглощался какой-то мутью, выплывающей со дна сознания. И то — хорошо, хоть какая-то психологическая разгрузка.

Мне, как самому уставшему, предоставили право быть первым. Сколько раз я слетал со своего гнезда — статистика умалчивает. Зато в остальное время от души развлек себя восстающими из моря плавниками. Я видел ужасные костяные гребни, режущие вокруг меня водную гладь, серпы касаток, нарезающие круги со мной в эпицентре, и самые страшные — те, что возникли однажды около нашей утлой лодки в Малайзии.

Вернулся я к парням не в лучшем состоянии, но сам прекрасно понимал, что отдых необходим, пусть даже в таком извращенном окружающей обстановкой качестве. Потом, позднее, плавники исчезли. Зато появилось то подлое ощущение автомобиля в заносе.

Машина внезапно на небольшой скорости перестает слушаться руля и катит сама по себе, куда ей заблагорассудится: в одинокий столб, в группу деревьев, на автобусную остановку. За те пару — тройку секунд, что отпущены тебе до ударного стопа, ты успеваешь давить на газ, чтоб передний привод машины вытащил тебя куда-нибудь в безопасность (например, в другую машину). Но куда там! Ты же не гонщик, не обучался экстремальному вождению! Удар — и посыпалось стекло. Гибэдэдэшники только разводят руками — дороги у нас такие. По четыре аварии в день. Сначала едут на «мясо», потом на «железо». Это в городе с десятью тысячами населением. Зимой, когда дороги принципиально не убираются. Спасибо тебе, чиновничья братва за заботу!

Да, вспомнится же такое, когда ничего вспоминать вообще не хочешь. Отключить бы голову, чтоб не думала, но не получается.

Самое большое желание — это покой. Заниматься по хозяйству на берегу реки Мегрега, топить баню, смотреть вечерами на огонь в камине, хлопнуть на сон грядущий пару стопок неотравленной водки, видеть всегда жену и детей. Да это не просто покой — это счастье!

А счастье нужно заслужить! Поэтому-то я и лежу сейчас на замызганном диване, пытаясь восстановить минимальную работоспособность. Я не просто лежу, а плачу за прошлое и будущее счастье. И только одна правильная мысль должна быть у меня в голове: дембель неизбежен! От всего остального надо отрешиться.

Шторм успокоился в одночасье. Бац — будто его и не было. Только статичные чучела чаек висят в воздухе, да зеленеющие, как поплавки, айсберги. Море — как зеркало. С опозданием на четверо суток мы добрались-таки до Бостона.

В каюту я зашел, слегка отоспавшись в ЦПУ, после того, как отправил парней мыться и отдыхать. Типа, вахту стоял.

Надежды мои оправдались, можно сказать, полностью. Подволок обрушился и висел на манер взорванного партизанами железнодорожного моста. Шумоизоляция, подозрительно смахивающая на заурядную стекловату, вырвалась на волю и частично кокетливо выглядывала из разлома. А частично, в веселое время качки прикинулась снегом, поэтому покрывала ровным слоем все предметы, доступные взору. Стулья в безумной драке переломали, нахрен, почти все свои ноги, поэтому были годны, разве что, растапливать буржуазные камины поздней осенью семнадцатого года. Телевизор, впрочем, изначально неработающий, вырвал ремни крепления и грудью прыгнул на поверженный шкаф и так застрял. В его кинескопе теперь навеки останется боевой шрам, пробитый стенкой злополучного шкафа.

В туалете, иначе говоря, в гальюне, тоже было нехорошо. Всю палубу устилали непонятные осколки, имеющие общее свойство. А именно, произошли они из чего-то фаянсового. Раковина сохранила привязанность к своему штатному месту. Унитаз заботливо укрывало большое банное полотенце, в мирное время висевшее над электрическим обогревателем на постоянной просушке. Я, как факир, сдернул эту накидку, предоставив на обозрение замершим зрителям острые зубья, сверкавшие в хищном оскале. Хороший фокус. Раньше это было уютным седалищем, на котором можно было со всеми удобствами почитать замечательные морские романы Бруссуева А. М. Проверить, кроется ли здесь подвох, можно было своим задом. Я доверился своим глазам и от экспериментов воздержался.

В довершении картины побоища не хватало лишь запаха разлитого пива. Но я уже имел некоторый опыт, как хранить пиво в стеклянной таре в условиях нестабильности. Помнится, меня очень удивило, как несколько недель назад, в общем-то, совсем заурядном шторме, бутылки вылетали из ящика, как снаряды из гаубицы, и взрывались прямо в воздухе, не успев удариться о палубу.