Александр Бруссуев - Полярник

Теперь остатки моих пивных резервов покоились, взбалтываясь, в камбузном холодильнике. А личные вещи вместе с драгоценным лэптопом были надежно зафиксированы в небольшом ящике под кроватью.

Капитан вновь ходил героем, рассказывая лоцманам, агентам, костгарду и прочей шелупени, какой он герой. То, что мы потеряли двое суток, бессмысленно сжигая топливо, затопили весь нос судна, прекратив тем самым функционирование аварийного пожарного насоса и подруливающего устройства — это никому не рассказывалось.

Мастер собрал весь экипаж в салоне и торжественно сказал:

— Многие сомневались, сможем ли мы одолеть этот ураган. Однажды, даже меня посетила тень сомнения. Но теперь, когда все уже позади, я могу сказать: мы сделали это!

Урки подобострастно захлопали в ладоши, старпом поднялся с места:

— Капитан! Пойду я, пожалуй! Надо произвести кое-какие расчеты по балласту. Грузовые операции-то продолжаются.

И, не дожидаясь ответа, двинул на выход.

— Облобызайте его в обе щеки за меня, что он такой герой, — бросил он нам на ходу. — Медаль ему выдайте «Инвалид озоновой дыры Новой Зеландии».

Мастер откашлялся, было, и собрался продолжать. Но в это время в машине сработал аларм. Наш урка дернулся вниз, но Андрюха его опередил.

— Я проверю.

И кивнул мне:

— А от меня дай ему знак «Отличника подводного флота».

Капитан для приличия поулыбался, ни черта не поняв в русской речи. Урки боялись дышать, замерев на своих местах.

— Итак, дорогие мои друзья, продолжим. Позвольте мне от имени компании поблагодарить Вас за мужество и профессионализм, проявленные во время этого урагана. Я всегда знал, что на филиппинских моряков можно положиться!

Урки зааплодировали, улыбаясь друг другу. Я встал и вышел вон. Свой уход решил не комментировать.

Впрочем, чего уж греха таить, действительно нужно мужество, чтобы проваляться не один десяток часов в кроватях носимого незнамо, где, и незнамо, как, суденышка, прислушиваясь к алармам из машинного отделения. Я не испытывал обиды и разочарования: на благодарность капитана, а, тем более, компании, я не рассчитывал. Вот как бы оставшиеся полтора месяца контракта дожить!

Мы поужинали вечером в непривычном сидячем положении. Большую часть месяца приходится есть стоя, упершись спиной в переборку и расставив ноги шире плеч. Поэтому расслабленные под столом ноги создавали ощущение курорта. Пиво, многократно взбитое, устоялось до вполне приемлемой кондиции: из-под приоткрытой пробки раздавалось только зловещее шипение, но никак не свирепые струи. Вкусовые качества, наверно, изрядно пострадали, но мы не обращали внимания.

Ди-Ди, Андрей и я даже не разговаривали между собой. Каждый жил в своем измерении. А наше судно, наш непотопляемый авианосец «Рейкьявик-Фосс», в своем. Урки, нализавшись халявного пива, проставленного компанией в лице своего полномочного представителя — капитана, уже вовсю голосили песни о любви ко всем и вся, старательно дожидаясь своей очереди к микрофону. Уже побежали гонцы в неведомые прятки за более крепкими напитками, уже заглядывал к нам наш машинный «студент», приглашая на веселье. Но никто из нас, из нашей могучей кучки с места не тронулся. Причем количество полных бутылок с пивом не уменьшалось. На нас напал какой-то ступор.

— Все, так больше продолжаться не может! — наконец сказал старпом. — Надо хоть на час в Бостон сходить. Кто со мной?

Андрей отказался. Разве что попозже, когда соседствующий с судном стриптиз — бар «Король Артур» начнет вспухать от расслабляющихся американцев.

Мы же с Ди-Ди по барам и ресторанам ходить не собирались, поэтому вышли в американский вечер.

До центра ехать нужно было на такси, но это была не проблема. Первая же проходящая мимо машина подобрала нас. Водителем оказался негр, с шеей, закутанной во множество цепей из металла желтого цвета.

— Куда ехать, братья? — осклабился он.

Мы со старпомом посмотрели друг на друга. Вроде пигментации кожи не наблюдалось.

— На «Галерею», брат, — ответил Ди-Ди, а я тихонько засмеялся в окошко. Хорошие у нашего штурмана родственнички: черные, как сволочи.

Старпом насупился и тоже отвернулся.

— Я тоже такой же, как вы, — не унимался таксист, лихо выруливая между огромных луж на асфальте.

Я пожал плечами — бывает. Все мы человеки.

— Я имею ввиду, что я тоже еврей.

Я чуть из машины не вывалился, Ди-Ди возмущенно заерзал на своем месте.

— Мы не евреи, просто белые, — комкая слова, пролепетал он, хотя, наверно, хотел сказать что-то другое, более заковыристое.

— Ладно, как скажешь, брат, — шофер немного порулил. — Просто, в районе Челси живет очень много белых парней. И они в основном — евреи.

— Или ирландцы, — вставил я.

— Или ирландцы, — согласился еврей — негр. — Но больше евреи.

— Мы похожи на евреев? — поинтересовался я.

— А разве я похож на еврея? — осклабился таксист. — Тут все дело в мировоззрении и восприятии Бога. Я теперь стопроцентный еврей, даже в синагогу хожу. И Все такое. Показать вам свой еврейский знак?

Я засомневался, потому что услужливое воображение вмиг нарисовало картину, как негр, не переставая рулить одной рукой, другой просовывает между передних кресел доказательство принадлежности к вечному народу. В несколько обрезанном виде.

— Не надо! — в один голос сказали мы со старпомом.

Но шофер уже открыл бардачок и напялил на голову крошечную шапочку. Потом достал еще одну шляпу, черного цвета, с полями и болтающимися пейсами.

— Это для торжественных случаев, — пояснил он и протянул нам звезду Давида на шнурке. — Вот.

— Хорошо, хорошо, — сказал Ди-Ди, а я подумал, вот бы парни в белых капюшонах повеселились, попадись им такой иудей.

К сети супермаркетов, именуемой «Галерея», мы доехали быстро. Таксист не успел выговориться. Наверно, поэтому он установил цену за проезд в семнадцать долларов. Хотя, обычно мы платили десять — одиннадцать, не более.

— Чего так дорого-то? — возмутился я.

— Да, брат, такие у нас расценки, — невозмутимо ответил он. — Ты на вывеску посмотри. Там написано «Такси еврейского сообщества». А вы же не евреи!

— О, блин, геноцид, — сказал старпом и расплатился.

— У нас в России все таксисты — члены «еврейского сообщества». Таксист — это не профессия, это образ жизни. Достаточно козлиной жизни, потому что все таксисты — козлы, — ворчал я, досадуя, что Ди-Ди отдал деньги. Я думал поторговаться и сбросить три — четыре бакаря.

Такси умчалось, мигнув нам красным поворотником. Никаких особых вывесок на машине я не заметил. Может, просто она располагалась где-нибудь под капотом.

Мы пошли вдоль огромнейшего шопинг — центра, где можно было купить все, что душа пожелает. Очень хищные ноутбуки, к примеру, стоили раза в два с половиной дешевле, нежели в России. Инфляция доллара в Штатах стыдливо замалчивалась, поэтому о ней многие американцы и не догадывались вовсе. Только в Европе и, особенно, у нас к баксам относились в высшей степени презрительно. Наш деревянный рубль менял свое качество: из дерева легких пород он становился более плотным, приближаясь по прочности к красному. Однако, цены на продукты питания, на услуги росли почему-то у нас, не у них.