И Ряпасов - Неведомый город

— Видите ли вы, господа, — сказал доктор, отойдя в сторону на возвышение, — какая сила приводит их в движение?

— Это какое-то perpetuum mobile (вечное движение), — ответил инженер, с трудом отрываясь от созерцания невиданной картины.

— Вы чуть не угадали, любезный Березин, — но «вечного движения» нет и не может быть. Однако, машины, что вы видите — единственные во всем мире. И только я, — с понятной гордостью сказал ученый, — открыл секрет, над которым много веков думают лучшие умы человечества. Что не удалось открыть Эдисону, то удалось открыть и даже привести в действие мне, ученику Фарадэя.

— Вы!., вы ученик Фарадэя, великого «отца электричества»! — вскричал инженер голосом, исходящим из глубины души. — О!., я тогда не удивляюсь виденным чудесам науки, я преклоняюсь перед вашим гением, как преклонился бы перед гением самого Фарадэя…

И инженер действительно был готов упасть на колени перед ученым. А м-р Блом, как Прометей с небесным огнем в руках, стоял недвижно на возвышении среди покорных ему механизмов, и в этот момент, будучи освещен лучами солнца, казался не простым смертным, а сверхчеловеком с лицом титана, способным перевернуть мир.

Читателю, может быть, покажется странным, что одно упоминание имени Фарадэя могло произвести такое влияние на инженера, в обыкновенное время столь хладнокровного и рассудительного и не склонного поддаваться экстазу. Но нужно заметить, что Фарадэй наравне с Эдисоном и Араго был одним из самых замечательных мужей прошлого века. Именно ему, а не кому другому, человечество обязано великими открытиями в области электрохимии. Исследования электромагнетизма и так называемого индуктированного электричества поглотили большую часть жизни Фарадэя. Еще мальчиком он интересовался химией и физикой. Верность этим наукам он сохранил навсегда и из целой плеяды ученых того времени выдвинулся огромными открытиями, давшими человеку новое орудие в борьбе за существование: неизведанную до 1840-х годов новую силу — индуктированное электричество. На пользовании его покоится весь прогресс современной электротехники. Только открытия Фарадэя дали возможность человеку превратить электричество в своего слугу.

Телеграфы, телефоны, электрическая железная дорога, электрическое освещение, передача силы на расстояние — все это сделалось возможным только после открытий Фарадэя, после приложения индуктированных токов, дающих тепло, свет и движущую силу. Обрисовать значение «отца физиков» для своего века довольно легко. До Фарадэя электричество было лишь ученой забавой, после него — сделалось новой, огромной отраслью науки. Фарадой, прожив 77 лет, скончался в 1867 году, сделав в своей жизни больше, чем кто-либо другой.

Фарадой был велик в своих опытах, и видеть его ученика, как это случилось с русскими, для всякого, интересующегося прогрессом техники, значило видеть частицу его самого.

Минутное молчание было прервано голосом размягчившегося м-ра Блома:

— Мой великий учитель дал много заветов: один из них тот, что наука, прежде всего, должна облегчать человечество в его борьбе за существование. Хотя Фарадэй был последователь чистой науки, но я, его ученик, всю жизнь старался применять великие научные открытия на практике, чтобы извлекать из них пользу для людей.

— Итак, вы осуществили здесь одну из великих идей «царя физиков»? — спросил инженер.

— Нет, — ответил ученый, — нет. Эта мысль принадлежит Эдисону. Впрочем, ему принадлежит постольку, поскольку и всему нашему веку. Речь идет об утилизации энергии каменного угля без добычи его из копей. Этим вопросом в последние годы, в особенности после забастовки английских углекопов, занялись многие химики Европы, не подозревая, что я уже блестяще решил задачу и применил свое открытие на практике.

— Так вы пользуетесь для своих машин каменноугольным газом?

— Вы говорите о метане? Каменноугольным газом в Германии и Америке уже живут целые города, фабрики и заводы. Нет, мое открытие гораздо глубже и важнее, чем получение каменноугольного газа. Известно ли вам, что топливо, хотя бы каменный уголь, дает всего 10–15 % той полезной работы, какую оно должно бы давать. Современные технические усовершенствования не в состоянии уловить всего или хотя бы половины настоящего эквивалента работы. Лишь 10–15 % энергии идет на действительную работу, а 85–90 % пропадают, бесследно распыляются в воздухе, превращаются в то, что профессор Ауэрбах зовет рассеянием энергии.

— Начинаю что-то припоминать, — сказал внимательно слушавший инженер. — Вы предвосхитили идею Рамзая, предполагавшего, как пишут газеты, утилизировать каменный уголь сжиганием в пластах и собирать газ в огромные центральные коллекторы, через что он думает получить 30 % энергии. Да, это произведет колоссальный переворот в промышленности.

— Вы подошли близко к разрешению вопроса, мистер Березин, но не разрешили его. Это удалось мне и, клянусь Всевышним, только я один знаю истинный секрет утилизации каменного угля. Надеюсь, он умрет со мной, так как я вовсе не настолько жесток, чтобы через свое открытие подвергать моих братьев, английских углекопов, голодной смерти от безработицы. Нет, я не сделаю этого! — громовым голосом заключил старый изобретатель. — Эти механизмы питаются скрытой теплотой каменного угля из огромного пласта, лежащего под нами. Подобно тому, как электрический ток передается по проволоке, так и девяносто процентов энергии каменного угля течет к моей станции по проводам, находящимся в толще каменноугольных рождений. Здесь, — указал он торжественно на машины, — вы видите станцию, дающую столько энергии, которой вполне достаточно для приведения в движение всех промышленных городов Англии.

— Как! — вскричали инженер и доктор вместе, проявляя все признаки глубокого изумления: — даже девяносто процентов?! Вы решили задачу, неразрешимую для лучших химиков нашего времени! Такое открытие граничит с чудом!

— Воочию убеждайтесь, господа, — сказал старец, делая жест в сторону механизмов.

А машины, как огромное разбуженное чудовище, по-прежнему бесстрастно двигались, мелькая своими блестящими частями, словно панцирем. Колесо без обода вращалось с изумительной быстротой, рычаги продолжали выбрасываться и сокращаться.

— Нам пора идти, — заметил м-р Блом.

Наверх поднялись в обратном порядке. Стена сомкнулась и огромнейшая из мировых станций, силовая станция английского ученого была опять скрыта от всех нескромных взоров.