Владимир Маталасов - Тайна Вселенской Реликвии

За истекший месяц уже было исписано по тридцать листов бумаги с каждой стороны. Но результаты были неутешительными: на каждую серию опытов приходилось в среднем по четыре-пять угадываний, не больше.

– Что дальше-то будем делать? – Кузя с расстроенным видом посмотрел на товарища.

– Давай на этом уроке попробуем ещё раз, – почесав затылок, в глубоком раздумье предложил Саня.

Во время урока, который вёл директор школы Ремез Степан Павлович, учитель истории и географии, со стороны друзей доносились какие-то приглушённые, мерные постукивания и лёгкое движение.

– Остапенко, Малышев! – обратился к ним после звонка директор, внимательно наблюдавший во время занятий за таинственным ритуалом друзей. – Это чем же вы занимались на протяжении всего урока?

– А это Кузька Саньке морзянку отстукивал, – подал с задней парты свой неприятный, бархатный голос Гришка, ревниво бросавший взгляды в сторону Митьки с Кларой, и приметивший в поле своего зрения непонятные ему действия двух соклассников.

– Зайдите-ка ко мне оба в кабинет, после занятий, – сказал директор, пропустив мимо ушей реплику Шишкина, – вместе с вашими записями, – добавил он.

Гришка ликовал, потирая руки…

– Можно? – Переступив порог директорского кабинета, друзья в нерешительности остановились.

– Проходите и садитесь

Степан Павлович сидел за письменным столом и сосредоточенно что-то писал. Зеленоватый свет настольной лампы, освещая письменный стол, падал своим краем на строгое, но доброе лицо, украшенное пушистыми, украинскими усами, слегка красиво завёрнутыми своими концами книзу.

– Спасибо, мы постоим!

– Да нет уж, присаживайтесь!.. Ещё успеете настояться, – не отрываясь от бумаг и не глядя указывая на свободные стулья, произнёс он тягучим, с мягким украинским акцентом голосом…

– Ну, а теперь, выкладывайте и показывайте, что там у вас. – Закончив писать, он оторвался от своих записей и теперь вопросительно смотрел на ребят поверх своих очков.

Те неуверенно, довольно таки неуклюже, полезли в свои карманы и передали их содержимое директору.

– А-а, карты Зенера! – Степан Павлович перебирал в руках колоду карт и смотрел на разрисованные листы. – Ну и как, получается что-нибудь?

Друзья в изумлении переглянулись.

– А вы не удивляйтесь, – сказал он, смеясь своими красивыми, чёрными глазами. – Когда-то и я в свою бытность увлекался работами профессора Василькова. Очень занимательно. Ну и что же у вас тут получается? А ну, а ну! – Он со знанием дела погрузился в расшифровку записей.

– Да-а. Неважнецкие, оказывается, дела, – промолвил Степан Павлович, ознакомившись с результатами опытов и выслушав сбивчивые откровения друзей. – Но руки опускать не следует. Может здесь необходимы какие-то особые условия проведения опытов? Подумайте хорошенько, непременно должно получиться… И вот ещё что, – продолжил он после некоторого раздумья, но уже со строгой требовательностью в голосе. – Чтобы уроки не мешали вашим опытам, убедительно прошу проводить их вне школьных стен, и то, только после того, как будут приготовлены домашние задания. А теперь – ступайте. Ни пуха вам, ни пера!

После того, как друзья, окрылённые моральной поддержкой директора, выскочили из учительской, Кузя три раза боднул лбом стенку и тихо вымолвил:

– К чёрту!

– Да, хлопцы, – донёсся из-за дверей директорский голос, и две головы тут же вновь просунулись в них. – Чуть было не забыл: на днях в наш город приезжает с гастролями мой давний друг и соклассник, Кандаков Борис Николаевич, между прочим – мировой гипнотизёр. Хотите познакомлю?

– Хоти-им! – Дружное радостное восклицание эхом отозвалось в стенах пустынного, школьного коридора.

На следующий день, в субботу, с самого утра к Кузе подошёл Саня.

– Кажется одна идея есть, – шёпотом произнёс он. – Приходи сегодня вечером после занятий. Придёшь?..

5. Наука требует жертв!

В этот вечер в одном из окон квартиры семьи Остапенко долго не гас свет. Две фигуры, низко склонившиеся над столом, освещённым неярким голубым светом электрической лампы, установленной внутри большого, старинного, дедовского абажура, неторопливо вели свои научные споры и беседы. Если бы кто из посторонних, со стороны, глянул на этих ребят, то сразу смог бы определить и оценить не только их внешние данные, но и характер их натур.

Кузьма, маленького роста – что, по-видимому, соответствовало его фамилии, – тщедушный малый с шикарной копной ярко-рыжих волос, покоящихся на голове, имел весьма непримечательное лицо, за исключением больших, серых, близоруких глаз, упрятанных под толстыми стёклами очков в роговой оправе. Он был экспансивен, с взрывным, эмоциональным характером, резок в своих суждениях, быстро воспламенялся, но так же быстро и остывал. В его голове всегда роилось множество всяких идей и догадок, «аккумулятором» которых он по сути дела и являлся. Теоретическая и практическая разработки его идей целиком и полностью, всем своим грузом, ложились на Санины плечи, хотя и у него самого своих идей было хоть пруд пруди.

Саня казался полной противоположностью своему другу. На вид спокойный и рассудительный, он всегда, как мог, умел отстаивать свою точку зрения. Не особо-то требовательный к себе и друзьям, он, по обыкновению, всегда прощал им их маленькие слабости, был очень доверчив, о чём иной раз горько сожалел. Однако, в душе, это была, как и Кузя, эмоциональная, мятущаяся натура, но только обладающая способностью прятать эти качества под оболочкой безмятежного спокойствия.

Среднего роста, со строгими, правильными чертами и овалом бледно-смуглого лица с продолговатым разрезом зелёных глаз, прикрытых длинными ресницами и обрамлённых густыми, чёрными бровями, сходящимися у самой переносицы, в своей, изумительной красоты, украинской «вышиванке», он являл собой типичное дитя далёких Карпатских гор…

– Послушай, Кузя! Что для нас сейчас самое главное?

– Что?

– Ну ты даёшь! Что, да что! Что мы должны в первую очередь предпринять?

– Откуда мне знать? – Кузя никак не мог взять в толк, чего от него добивается Саня. – Сам придумал, сам и отвечай.

– Ну, ладно! – Остапенко ближе придвинулся к столу. – Опыты с картами Зенера – это всё статистика из области теоретической фантастики. Поэтому нам с тобою в первую очередь надо что? – Он уставился на Малышева, открывшего рот и ничегошеньки не понимавшего, а затем продолжал:

– Нам необходимо установить сам факт, повторяю – факт, существования в природе телепатического явления. Или оно есть, или его нет! Третьего не дано. – Саня патетически возвёл свой взгляд в область потолка. – Для этого требуется провести один, всего лишь один эксперимент, но такой, который бы исключал на все сто процентов всякие случайности – совпадения, подсказки, ошибки, и прочее. Следовательно, нужно выработать все необходимые для этого условия.